Ярослав Астахов - Встреча в Ареопаге Страница 3

За нею его и застал друид, живший неподалеку в пещере и поклонявшийся Камню. Он рассказал Гермию предание.

Некогда на этом самом холме аркты («боги, пришедшие со стороны льдов» – говорил друид) построили великий Храм-Солнце, какой не могут возвести смертные. Стены его были воздвигнуты из голубых костей гор. Сводами ему служило самое небо. Храм посвящался Сыну Бога Всевышнего. Взаиморасположение и форма величественных колонн указывали сочетание звезд, под которым Ему предопределено Отцом явить Себя миру… Однако было это в такие незапамятные времена, что камни, составлявшие Храм, успели все уйти в землю. Остался только этот последний.

Друид жил в этой пустоши с юности, служа Камню. Он помнил его с совершенно ровной еще поверхностью. И он видел, как совершилось чудо запечатленья следа.

И рассказал моему учителю то, о чем тот уже и сам догадывался.

Около трех лет назад на этом холме стоял Отрок. И говорил к собравшимся вокруг него овиддам, и бардам, и филидам.[19] И к самому Верховному Друиду. И сей, способный мановением руки вызвать бурю или низвести с небес молнию, носящий нагрудник правды – смиренно Ему внимал.

И попросил благословения Его. И Отрок, благословляя, шагнул к склонившемуся перед ним старцу и Его нога оказалась на гранитной поверхности. И тогда-то, как это хорошо видел друид, и запечатлелся след.

Служивший камню стал собирать утреннюю росу из этого следа, ибо она исцеляла… Он приютил Гермия. Во время жизни у друида учитель мой видел завораживающие празднества в дебрях леса. Он мне рассказывал о шествиях людей дуба с факелами. Об благочестивых их песнях около чистых огней. И как они восклицали: «Есус, Который был предречен от начала мира – вот, Он явился! Радуйтесь! Близка Его победа над Мертвым Древом!..»[20]

Долгое время Гермий не мог узнать, куда отправился Отрок дальше. Многие месяцы он странствовал по туманному Альбиону, расспрашивая кельтов о Том, Кого они называли Есус. Как правило его собеседники знали, что чудо Его рождения совершилось. Однако на расспросы Гермия они отвечали, что человеку невозможно ведать Его пути.

Однажды мой учитель услышал барда, певшего недавно сложенную священную песню. В ней говорилось о благочестивом князе Двиване. Уверовав, что Отрок и есть Туисто – Великий Герой гиперборейского Пророчества[21] – князь взял Его на свою славную боевую ладью в плаванье на священный Русин.[22]

Прежде чем последовать за Ним, Гермию пришлось переждать зиму, во время которой великий холод делает невозможным путешествия в северных морях, преображая иногда и самый лик вод.

Около берегов германских земель корабль, что вез Гермия, захватили морские разбойники. Учителя спасло только то, что он не умел сражаться. В самом начале схватки у него выбили меч, оглушили ударом по голове плашмя и связали кожаными ремнями… Узнав, что в северных землях у него нет родичей, которые заплатили бы за него выкуп, разбойники поплыли с Гермием к острову, где располагались капища демонов, которым они поклонялись. И этим демонам они собирались принести его в жертву.

Но Бог остановил ветер на море. И наступило затишье. И вот, от скуки, разбойники принялись расспрашивать Гермия, какого рода он и с какой земли. Каким богам поклоняется… Тогда он исповедал им Единого Бога. И всеприсущего Его Духа. И Сына Бога, явившегося теперь в мир.

Произошло чудо. Разбойники разуверились в поклонении жалким идолам, требующим человеческих жертв. И возжелали видеть святилища Русина острова. И тогда – немедленно – возобновился ветер на море. Но он понес ладью уже к водам Венедского залива.[23]

Там, на священном острове, жрецы Арконы и Кореницы открыли Гермию: путь Отрока лежал и далее на восток. И уже три года, как Он отправился в странствие по Великой Светии[24] в землях руссов.

Учитель мой скитался долгое время по северным холодным лесам. Там редки человеческие селения. Но мирный странник находит всегда в них добрый прием. Ибо северянин рад предоставить путнику кров и стол. Во исполнение принятого у них обычая. А также из любви слушать повествования о чудных далеких землях.

Один кудесник сообщил Гермию, что Божич проходил их селением. И путь Его лежал к святой земле Белых Вод, что за хребтами Рипея. Учитель мой умолял провести его туда. Но кудесник сказал: пройти Рипейские горы может лишь видящий, а этой степени посвящения не достигли ни я, ни ты.

За этими горами, говорил кудесник, солнце никогда не заходит. И простираются кущи бесконечной весны. Там обитают видящие, чей век несказанно долог. Там чудеса – обычай, а печаль и болезнь – диковинка… Но подступы к Рипеям стерегут невиданные звери… непролазные топи… Всякий, кто не направляем Оком в пути, погибнет.

И все же Гермий отправился на север к этим горам, упование возложив на Бога. Путь его был долог и тяжел, однако не угасала решимость, ибо он жаждал Встречи.

Однажды мой учитель увидел спускающегося с холма высокого человека в белой одежде. Длинные его волосы были совершенно седые все, словно из серебра, но обрамляли молодое лицо.

И как-то по особенному он шел… По крутому склону – а будто бы по ровной дороге… Размеренным и спокойным шагом – а все казалось, что приближается со скоростью всадника, едущего на коне рысью…

И Гермий не заметил как, глядя на него, оказался заворожен. И не сумел произнести слов приветствия. А только остановился и смотрел на этого приближающегося, не смея и шевельнуться.

Казалось, необычайный встречный не замечал моего учителя. Но, проходя уже от него на расстоянии вытянутой руки, сказал:

– Недавно Он завершил обучение тиетаев, Своих исконных волхвов.[25] И отошел в степи Скифии. А далее направится в Скифо-Индию.[26]

И Гермий был зачарован голосом его, мелодичным, и прозвучавшем как будто в самом его сознании. Он даже не оглянулся сразу. А когда смог – увидел только пустынную поляну… Лишь там, где светлая тропа убегала в лес, мелькнул одно мгновение необычайно крупный белый олень…[27] Однако, скорее всего это только привиделось моему учителю, как он говорил и сам.

– По встрече с тиетаем, – продолжил, помолчав, Дионисий, – Гермий изменил направление пути – чтобы не сойти с него. Учителя влекли чудеса и веси бесконечной весны, лежащие за Рипеями. Но больше он жаждал Встречи.

И он спустился по реке Ра, текущей от предрипейского плоскогорья и до самого Каспия. Бог простирал над ним Свою руку: он совершил этот путь. Преодолел бескрайние пространства земель борейских… А это удавалось до Гермия лишь посвященным Аполлона – носителям стрелы, для которых нет никаких преград.

В верховьях Ра учитель повстречал князя, затеявшего речной военный поход. И предложил ему услуги лекаря. И был принят… Близ устья этой реки, где по ширине делается она подобной проливу морскому, князь отпустил его. И рекомендовал зятю, владыке одного из племен, кочующих по Великой Степи…

Ступив на землю Аруссы,[28] Гермию суждено было узнать вкус новой горечи. До времени его печалили только откладывания Встречи. Теперь добавились еще и нерадостные известия, которые он получал, странствуя из города в город. В Бенаресе и Джаганатха-Пури уже не так принимали Юношу и учение Его, как в странах Великой Светии. Здесь даже и посвященные узнавали Слово невдруг.

Как и во всякой земле, странствуя меж Индом и Гангом, учил Он, опираясь на местные священные писания…

– Народы происходят из одного корня, – вдруг произнес Дионисий голосом иным, как если бы ему открылось вдруг нечто. – Всякий язык знал Истину от начала. (Поскольку Истина – прежде разделения языков.) И только знание оказалось вырождено в разной степени и по-своему в каждой земле, ветшая по мере смены золотого века серебряным, а его – медным, а его – железным… Поэтому не разрушить Он пришел, но исполнить. Опорой на глубинный смысл исцеляя внешнее обветшание. Показывая Отца. Возвращая отпавшим возможность питаться соками самого Корня… И в этом смысле всякий Завет – северные Веды, Веды восточные, Авеста зороастрийцев, наш Эпос и Писание вашего народа… – ветхий по сравнению с Его Словом. Ибо это Слово – То Самое, Которое и было в начале. Он – Альфа и Омега: вся человеческая мудрость, писания всех народов исходят от Него и восходят к Нему. И в предопределенное время от каждого из этих писаний возьмется лепта в Одну Великую Книгу.

Произнеся эти слова, Дионисий молчал некоторое время, имея вид человека, не высказавшего, а будто бы только что услышавшего нечто значительное. Затем, словно очнувшись от нахлынувших размышлений, он возвратился вновь к нити обстоятельного повествования.