Родион Белецкий - Обручальные кольца ( рассказы ) Страница 3

Матвеев собрался с духом, сделал невозмутимое лицо и отправился обратно к стойке регистрации. Приставакиной там уже не было, мужчины с кольцом тоже. Матвеев забрал свой паспорт, вещи и направился на посадку, чувствуя сильное волнение.

В салоне самолета Матвееву досталось место возле прохода.

Приставакину, как назло, посадили через проход чуть-чуть впереди его. Весь полет он был вынужден глядеть на нее, потому что смотреть больше было некуда. Не на спинку же кресла ему было смотреть.

Сначала Приставакина читала роман в мягкой обложке, который ей дала соседка. Потом она, надев наушники, стала смотреть фильм. От обеда, который разносили стюардессы, она отказалась. Кажется, единственная из всех пассажиров. Затем к ней из салона бизнес-класса пришел мужчина, который обхаживал ее возле регистрации. Мужчина принес открытую бутылку виски. Он сел в проходе на корточках и очень долго беседовал с Приставакиной. Видимо, он ее соблазнял. Приставакина делала вид, что мужчина мешает ей читать, но общество его терпела. В итоге она дала мужчине свой номер телефона, и тот, покачиваясь, отправился к себе в бизнес-класс. Матвеев смотрел на нее и понимал, чем еще она его раздражает. Она была неестественной. Все – как сидит, как волосы поправляет, как стакан с газировкой держит, – все не по-людски, а как-то демонстративно. Матвеев терпеть не мог людей, которые ломаются, строят из себя непонятно что. Жену Матвеев выбрал именно по этому принципу. Чтобы была естественной, натуральной.

Чтобы говорила то, что думает. Чтобы реагировала на все с непосредственностью. Выбрал Матвеев именно то, что хотел. Женщина она была простая, и хотя от этой простоты делалось немного не по себе, зато не было в ней никакой ненужной тайны. Все ее поступки можно было легко объяснить.

В самом начале полета, когда самолет еще стоял на взлетной полосе,

Приставакина сделала нечто, что испортило Матвееву все путешествие домой. Матвеев сидел и разглядывал ее сзади. Вдруг Приставакина резко обернулась и посмотрела ему в глаза. Причем взгляд у нее был нехороший. Обиженный и злой. Стало понятно, что она не забыла его выходки у регистратуры. Приставакина отвернулась, достала из сумочки мобильный телефон и набрала номер.

– Алло, – сказала она в трубку. – Дорогой, это ты? Встречаешь меня?

Замечательно…

Потом Приставакина стала говорить много тише, недобро поглядывая на

Матвеева. “Все ясно, – понял Матвеев, – она своему ухажеру жалуется, чтобы тот за нее отомстил”.

Матвеев не то чтобы испугался, но ему стало не по себе. Он просто не хотел лишних неприятностей. Очень он не любил, когда люди некрасиво между собой разбирались. Объяснить он этого не мог, но всегда выступал за красоту человеческих отношений. И если даже так сложилось, что между определенными людьми не могло быть никаких красивых отношений, все равно, считал Матвеев, внешне все должно быть пристойно.

Чем ближе подлетали к родине, тем сильнее нервничал Матвеев. Мыслей, как обычно, было много и все неприятные. Разумеется, вида он не подавал, демонстративно читал журнал на английском языке. Был в этом небольшой обман. Матвеев скользил глазами по тексту, находил изредка знакомые слова и рассматривал картинки. У стороннего наблюдателя создавалось впечатление, что человек свободно читает по-английски.

Люди с уважением смотрели на такого умного человека. Матвееву это нравилось. Но в данный момент это не доставляло ему удовольствия. Он невидящим взглядом уставился в глянцевую страницу и думал о своем.

Например, думал о том, как он станет драться с ухажером

Приставакиной. Думал о том, кто из них победит. В мужской компании

Матвееву нравилось строить из себя бывшего боксера. Он так о себе и говорил: “Я когда-то был совершенно пробитым боксером”. На самом деле в секцию бокса он ходил шесть или семь раз уже в зрелом возрасте. И прекратил свои посещения, потому что в секции не было душа, а еще и потому, что физически не выдерживал даже двадцатиминутной разминки.

Как правильно бить, Матвеев помнил. Но он не был уверен в том, что сможет попасть куда надо. Тем более не было гарантии, что удар нанесет противнику какой-либо ущерб.

Самолет летел. По салону гулял сквозняк с запахом пластика, а

Матвеева уже мучили угрызения совести. Зачем он не сдержался и высказал Приставакиной все, что он о ней думает? Не стоило бы этого делать. Кто он ей, близкий человек, что ли? Какое ему дело до ее внутренних качеств, ее поведения и воспитания? Он своими словами ничего не изменил, а только сделал хуже. А все вокруг умнее его, они молчали, потому что понимали, что изменить Приставакину – это дохлый номер. Хотя мир все-таки устроен несправедливо. Все вокруг видят какое-то неприятное явление и терпят что есть сил, никак на это явление не реагируют. А находится один отважный человек, который дает этому явлению справедливую оценку, и на этого человека сразу валятся все шишки. Что лишний раз подтверждает мудрость: молчи, здоровее будешь.

Приставакина спала, свернувшись в кресле калачиком. Матвеев от переживаний совсем скис. Он даже позволил соседу налить в стакан коньяка. Глотнул, понял, что пить сейчас ему совсем не хочется, и все оставшееся до посадки время держал пластиковый стакан с остатками коньяка в руке. Так и пошел с ним к выходу, когда самолет приземлился. В Египте было солнце, на родине – снег и ветер. Матвеев первым из пассажиров проследовал через стеклянную трубу в здание аэропорта и первым почувствовал недружелюбный холод. Зачем он так стремился скорее вернуться домой, где ждут его мороз, грипп и злобный кавалер Приставакиной?

Чтобы избежать проблем, Матвееву нужно было раньше Приставакиной схватить чемодан с транспортера и раньше ее пройти сквозь зеленый коридор. Тогда она не сможет показать Матвеева своему ухажеру, и, следовательно, никаких неприятностей у Матвеева не будет. Все просто.

Как назло, багаж не приходил долго, и все пассажиры самолета с нетерпением перетаптывались возле вяло передвигающейся ленты. Всем хотелось схватить багаж и убраться как можно скорее. Матвеев незаметно наблюдал за Приставакиной. Она стояла в белой дутой куртке, которую наверняка надела специально, чтобы подчеркнуть свой загар. Время от времени независимо встряхивала волосами и, судя по всему, была очень собой довольна. Один раз она со значением глянула на Матвеева. Взгляд этот, судя по всему, означал: ничего, ты свое получишь.

Багаж пополз по конвейеру неожиданно, когда его уже устали ждать.

Матвеев тщетно высматривал свою замотанную скотчем сумку. Она попала на ленту одной из последних. К тому времени Приставакина уже подхватила свой модный чемодан на колесиках и направилась к выходу.

Бедра Приставакиной качались из стороны в сторону, разумеется, она делала это умышленно. Добавляла себе эротизма.

Путь домой был отрезан. Матвеев постоял немного, затем вместе с сумкой пошел в противоположную от выхода сторону. Он давно уже заметил там вход в мужской туалет. Во-первых, надобность была, а во-вторых, необходимо было переждать какое-то время. В туалете

Матвеев удачно посетил кабинку, затем встал возле умывальников, включил зарядное устройство от мобильного в розетку и стал размышлять о себе. Неужели он такой трус, что прячется в туалете от неприятностей? И не надо себя успокаивать тем, что необходимо срочно зарядить мобильный телефон. Его можно было зарядить и дома. Правда, без телефона не вызвать дешевое такси, возражал он сам себе. Но внутренний спор не прекращался. Деньги у него есть, можно взять и дорогое такси. Короче, трус. Впрочем, даже убедившись в этом лишний раз, Матвеев попытался доказать себе, что трусит он не из-за того, что боится получить по лицу, а из-за того, что не знает, что говорить при встрече с кавалером Приставакиной. Выйдет неловкость.

Никому это не интересно.

Люди, посещавшие туалет, с подозрением косились на Матвеева, думая, наверное, что он торгует наркотиками, которые боится пронести через зеленый коридор. А когда вошедший в туалет таможенник проверил у

Матвеева документы, стало ясно, что пора выходить.

Возле турникетов никто его не ждал. Матвеев понял, что сам он все выдумал про месть Приставакиной. Понял это и улыбнулся такой кривой улыбкой, что рябой шофер, пытавшийся затащить его к себе в машину, на секунду умолк. Какая нелепость вся наша жизнь, еще подумал

Матвеев. Хочется простых, понятных поступков и красивых реакций на эти поступки. Пытаешься избежать неловкости, а выходит еще большее недоразумение.

По дороге в город рябой таксист долго и увлеченно рассказывал о себе и о своем новом гараже-ракушке. Потом он понял, что неудобно все-таки говорить одному.

– На курорте были? – поинтересовался таксист.

– Ага, – среагировал Матвеев после серьезной паузы.

– И как съездили?

– Замечательно, – ответил Матвеев.