Сергей Боровский - Мальчик для бритья Страница 3

- Что это?

- Сайра. Ты подожди пока точить. Я тебе сначала должен памятку зачитать. Не обессудь: таковы правила в Бесконечности. И заметь, для всех — одинаковы.

- Зачитать? В темноте?

- Ну да. Ты просто ещё только на первом уровне находишься, а я — ну, что-то вроде офицера. Потом, когда тебя переведут повыше, если дослужишься, конечно, то и ты прозреешь.

- Вот оно как.

- Короче, слушай.

И Михеев стал воспроизводить по памяти тот текст, что зазубрил накануне:

Сайра — морская рыба семейства макрелещуковых, длина тела до сорока сантиметров, весит до ста восьмидесяти грамм. Чешуя мелкая, спинка сине-зелёная. Тело вытянутое веретенообразное, челюсти вытянуты, между спинным и хвостовым и между анальным и хвостовым плавниками расположены мелкие добавочные плавнички, хвостовой плавник с глубокой выемкой. Мясо сайры очень полезно для здоровья. В нём содержатся разнообразные минеральные вещества, жиры, белки, важные аминокислоты. Употребление в пищу этой рыбы позволяет восполнить в организме дефицит магния и железа, кальция и фосфора, жирных кислот — омега три и шесть. Кроме того, это способствует понижению уровня холестерина. Всему причиной — таурин, находящийся в данном продукте. Эта аминокислота положительно воздействует на химический состав крови; также она способствует продуцированию желчи, повышает действие инсулина, помогает при плохом пищеварении и активизирует жировой обмен.

- Всё, - подытожил Михеев. - Можешь приступать к трапезе.

- А нож?

- Нож не полагается. Только с третьего уровня. Его даже у меня нет. А то, конечно, дал бы тебе попользоваться. Не чужие ведь.

Ивашкин молчал и звуков никаких не производил.

- Ремнём попробуй, - подсказал Михеев. - Углом наставь и нажми.

- Рука у меня.

- Что рука?

- Сломана, наверное. Я тебе вчера говорил.

- Опухоль есть?

- Вроде.

- Тогда засада. Ладно, что-нибудь придумаем.

- А вода?

- Блин! Туплю сегодня.

Вниз улетела бутылка. Скорее всего, Ивашкин с ней справился даже одной рукой. Глотков сделал всего два или три.

- Морская?

- Ну, извини. Другой нет. У нас, в Бесконечности, суша занимает девять десятых поверхности.

- Я просто спросил. Ничего такого не имел в виду.

- Проехали.

Ивашкин снова пытался пить, кряхтел и отплёвывался.

- Ты спрашивай меня сегодня, - подбодрил его Михеев. - Отвечу на любой вопрос. В пределах компетенции, разумеется.

- Давай для разминки, - согласился Ивашкин. - Общественный строй у вас тут какой? Анархия, типа, или коммунизм?

- Молодец! Быка за рога берёшь. Мы — республика свободных карабинеров. Высший орган власти — Совет Ста Судей. Назначаются один раз и пожизненно.

- Кем? Если не секрет.

- Главным.

- Справедливо.

Михеев улыбнулся.

- Поддакиваешь. Тактика верная, но ты не ссы — к критике мы относимся нормально. Никого не расстреливаем. Игнорируем просто, вот и всё.

- И то хорошо.

- Что-нибудь ещё?

- Пожалуй. Присягу давать нужно?

- Другими словами, есть ли отсюда выход? Глупый вопрос. Выход всегда есть. Ты заявление напиши, а я передам наверх.

- Ага. Говном на стенах.

- Ну, хотя бы так.

Ивашкин вёл себя странно. Совсем не так, как ожидал Михеев. Как нужно было, он и сам не знал, но что не так — это же очевидно. И не закончили они ничуть. Бесконечность бесконечно интересна. Карабинеры эти — не просто стрелки, но ещё и поэты. Перед тем, как убить добычу, они читают над ней эпитафию. Импровизированно. Издательства гоняются за стихами и предлагают огромные деньги. Хотя, кому они нужны, деньги эти? Карабинер возьмёт всё сам и бесплатно. Деньги — пережиток. Атавизм. Труха. Есть только свобода и воля. И неукротимая фантазия.

Выбравшись за пределы Бесконечности, Михеев, не заторопился обратно в казарму досыпать отведённые ему часы. Он погулял по территории части, рискуя быть пойманным. Но оно того стоило. Нарисованный мир стелился перед ним чарующим снегопадом. Судьи в седых париках, ликующие толпы... Эшафот... Да, непременно эшафот. Палач в зелёном балахоне и колпаке с бубенчиками. Смерть — это шоу.

Министр внутренних дел — близкий знакомый Михеева. Смешно, да? Дел никаких нет, а министерство — вот оно. Впрочем, почему «внутренних»? Просто «дел». Министерство дел. Если у тебя чешется, тебе туда. Смело толкай дубовую трёхметровую дверь. Кабинет министра — на втором этаже, прямо по коридору. Вход свободный.

Здравоохранение... К чёрту его! Мы сами охраняем своё тело от посягательств бактерий и вражеских стрел. К ебеням собачьим!

А оборона? Это тонкий вопрос. По сути ведь Бесконечность — это одна большая армия и постоянная война. В масштабах Вселенной. Без званий только и полевой кухни. Без танков. Их давно отправили на свалку. Ржаветь. Карабин — оружейный царь. Бог победы, святой грааль. И плюётся он не пулями. Пули — общепризнанные дуры. Самонаводящаяся судьба вылетает из ствола карабина и рыщет, рыщет...

Комары в Бесконечности...

Михеев хлопнул ладонью по щеке и остановился. На горизонте собралось светать. Он успеет притвориться спящим, если поспешит.

- Рядовой Михеев!

- Я!

- Два шага из строя!

Толстый чужой майор, пристально глядящий на него сквозь затемнённые стёкла очков. Минус или плюс? Или ему солнце наше мешает?

Они идут в штаб, где специально приготовлен отдельный кабинет, пачка бумаги, бешено вращающийся вентилятор. Чаёк будет позже. И бутерброды. Правда, только для белых. Закурить никто не предлагает — времена не те.

- Когда и при каких обстоятельствах вы виделись с сержантом Ивашкиным в последний раз?

- Позавчера ночью. Он разбудил меня и позвал с собой в уборную.

- В каком часу?

- Примерно в три.

- Как он объяснил свой поступок?

- Сначала никак, а потом, когда мы пришли на место, он сказал, что хочет сбежать.

- Подробнее.

- Я точные слова не запомнил. Спать хотелось. Но что-то вроде того, что откажется стрелять по живым людям, если прикажут. Мол, всё равно под трибунал.

- Куда побежит, говорил?

- Говорил, что домой... Ну, то есть в свой город. У друзей прятаться собирался.

Прокурор записал последнюю фразу и остановился.

- Вы в каких были отношениях с сержантом Ивашкиным?

- Не понял вопроса, товарищ майор.

- С удовольствием намекну. Вы педики?

- Никак нет.

- Тогда почему он именно вас среди ночи вызвал на исповедь?

- Не могу знать.

- Пиздюлей от него регулярно получали?

- Никак нет.

- Плохо, рядовой. Подпишите.

Прокурор ловко развернул листок бумаги на столе: придавил одним пальцем, а вторым крутанул.

- Здесь?

- Да где угодно. Свободны пока, но я не прощаюсь. Пределы воинской части не покидать.

Шутил он так, наверное.

Неприятности продолжились ближе к ночи. «Деды» обступили Михеева в казарме.

- Что это за гонево? - начал один из них. - Ты зачем Иваху сдал?

- Я не сдавал. Он сам...

Удар в ухо. Потом в живот.

- Я не сдавал.

- Саечку за испуг.

Небрежный пинок ботинком в лицо. Брызги крови из носу. Гимнастерку придётся стирать, а времени в обрез. Жаль, ему «духи» пока не положены.

- Ты прокурору будешь это дерьмо рассказывать.

Михеев решил молчать. Побьют, устанут, отвяжутся. Так и случилось — пяти минут им хватило. Слабый дед пошёл. Не выносливый. Справедливости ради, они и сами, поди, не знали, чего добиваются, каких именно улик и признаний. Пообещали до всего докопаться. Ага. Лопату вам в руки.

Михеев умыл разбитое лицо холодной водой, глядя в крохотное, искалеченное службой зеркало. Ничего. Бывало и хуже. И осторожничать он из-за дедовских наездов не собирается. Ивашкин ждёт ужина и чего-нибудь жидкого. Кстати, что у нас в меню? Сайра отменяется. Кончилась. Сегодня перловка по-полевому. Не варёная. Кто её варить будет? В каком котле? Пакетик — килограмм веса примерно. Сиди и жуй. Куда тебе торопиться?

Ивашкин выпил воды. Похвалил. К перловке отнёсся философски и отложил на потом. Разговор потянулся медленный, расслабленный.

- Как рука?

- Получше.

- Ты старайся её поменьше шевелить, а то срастётся неправильно.

- Ладно. А у тебя всё цело?

Михееву вдруг захотелось пожаловаться на синяки и ссадины, но в последний момент пришла идея получше.

- Вроде бы. Только хуй колом стоит целыми днями.

- Ага, - участливо отнёсся к новости Ивашкин. - У меня тоже такое бывает. Говорят, это нормально. Одна резвая вдова — и симптомы исчезают.

- Не, это другое. Как в Бесконечность ходить стал, так и зацепило. А с бабами у меня — всё наоборот. Разденешь её, положишь перед собой — тут и сказочки конец. Боюсь я его.

- Кого?

- Мохнодырчатого разверзия. Лот номер двадцать пять: барельеф «пастушка, стоящая раком». Чёрный мрамор, отвёртка.

Михеев произнёс эту сумятицу на одном дыхании, израсходовав кислород полностью.

- Тебя кто-нибудь ждёт? - спросил Ивашкин.

- Не. Я специально с ней поссорился, чтоб не ждала.