Александр Щёголев - Река Страница 3

ТИХАЯ ЗАВОДЬ

— Занялся бы ты, мой милый, настоящим делом! — наконец рассердился профессор Лямзин. — Да хоть бы скульптурой, пропадает ведь добро. Ты же искусствовед, а не простой работяга! Статью напиши, скажем: «Об одном из методов обработки камня мастерами древней Руси»…

Скульптура, на которую показал профессор Лямзин, покоилась на самой вершине скалы. Увы, серьезного интереса для исследователей она не представляла. Обнаженный силач убивает хищный цветок — стандартный кочующий сюжет, исполненный грубо, словно бы второпях. Однако памятник этот был стар и мог бы подарить не одну тему для добротных работ.

Снизу скульптуру не было видно, она валялась на боку. Ее свалили — неизвестно когда и кто. Вероятно, пытались сбросить со скалы. Кроме того, у фигуры силача были отколоты голова и руки. Зачем это понадобилось, не представлялось возможным установить, однако факт не вызывал сомнений: истукан пробудил в ком-то лютую ненависть — то ли к себе, то ли к своему положению в мире.

— …Впрочем, понимаю тебя. Возиться с горой обломков скучно и неперспективно. Тогда я вынужден напомнить тебе о служебных обязанностях. О твоем долге по отношению к нашему уникальному объекту, — профессор по-хозяйски махнул рукой в сторону контрольно-пропускного пункта.

О, маленький город — это было совсем другое дело. Он открылся людям неожиданно, после того, как построили канал, и срез реки отступил, подарив берегу изрядный кусок дна. Сокровище было занесено вековыми напластованиями ила — вряд ли бы его нашли, если б не счастливая случайность. Геологи брали пробы грунта для строителей, и в одном из шурфов обнаружили кусок цемента явно искусственного происхождения…

И ведь давно уже умы и души краеведов терзала легенда, будто где-то в здешних краях ушел под воду сказочный город. Оказалось, что эта легенда — сущая правда! Только город не настоящий, а уменьшенный во много раз, и не сказочный, конечно, а созданный руками человека, придуманный и вылепленный гениальным древним мастером.

— Не хочу возобновлять этот неприятный разговор, но… Когда ты намерен опубликовать результаты своего открытия?

— Какого открытия? — буркнул художник-реставратор, не отрываясь от дела.

— О! Великий немой заговорил! «Какого открытия»… Никто не собирается присваивать твою премию, дурачок, никто не лезет к тебе в соавторы. Почему прячешься?

— Потому что нет никакого открытия.

— Все кокетничаешь. Я спрашиваю — почему состав раствора не раскрываешь?!

— Это не моя тайна.

Профессор, кряхтя, встал.

— А чья тайна? С огнем играешь, Шурик! С огнем!

Он отошел к кучам глины, сваленным здесь же, на пляже. Вернее, к домику, вылепленному возле куч. Строение чем-то напоминало московские «высотки» и было точной копией — в натуральную величину, — одного из тех древних артефактов, из которых состоял маленький город. Словно некая сила выдернула фрагмент памятника из охраняемой территории и перенесла сюда… Еще два подобных сооружения стояли в отдалении: второе — метрах в десяти, третье — подальше.

— Сколько прекрасного заложено в нашем городе… — пробормотал профессор Лямзин, разглядывая песчаное чудо. — Сколько жемчужин скрыто от жадных рук… — Он обернулся и громко осведомился: — Ну, и зачем ты это сделал?

Все три домика, украшавшие берег, и правда поставил художник-реставратор. Эти копии в свое время потрясли его коллег — не только точностью, не только многочисленными деталями, кропотливо воссозданными. Главное — в другом. Древний мастер творил свой город из специального состава, прочность которого оказалась неподвластна векам. Однако загадка не в прочности, это как раз дело обычное. А в том, что реставраторам практически не нашлось работы! Домики, когда их откопали, стояли крепенькие, чистенькие, — как с глянцевого буклета. Нетронутые… Казалось бы, строительные материалы средневековья давным-давно изучены, в этом разделе не осталось тайн. И вот — нате! Это уже не «прочность», а нетленность какая-то…

Короче, чудак Саша сделал копии из точно того же материала, умудрившись воспроизвести изначальный строительный раствор.

— Я больше не буду, — сказал художник-реставратор.

— Никто тебе не запрещает резвиться, — сказал профессор Лямзин. — Ты же великолепный копиист. Опубликуй состав раствора, и я сделаю все, чтобы эти негодяи от тебя отстали.

— А смысл?

— Дурак! Не понимаешь, что происходит?.. Я уже не говорю про твой долг, как профессионала. Неужели не болит душа, когда ты достраиваешь объект из крашеного пенобетона?

— Почему болит? Современные технологии, наоборот, душу усыпляют. Как наркоз.

— Непостижимо. Зная разгадку, уродовать памятник…

— Кстати, в Соловецкой крепости дыры до сих пор латают кирпичом, и все здоровы.

Начальник только руками всплеснул…

Проблема строительного раствора и впрямь стояла остро. Глина, известь, песок, яйцо, — это понятно. Пропорции — тоже не бог весть какой секрет. Неизвестны были прочие компоненты, которые древний мастер добавлял в свою смесь (а ведь добавлял!)… вернее, теперь-то известны, однако упрямец отчего-то темнил, не спешил делиться опытом.

— Ну что за счастье такому уроду?! — не выдержал профессор. — Ну почему бы откровению не снизойти на кого другого?!

— Какое там откровение, — удивился Саша. — Да просто призрак подсказал.

— Состав раствора тебе подсказал призрак?

Саша кивнул.

— Так это, выходит, его тайна? Призрака?

— Его.

— Идиот! — простонал Лямзин. — Шутить научись!

Он пошел прочь, загребая босыми ногами песок. Оглянулся, чтобы крикнуть:

— Ты не обольщайся, дружочек, кроме тебя есть и другие химики!

Затем он извлек из кармана брюк мобильный телефон…

ПОПЕРЕК ТЕЧЕНИЯ

Насчет призрака — не совсем была шутка. То, что в местах этих нечисто, обнаружилось, еще когда работали археологи. Например, собаки избегали заходить в глиняно-песчаный город — поджимали хвосты, примолкали, и о том, чтобы «пометить» какой-нибудь из углов, даже не помышляли. Вообще, похоже, все зверье обходило стороной этот кусок берега, во всяком случае, фекалий на территории памятника практически не было.

Туман тоже обходил памятник стороной. Археологи, а затем и реставраторы раз за разом были свидетелями совершенно необъяснимого явления, когда с вечера туман собирался над рекой, переползал на сушу, и берег оказывался во влажной дымке, — весь, кроме игрушечного города. Водяная взвесь обступала домики, клубилась вокруг, но перейти невидимый барьер не могла: словно что-то ее отталкивало. Пятно это держалось до утра…

Археологов сменили реставраторы, и странности продолжились. Однажды с лебедки, предназначенной для подачи раствора, сорвался бак, — рухнул вниз и наверняка бы разбомбил пару драгоценных сооружений, если б некая сила не подхватила его, медленно и осторожно поставив на отмостку… Или еще случай. Провалилась доска в мостках, построенных над объектом. Рабочий, тащивший пиво для бригады, взмахнул руками и уже почти полетел навстречу производственной травме… как вдруг встал прямо, восстановивши равновесие. Он рассказывал потом, отбивая зубами чечетку, что кто-то схватил его за шкирку и буквально втащил обратно на сходни. Лямзин тогда раскричался, мол, повыгоняет всех раздолбаев и пьяниц (рабочий и правда был слегка подшофе), однако торжественно уволить виновника не успел. Тот ушел сам — сбежал домой тем же вечером, перепуганный до полусмерти.

Были и другие загадочные происшествия, рождавшие шепотки и страхи. Ночью, выйдя из лагеря по нужде, кто-то видел на рабочей площадке (объект освещался прожекторами) человека в странной одежде, бродившего по настилам между песчаными хоромами… а еще, тоже ночью, охранника при шлагбауме разбудил отчаянный скулеж сторожевого пса. Он выглянул в окошко будки и увидел темную фигуру, идущую вдоль забора. На оклик человек не среагировал — покинул освещенную зону и исчез во мгле. Стальная балка шлагбаума была согнута почти под прямым углом…

…Реставратор Саша разместился на пристани. Сразу возле берега, под мачтой. Сидел на чурбачке и работал кисточкой, макая ее в банку с краской под ногами.

Давно стемнело.

Пристань была символической: несколько длинных досок на сваях, две лодки, — и все. На мачте горела лампочка, вырезая в ночи светлый участок. Из-за света Саша и устроился здесь — чтобы никому не мешать, и чтоб ему никто не мешал.

Он был один. Лагерь спал; далекая гитара наконец умолкла. Рабочий день в экспедиции начинался рано, в семь утра, а заканчивался в пять-шесть вечера, когда солнце уже не то.

Новая поделка, воплотившая в себе очередное слово, была готова, оставалось только дописать на борту название, — что реставратор с наслаждением и делал…