Джим Гаррисон - Гей, на Запад! Страница 3

Подыскав себе лиственное гнездо в ботаническом саду, Бурый Пес прошелся среди зелени. Легкий вечерний бриз с запада очищал воздух, весь день имевший оттенок желтой сопли и температуру, близкую к температуре тела, что делало его еще более похожим на экссудат. Б. П. набрел на маленькие заросли бамбука и, осветив их спичкой, с удовольствием отметил, что бамбук похож на сильно увеличенные тростниковые удилища, с которыми он ловил рыбу во внутренних озерах. Бамбук был с ногу толщиной, и Б. П. прикинул, что таким можно вытащить рыбу размером с упряжную лошадь. А ветер наверняка дул с Тихого океана, и тело его буквально наэлектризовалось от перспективы увидеть этот знаменитый водоем. Он много времени провел над картами, его любимой школьной книгой был атлас мира в библиотеке, и он явственно помнил, как выглядит этот океан на бумаге. Пока он раскладывал на земле мешок для мусора, мысли о Тихом океане перетекли в образ девушки, вылезавшей из открытого «мерседеса» на Сан-Стрипе, и так случилось, что она одарила его видом верхней части своих ног, вплоть до голубых трусиков и чуть заметных меховых частей. Она прошла по тротуару в магазин, и он изумлялся грации ее движений, мягкой смазке в этом теле, придававшей такую красоту ее походке. Он зашептал старую песню: «На тихоходном судне я мечтаю увезти тебя в Китай» — что-то в этом роде, а потом уснул, в обыкновенности своей не думая, что попал в переплет и что некоторые в этой местности, прилегающей к большому университету, не говоря уже о кинобизнесе, примут его обыкновенность за что-то исключительное.

Кто часто спит под небом, тот знает, что такой сон никогда не приобретает коматозного характера зимней спячки, которой столь многие ждут от ночи. Ты просыпаешься, может быть, сто раз на одну-две секунды, чтобы твой слух, обоняние и зрение при тусклом свете проверили, что вокруг. Это происходит настолько бессознательно, что не нарушает отдыха. Бурого Пса посетила одна любопытная кошка, а также звезды, появившиеся наконец, когда притушил свои огни город. Несколько раз пробуждались и мыслительные процессы, фиксируясь на простых вещах — например, что он больше не может тратить по семь долларов в день на воду. Воздух в саду был свежим, чудесно отличаясь от грибных ароматов в номерах отелей, где они ночевали с Лоном Мартеном, вооруженным десятком липовых кредитных карточек. Бурый Пес заметил, что пара простеньких спальных мешков обойдется дешевле ночевки в мотеле, но Лон Мартен обозвал его глупцом и «одеяльной жопой» — уничижительной кличкой традиционных индейцев. Лон Мартен настаивал, что ему нужен ночью письменный стол, чтобы поработать над «коллоквиумом», с которым он выступит в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Лон Мартен обзывал его глупцом так часто, что в Ларами Б: П. вынужден был схватить его за пояс и прижать к стене и, пока тот висел, попросил больше не говорить «глупец», ибо по библейским понятиям называть брата «глупцом» — ужасно. Находясь в неудобном положении, Лон Мартен, конечно, согласился, но про себя подумал, что, не будь он братом Дэвида Четыре Ноги, ему туго пришлось бы с этим недалеким глупцом, который ничего не умеет сделать для своей выгоды.

Примерно за час до рассвета на Хилгард-авеню завыла сирена, и сквозь листву Б. П. разглядел мигание желтых огней «скорой помощи». Этот вой был самым жутким из звуков, производимых человеком, и едва он затих, как над головой затрепыхался эвакуационный вертолет и сел на крышу медицинского центра, соседнего с садом. Б. П. не раздражился, а, наоборот, подумал, что у местных людей есть сколько надо денег для помощи своим больным и раненым. Несколько зим назад его приятель-лесоруб, придавленный упавшим деревом, напрочь отморозил часть зада, пока восемь часов дожидался помощи. Конечно, напомнил себе Б. П., за эти полтора дня встречались во множестве и такие бедняки, которым можно только посоветовать встать перед автомобилем, чтобы поменять судьбу. Прямо над ним незнакомым голосом крикнула сова, а вскоре зашевелились рассветные птицы, которые приносят спящему под небом час самого крепкого сна — может быть, генетический остаток тех времен, когда хищный враг всегда был ночным и заря означала сладкий сон безопасности.

Сообразив наконец, где он находится, Бурый Пес стоял на коленях и аккуратно отряхивал и складывал мешок для мусора. В это время к нему подошли двое служащих сада, молодые мужчина и женщина, и сказали, что ему не разрешается здесь спать. «А я уже поспал», — ответил он и добавил, что место прекрасное. Они были ботаники, аспиранты, и толстенькая девушка хотела дать ему доллар, но он отказался, объяснив, что у него уже есть сорок девять. Он задал несколько вопросов о флоре, которую она охарактеризовала как «тихоокеанскую кайму» — термин новый для него, хотя он мысленно увидел черный контур берега в атласе. Еще он спросил, нет ли в окрестностях приличного леса, где можно устроить стоянку, и они сказали, что, кажется, нет, правда, молодой человек добавил, что можно попробовать в парке имени Уилла Роджерса, дальше по бульвару Сансет. По слухам, там живет пума, прямо посередке Лос-Анджелеса, и много койотов, не говоря уже о гремучих змеях и птицах. Эти сведения убедили Б. П., что место здесь все же не такое плохое. Он спросил о местонахождении «индейской конторы» в университете, рассчитывая, что оттуда можно будет выйти на след Лона Мартена. Они сказали, что такая, наверное, должна быть, но где она, им неизвестно. Потом они попрощались и ушли со своими садовыми ножницами, и толстенькая девушка показалась ему отсюда довольно приятной. Он подумал, что можно было бы сидеть с ней голышом в прудике с рыбками возле бамбука — это было бы как в каком-нибудь старом фильме про тропический остров. По пути из сада он посмотрел на верхушку очень высокой пальмы, и ему вспомнился один из любимых фильмов Делмора, «Пески Иводзимы», — самому Б. П. он не нравился из-за бесконечного кровопролития. Коварные японцы сидели на верхушках кокосовых пальм — потому, объяснил Делмор, что у них головы похожи на кокосовые орехи. У самого Делмора голова была похожа на шар для боулинга, девятый размер, на тощем маленьком теле.

Когда Б. П. вышел из сада, сердце у него застучало и шаг ускорился. Какая удача! Прямо напротив, на той стороне Хилгард, незаконно припарковавшись, стоял пятилетний грязный коричневый «таурус-универсал» Лона Мартена, и помятый толстый мужчина пытался его открыть. Уворачиваясь от машин, Б. П. пересек улицу, и, когда снова взглянул в ту сторону, позади «тауруса» с визгом затормозила патрульная машина, а толстый мужчина в отчаянии привалился к двери. Б. П. едва успел выпрыгнуть из-под колес желтого «феррари» и, пробежав несколько шагов по инерции, очутился прямо между мужчиной и полицейским. Впоследствии он дивился такому скрещению судеб. Не придумав ничего лучшего, он открыл судок, допил последнюю воду и только тут заметил, что коричневый «таурус» — не Лона Мартена. Черт, подумал он, вяло улыбаясь толстяку и полицейскому. В эту самую минуту полдюжины студенток посыпали по тротуару с веселой песней, все одинаково загорелые, с подтянутыми задками. Пока полицейский смотрел на девушек, толстяк, исступленно подмигивая Бурому Псу, выхватил из кармана пачку денег. Полицейский раздраженно повернулся к нему, потом к Б. П.

— По-моему, ты собирался сесть за руль. Я могу тебя забрать, — сказал полицейский.

— Я ждал моего шофера Теда и доставал из машины рукопись. Ты не можешь арестовать меня по подозрению в намерении. Кроме того, меня повсюду возит Тед.

— Садись в машину и заводи, — сказал полицейский, и Б. П., взяв ключи у толстяка, сел в машину, явно не Лона Мартена, хотя кавардак здесь был еще хуже. Но в ней не пахло главным топливом Лона Мартена, индийской коноплей.

Зазвонил автомобильный телефон, первый в его жизни, и толстяк со словами: «Это с побережья» — вскочил на пассажирское место.

— Мы сами на побережье, мудозвон, — сказал полицейский, после чего потребовал у Б. П. водительское удостоверение: — Ты водитель. Где твои права?

— Да, сэр, — сказал Б. П., зная, что с полицией первым делом нужна вежливость.

Он немного гордился тем, что всегда обновляет права, хотя анкета для обновления была его единственной почтовой корреспонденцией, поскольку ни в каких организациях он не состоял и даже не имел карточки социального страхования.

Полицейский двинулся было к своей машине, чтобы проверить права, но передумал и сказал, что сам он родом из Ливонии, района в Детройте, и охотился на оленей под Кертисом, не так уж далеко от Гранд-Маре. Еще он ловил окуней в Ле-Шено и щук на Рапид-ривер — обе породы Б. П. не уважал, но умолчал об этом. Б. П. спросил его, зачем он переехал в Лос-Анджелес, и полицейский сказал, что всю жизнь хотел стать актером. Они пожали друг другу руки, после чего полицейский наклонился к окну толстяка, говорившего в телефон: «Если ты думаешь, что я стану переписывать его барахло за сто штук, можешь пососать у республиканца».