Элис Петерсон - Только будь со мной Страница 3

– Нет, – резко оборвала я её. – Я не могу.

Сара тоже пыталась уговорить меня возобновить учёбу. Но всякий раз, когда я думала об этом, передо мной всплывали лица однокурсников, с жалостью смотрящих на меня. И как бы я пережила встречу с Шоном? Рана была ещё слишком свежей. И даже если я окончу колледж и получу лицензию, что будут думать пациенты о враче в инвалидном кресле?

– Ничего не выйдет, мам.

– Но надо же хоть что-нибудь делать. Мы Бруксы. Мы никогда не сдаёмся.

– Но это моя проблема.

– Нет, это наша проблема. – Со слезами на глазах мама передала мне бутылочку с шампунем. – Наша, Кас.

Я смотрела, как она пересекла ванную комнату и вышла. Хотела бы я знать, что мне теперь делать и как жить дальше.

«Конечно, очень сложно смириться с тем, что с вами случилось. Но, уверяю вас, вы в надёжных руках, – говорил мне медицинский консультант, стоя у края моей больничной койки. – Во время курса физиотерапии мы научим вас, как оптимизировать ваши возможности и вернуться к полноценной жизни».

Но они не смогли возродить во мне желание жить. Физиотерапия не излечила моё разбитое и растоптанное сердце.

Одевшись, я позвала папу.

Он был первым, кого я увидела, придя в сознание в больничной палате.

– Как мы скажем ей об этом? – произнёс он.

Я не могла повернуть голову, чтобы посмотреть, с кем он разговаривал. Моё тело обхватывало что-то жёсткое и холодное, как арматура, не давая пошевелиться. Тем не менее, я догадалась, что рядом со мной стояла мама.

– Что случилось? – закричала я, отчаянно пытаясь пошевелить ногами. – Почему мои ноги не двигаются?

Та нежность, которой мама гладила меня по голове, ужаснула меня. Я поняла, что именно она пытается мне сказать.

Я подъехала на кресле к краю лестницы. Папа уже ждал меня там.

– Умница, – сказал он, наклоняясь ко мне. – Ты готова?

Он взял меня на руки и спустился на первый этаж, говоря:

– Всё наладится, Кас. Я обещаю.

Лучше бы я умерла в то утро.

2

Когда папа сошёл с последней ступеньки, из кухни вышел Джейми и сказал, что принесёт моё инвалидное кресло. Должно быть, он только что вернулся домой: он был одет в куртку.

Усадив меня за обеденный стол, папа ушёл в свой кабинет. Он архитектор и уже пятнадцать лет работал на дому. Прежде чем пожениться, мама и папа договорились, что, когда у них появятся дети, они не будут нанимать нянь или домработниц. Один из них полностью посвятит своё время семье и домашним делам. Достигнув определённого возраста, я поняла причину такого решения. Ни мама, ни папа никогда не были близки со своими родителями. Как-то раз мама сказала, что они оба остро чувствовали отсутствие родительской заботы, поддержки и даже любви.

– Наши родители всегда были для нас чужими людьми, – призналась она.

Поэтому, когда родилась я, она стала домохозяйкой и занималась только домом и мной.

Когда мне исполнилось пять, а Джейми только годик, мама объявила нам, что теперь папа будет сидеть с детьми. Джейми ничего не понял, а вот я забеспокоилась. Ведь папа даже готовить не умел.

В тот же год мама открыла свою риелторскую фирму. Я видела её сайт в интернете. На первой странице – фото мамы в сером платье-карандаше: кроваво-красные губы, сияющая улыбка, идеально уложенные волосы платинового оттенка. Внизу страницы размещены фотографии её подчинённых.

– Тебе удобно? – спросил Джейми. У него был приятный низкий голос.

– Да, нормально.

– Я ходил на почту. Купил кое-что для тебя, – сказал он, указывая на белый пластиковый пакет, лежавший в центре стола. В нём были глянцевые журналы с шикарными голливудскими актрисами на обложках.

Джейми казался усталым, будто он всю ночь не спал.

– Спасибо, – сказала я. – Раз ты стоишь, не сделаешь мне кофе? Будь добр…

– Да, да, конечно. – Он поставил чайник на плиту. Из соседней комнаты доносился оглушительный рёв реактивного двигателя. Это мама пылесосила пол. Я улыбнулась, вспоминая, как в подростковом возрасте я включала наш допотопный пылесос, чтобы от души поругаться и при этом не быть услышанной родителями.

– Она постоянно убирается, – пожаловался Джейми. – А пока ты была в больнице…

Он устало потёр глаза, и на мгновение мой братишка показался мне намного младше своего возраста.

– Господи, ты бы её видела! – воскликнул он с едва заметной улыбкой на губах.

– Что, серьёзно? Ещё хуже, чем обычно?

– Ага. Короче, недавно она просыпала почти всю банку чистящего порошка мимо раковины и чуть не разнесла весь дом к чертям. Папа говорит, она очень расстроена. И что мы с ним должны ей помогать. – Джейми покачал головой. – Но что бы я ни делал, ей все не по нраву.

– Но я очень рада, что ты здесь, – сказала я. Он передал мне чашку с кофе, и я сделала небольшой глоток. Напиток получился слабый и по вкусу напоминал больничный. – Если бы ты ещё научился варить кофе, то цены бы тебе не было.

– Ты прямо как мама! – Он улыбнулся. – С жалобами и предложениями обращайтесь к управляющему нашего отеля.

Я вспомнила тот день, когда Джейми пришёл ко мне в больницу. В тот момент я уже лежала в отдельной палате. Я слышала, как Джейми и папа шушукаются за дверью.

Затем Джейми осторожно постучал и вошёл в комнату. На нём были стоптанные кроссовки и мешковатые джинсы, из-под которых выглядывала резинка трусов с логотипом Кельвина Кляйна. В руках он держал купленную в больнице коробку шоколадных конфет, с которой он забыл отклеить ярко-оранжевый ценник. Джейми бросил неловкий взгляд на мои белые больничные носки.

– Можешь не завидовать, – сказала я. – Я уверена, у них найдется твой размер.

Потом он увидел пакет от катетера, прикреплённый к моей кровати. Мне было страшно неловко и я хотела, чтобы Джейми перестал на него глазеть. К моему облегчению он отвёл взгляд и начал осматривать палату, заинтересовавшись, в конце концов, маленьким телевизором.

– Я хочу пить, – сказала я, жестом указывая на кувшин, стоявший на прикроватной тумбочке.

Джейми вскочил со стула и бросился к тумбочке.

– Только ты губу особо не раскатывай. Я не буду всё время исполнять твои команды, – сказал он, наливая воду в стакан и ухмыляясь.

– Извини, приятель, но тебе придётся мириться с моими капризами.

Повисла очередная неловкая пауза.

– Открывай конфеты, – попросила я. – И передай мне тот журнал, будь любезен.

– О, чёрт. Ты и до этого мне не слишком нравилась, а теперь ты точно станешь совершенно невыносима.

Я не смогла сдержать улыбку, и Джейми наконец расслабился.

Глядя сейчас на своего брата, я им любовалась. Он был высоким и красивым, как наш папа, но более стройным и подвижным, как мы с мамой. У него были тёмно-русые волосы и голубые глаза, открытое лицо и благородный нос. Он очаровывал всех своей широкой улыбкой.

Сейчас он казался загорелым. Мы с ним всегда очень быстро загорали. Когда мы ездили летом на море, папа называл нас своими «маленькими цыганами».

Несмотря на внимание противоположного пола, Джейми был скромным парнем, что делало его ещё более привлекательным.

– Ладно, Джейми, признавайся. Почему ты всё ещё дома? – Я взяла коробку кукурузных хлопьев. – Тебе же безумно нравилась жизнь в Мадриде. К тому же ты несколько месяцев работал в доме престарелых, чтобы заработать на поездку в Испанию.

Все жители дома престарелых обожали Джейми. Но Сара была его любимицей. Каждый вечер она просила половину неочищенного банана. Когда Джейми приносил его на подносе вместе с ужином, она прятала банан в ящик тумбочки и больше к нему не прикасалась. Но Джейми никогда не смеялся над ней и не требовал объяснений. Когда же директор дома престарелых сказал, что эта банановая история должна прекратиться, Джейми продолжал украдкой исполнять желание старушки.

Он пожал плечами:

– Я в любой момент могу вернуться в Мадрид.

Мы услышали рёв пылесоса прямо под кухонной дверью.

– И мне нравится быть здесь, – продолжил он, но неуверенный тон этого высказывания выдал его с потрохами. Я бросила в него свой глянцевый журнал.

– Джейми Брукс, ты совсем не умеешь врать!

Он смущённо почесал затылок.

– Я вернусь, когда буду готов. Мадрид никуда не денется.

Он тронул меня до глубины души.

Когда мы с братом позавтракали, он сообщил мне, что у него назначена встреча с другом в городе.

– Хочешь пойти со мной?

– Этот друг – девушка?

– Нет, – зарделся он. – Почему ты спрашиваешь?