Алексей Федотов - Сломанный мир Страница 3

— Молодец, мальчик, — одобрительно кивнул Свинчутка. – А как быть с докторами и кандидатами?

— Им нужно платить столько, чтобы они скорее стыдились своей степени, чем гордились ей.

— А не развалится все в стране через какое‑то время от того, что образование будет для элиты, определяемой далеко не талантами или интеллектуальными способностями?

— А не пофиг?

— Что же, Орест Анемподистович, — улыбнулся старик, — думаю, что вы прошли предварительное собеседование. Как вы знаете, у нас в регионе все вузы будут объединяться в федеральный университет. Вы будете одним из кандидатов на пост ректора.

— Да ну, это какая‑то чмошная должность…

— Не скажите, юноша, — усмехнулся Свинчутка. – Мы сделаем‑таки вас еще и председателем регионального отделения какой‑нибудь политической партии, не будем ее пока называть, изберем в областное законодательное собрание, где вы возглавите комитет по науке, образованию и инвестициям. Так лучше?

— Конечно. Мне про инвестиции особенно понравилось. А чего это вы мне выкаете? Я на пятидесятипроцентное снижение доходов из‑за какого‑то поганого уважения не согласен!

— Я же говорил, что ты нам подходишь, — беззвучно засмеялся Борух Никанорович. – Для начала сделаем тебя доктором наук и профессором, — и он рассказал ему про дипломы то же, что до этого говорил губернатору.

— А можно еще моей бабе такие дипломы сделать? – загорелись глаза у Мухина, который любил все, сразу и на халяву. – Она нам тоже может пригодиться, у нее уже и опыт разрушения образования есть, правда пока только дошкольного, среднего и среднего профессионального, но, думаю, что и высшая школа ей будет по плечу…

— Таки нет, — покачал головой Свинчутка. – Я знаю, про кого ты говоришь. Это обычная ведьма невысокого уровня, вряд ли мы сможем ее масштабно использовать. Хотя… впрочем, весь свой вред она вполне может сделать и без степени и звания, в отличие от тебя.

— Но я слышал, что в министерстве долго все документы проходят, — обеспокоенно сказал Мухин.

— И что же ты конкретно слышал?

— Что все аттестационные дела там валяются в кучах, половину из них не регистрируют, что вопрос присвоения ученых званий происходит по принципу: понравилось дело клерку, который его читает или нет.

— Таки хотелось бы, чтобы так оно и было, но думаю, что ты все же слишком радужно на все это смотришь. Нам еще предстоит поработать, чтобы все было именно так. Но с твоим конкретным делом проволочек не будет, это я тебе обещаю. И вот еще что. Я, правда, сам в нем не состою, но у нас есть своего рода клуб, в который должен вступить каждый, кто хочет занимать особое положение. Ты можешь вступить в него, но у меня есть более интересное предложение: я готов сделать тебя своим учеником.

— А что мне это даст?

— О, очень многое: ты не просто будешь тем, что написано на табличке на двери моего кабинета, но и будешь этим гордиться!

— Как‑то не очень заманчиво, — поежился Мухин. — Это что: шутка?

— Какие могут быть шутки в таких серьезных вещах. Ты должен смотреть правде в глаза: ты уже этим являешься и будешь всегда являться, для тебя пути назад нет. Но ты пока этого стесняешься, и это отравляет тебе жизнь. Я же научу тебя гордиться этим!

— А можно потом дать ответ?

— Подумай, но второй раз такое не предлагают! — важно заявил Свинчутка. – Решено: ты еще и кандидат в мои ученики. Должен же я готовить себе смену. А сейчас аудиенция окончена. Поезжай в свой городок, и все хорошенько обдумай.

Супергерой своего рода

… Борух Никанорович закрыл дверь за мэром Мухославска, сел на кресло и закрыл глаза. В очередной раз в его памяти встали картины необычайных событий, происшедших с ним.

Свинчутка вспомнил, какие боли ему пришлось перенести из‑за рака прямой кишки, появившегося из‑за того, что он использовал доллары вместо туалетной бумаги, как осуждал его за это сэр Джеймс, и как он потом злорадствовал, когда была диагностирована онкология.

— Нельзя смеяться над нашими ценностями! — торжествующе кричал лорд умирающему от боли.

А у Боруха Никаноровича не было ценностей – ни положительных, ни отрицательных. В страданиях он не видел смысла. В какой‑то момент изнуряющая боль прекратилась. Профессор с удивлением увидел со стороны свое мертвое тело, и темного духа рядом с собой.

— Ну, что, Борух Никанорович, — сказал ему дух, — вы можете сейчас пойти со мной на место вечного мучения, а можете отложить этот поход, и помучить пока других людей. Что вы выбираете?

— Вы это всем предлагаете? – поинтересовался Свинчутка.

— Нет, очень редко. Мы можем материализовать ваш дух, чтобы вы еще какое‑то время продолжили свою работу на земле.

— А как я буду выглядеть?

— Так же, как и раньше. Но при этом вы будете неуязвимы.

— А как произойдет материализация?

— Дело в том, что для материализации духа нужна наиболее соответствующая ему консистенция. Вас в гробу положат в склеп, под ним прорвет канализацию, источники из которой разорвут в клочья ваш гроб, растворят ваше тело, как сахар в чае, чтобы сделать его уже обновленным, состоящим из… ну, вы сами догадались?

— Как это возможно?

— Это очень сложный научный опыт, доступный разуму, намного превосходящему человеческий, как вы понимаете. Зачем вам детали?

— Но, наверное, вонь будет сильная? А вдруг я из‑за этого не смогу работать?

— Вонь будет от ваших поступков, но не физическая.

— И что я должен буду делать?

— Точно то же самое, что и раньше. Единственное – вы должны будете представляться тем, из чего будете состоять – это обязательное условие.

— Не будет ли это мешать работе?

— Как ни странно – нет.

— И как долго я буду в этом качестве?

— Мы хоть навсегда бы оставили… Но есть другие Силы… — голос духа стал недовольным, — ну, вы понимаете, какие.

— Интересное предложение, — кивнул Борух Никанорович и согласился.

А дальше все произошло так, как обещал ему демон. Сэр Джеймс, заглянувший через некоторое время в склеп, подумал, что Свинчутку унесло в канализацию. Как же он удивился, когда тот через некоторое время зашел к нему в кабинет сквозь стену, и дал ряд указаний, что говорить о нем!

… И вот уже годы прошли, как бывший профессор находился в таком качестве. Иногда ему казалось, что лучше бы у него был опять рак, но прежнее тело. Он получил очень большую власть над многими людьми, но намек даже на самую гнусную и ничтожную радость или удовольствие навсегда ушли из его жизни.

Крупный провал Свинчутки

Борух Никанорович, как частенько это бывало вечерами, ужинал с губернатором. Еда не доставляла ему удовольствия: стоило ей попасть ему в рот, как она превращалась в ту же консистенцию, из которой он состоял сам. Однако некоторое подобие удовольствия, Свинчутке доставляло ощущение того, что нечто похожее испытывает и его сотрапезник, которому передавалась часть энергетики супергероя.

— Так что, Борух Никанорович, понравился вам Орест? – с отвращением пережевывая еду, спросил губернатор.

— Таки понравился! Думаю, что он восполнит мою боль от тех потерь, которые на днях выпали на мою долю.

— Это вы о чем?

— О Министерстве обороны, о чем же еще… Сколько туда удалось внедрить моих учеников, некоторые из них были уже посвященные, готовые принять такую же сущность, как у меня…

— Какую сущность?

— Ах, да, я оговорился… Что не скажет расстроенный старик? Ведь сколько всего они сумели сделать: я не говорю о банальном разворовывании, это мелко. Но они смогли унизить военных, внушить многим, что экономисты – это лучшие командиры, чем боевые генералы и офицеры, что генералами могут командовать наманикюренные бабы, начали разрушать сеть учебных заведений Министерства обороны… И на тебе: новым министром назначили генерала! И все мои труды по воспитанию этого коллектива – пропали!

— Почему же так произошло?

— Потому что Президент России не такой, как я и мои ученики. Совсем не такой…

— А почему же у вас тогда хоть что‑то получается?

— Потому что вокруг него много моих учеников, которые готовятся принять такую же сущность, как у меня, а многие, наверное, уже и приняли! Ведь я то же не все знаю! – повеселев, сказал Свинчутка.

— Какую сущность?

— А, неважно! – махнул рукой Борух Никанорович. – Давайте лучше выпьем!

И они выпили водку со вкусом той сущности, о которой говорил супергерой: сам он с подобием улыбки, а губернатор – сморщившись от отвращения, но не смея отказаться.

Семья своего рода

Эмма Эдуардовна со своим пятилетним сыном, которого она называла не иначе как «Андрей Борисович» и Орест Анемподистович жили в одном доме, но в разных квартирах, которых в нем было две. Это, с одной стороны, давало им возможность, когда это было нужно заявлять, что они живут одной семьей, а с другой – когда интересы дела требовали другой легенды, говорить, что они вообще друг с другом не соприкасаются. Тайна появления на свет Андрея Борисовича была, в общем‑то, совсем не мистического характера.