Игорь Сапожков - День Жизни Страница 3

Тем временем кустик рос, укреплялись стебли, сочные листья тянулись к солнцу. Чем выше он поднимался, тем чаще Федя стал замечать, как ночами, вокруг него замелькали подозрительные тени. Ефрейтор Малафеев стал нести вахту. Закончилось эпопея печально и опять бульдозерами. Майор Литр на трезвую, а потому злую голову, решил за казармой построить «физкультурный комплекс», а точнее врыть в землю турник и брусья. Когда отделение сержанта Гольдберга вернулось с объекта в расположение части, место под спортплощадку было разрыто бульдозером и покрыто толстым слоем мелкой щебёнки. Со временем личный состав оценил дальновидность замполита, турник и брусья очень пригодились, солдаты сушили на них выстиранную ВСО.[4] Над физкультурным комплексом ещё долго кружили пчёлы…

И был у Малафеева ещё один талант, он умел делать брагу из всего, что произрастало, ну кроме волос и ногтей конечно, как шутил он сам. Федя делал брагу из подорожника, крапивы и клевера, желудей и каштанов, морской и цветной капусты, зелёных абрикосов, виноградных листьев и ирисок «Кис-Кис». Однажды на день строителя, он побаловал сослуживцев арбузной брагой. Причём его напитки, часто пользовались большей популярностью, чем самогон изготавливаемый заведующим столовой, прапорщиком Карлом Пойдой. В то время когда завстоловой, в душном, законспирированном подвале, колдовал у самогонного аппарата, выдавливавшего из медного змеевика каплю за каплей вожделенную жидкость, процесс изготовления браги был прост и доступен, хотя и не без секрета. Арбузную брагу Федя делал на глазах у всего взвода. С большого арбуза он срезал верхушку, затем аккуратно вырезал ложкой внутренности, потом засыпал вовнутрь сахар и дрожжи, залил водой и плотно закрыл «сосуд» срезанной верхушкой. Через две недели её можно было употреблять. Пить брагу рекомендовалось не нюхая, а ещё лучше зажав нос большим и указательным пальцами. Пьянели от браги быстро, хмель был весёлым, отходили легко и без головных болей. Секрет успеха Малафеевских браг, заключался в пропорции сахар-дрожжи-вода, всё остальное было делом опыта и техники. По словам брагодела, если пропорции нарушены и например дрожжей слишком много, то брага становилась мутной и неприятной на вкус, если дрожжей мало — недостаточно крепкой. Первое время солдат смущал осадок, со временем они перестали обращать внимания на эту мелочь. А бывали случаи когда не хватало у военных строителей выдержки на две недели, недображенный продукт тогда называли бражкой, но пили с не меньшим удовольствием.

Однажды под Новый Год, решил Федя порадовать однополчан рисовой брагой. Но праздник это ночной и если например тот же день Строителя можно праздновать утром, днём и вечером, то Новый Год только в полночь. А по уставу СА и ВМФ, в полночь советские солдаты и матросы должны спать, а не праздновать Новый Год, и уж тем более с брагой. В общем основная сложность заключалось в том, как пронести брагу в казарму. Тогда Малафеев придумал простой, но гениальный ход. Он решил рискнуть и забражить рис прямо в помещении казармы. За две недели до Нового Года, в полночь, когда личный состав отошёл ко сну, самураи перешли границу у реки, а карета превратилась обратно в тыкву, Федя уверенно и без лишней суеты, замутил брагу над головами своих боевых товарищей. Он вместе с Самосвалом и Пожаром, открутили два плафона в противоположных углах казармы. Белого стекла плафоны имели форму шара и служили прекрасным контейнером для браги. Наполнив их сахаром, рисом, дрожжами и водой, пацаны подвесили их на место, предварительно выкрутив лампочки.

Рядовой Малкафеев внимательно следил за процессом брожения — через несколько дней, на на поверхности стали появляться пузырьки, образуя пенные материки и острова. Вскоре смесь позеленела и стала испускать специфический запах. За два дня до Нового Года брага бурлила, словно разорённая медведями пасека. Процесс достиг кульминации.

Тем временем вся казарма пропахла перебродившими дрожжами. Характерный запах через пол проник в строевую часть, которая находилась этажом ниже. Брагой пропах штаб, архив, почта, библиотека, гипсовый бюст Ленина и полковое знамя. В кабинете начальника штаба завял кактус-эхиноцериус. Первым забил тревогу, командир роты, капитан Чупраков. Казарму несколько раз перевернули верх дном, но ничего не нашли. Комбат, полковник Горбунов, угрожал военнослужащим гауптвахтой, дисциплинарным батальоном и даже интернациональным долгом — безрезультатно. Затем солдат уговаривал отозванный из отпуска замполит Литр, он давил на комсомольскую сознательность, напоминал о армейской присяге — бесполезно. Все знали, что брага есть, найти её не могли. В полном отчаянии, командование вызвало из столовой эксперта-самогонщика, прапорщика Пойду, он весь день рыскал по казарме, разобрал телевизор, заглянул под бюст Ильича, перевернул все кровати и тумбочки — безуспешно. В помещении проверили батареи парового отопления и туалетные бачки, специально созданная комиссия разобрала все противогазы и огнетушители — всё тщетно, брагу не обнаружили. И вот тогда командование пошло на беспециндентный, коварный шаг. Вечером 31-го декабря, из казармы просто-напросто, вынесли всю посуду, то есть всё то, из чего можно было пить — чашки, кружки, стаканы и даже вазу с пластмассовыми гвоздиками.

За минуту до полуночи, ефрейтор Малафеев первым поздравил личный состав с наступающим Дембельским Новым Годом, рисовую брагу пили из мыльниц. Когда через день на службу вернулись офицеры и прапорщики, запаха уже не было. Над воинской частью витал лишь едва уловимый аромат…

На заборе окружавшем стройплощадку, перекрикивая друг друга, громко бранилась стая галок. Птицы нервно кивали в сторону столовой, словно договаривались брать её штурмом. Прячась за фундаментные блоки, мимо защитников Родины пробежал начальник участка, старший прапорщик Шматько. Бетон всё ещё не привезли, Перец-Петров больше не показывался, бойцы строительного отряда молча пили Чай Краснодарский, Сорт Первый из мятых, алюминиевых кружек. Солнце стало припекать и они переместились под брезентовый навес. Лёнька Самосвал вернулся в бытовку, расчистил место на столе, достал тоненькую школьную тетрадку в клеточку и сел писать письмо: «Дорогие мои Ниночка и Андрейка…»

Они не могли пробыть друг без друга и минуты — десятиклассница Ниночка, тянувшая на золотую медаль и с 15 лет прочно стоявший на учёте в районном отделении милиции, отъявленный фарцовщик и спекулянт, Лёнька Самосвал. Они случайно столкнулись лицом к лицу на рынке, где Ниночка покупала маме к дню рождения тюльпаны, а Лёнька сдавал перекупщикам румынские кроссовки. Их глаза встретились и они уже не смогли оторвать их друг от друга. И тут уже совсем не ясно, то ли это магия первых весенних деньков, то ли волшебное расположение звёзд в небе, а может быть следствие каких-нибудь сложных химических реакций в низших слоях атмосферы, но так или иначе, как жить друг без друга, они себе больше не представляли. Именно так — не представляли!

Маме на день рожденье Ниночка подарила клетчатый шарфик тонкой шотландской шерсти, не выходивший из моды вот уже второй сезон, но до конца празднования она не досидела. Извинившись перед гостями и сославшись на то, что она должна помочь подружке разобраться в тригонометрических функциях, Ниночка улизнула из дому. Весь вечер они с Лёнькой сидели за угловым столиком в кафе «Сладкоежка». А потом они целовались возле парадного. У Ниночки кружилась голова, у Самосвала перехватывало дыхание. Они никак не могли расстаться.

— Завтра встретимся?

— Конечно…

На следующий день, Нина первый раз в жизни прогуляла школу. Они поехали на трамвае до конечной и держась за руки, пошли гулять в лес. Деревья просыпались от зимней спячки, кое-где ещё лежал снег, а в проталинах земля была усыпана миллионами бело-голубых подснежников. Ниночка аккуратно ступала, что бы не повредить цветы, Самосвал трофейным штыком, вырезал на коре дуба «Ниночка + Лёнька» Потом они набрели на заброшенную хижину, в центре помещения стояла ржавая печка-буржуйка, в ход пошли школьные конспекты. Сырые ветки вначале дымили, а когда прогорели весело потрескивали. Нина накормила Лёньку своим школьным обедом — бутербродом с сыром. Потом они ещё погуляли по лесу, девушка собрала букетик цветов и они счастливые вернулись в город. Купив в гастрономе докторскую колбасу, масло и хлеб, они поехал к Самосвалу. Его родители были геологами, дома они бывали три раза в году, между экспедициями. Лёнька с 12 лет жил с бабушкой.

— Заходи, не стесняйся… — Лёня показал рукой на дверь своей комнаты.

— А где бабушка?

— Телевизор смотрит, наверное…

— Что, без звука? — удивилась Ниночка.

— А, я забыл тебе сказать, она глухая, уже года четыре наверное…