Джин П. Сэссон - Мольба Мариам Страница 3

Я продолжала плестись черепашьим шагом в надежде, что она уйдет в свою комнату, в свое крохотное убежище, которое редко покидала. И в этот момент она подняла голову и увидела меня — в глазах ее ничего не отразилось, и губы ее не раздвинулись в улыбке. Впрочем, и я ей не улыбнулась. После этого ужасного дня я совершенно не хотела думать о том, что ее прошлое может стать моим будущим.

Семейная легенда гласила, что бабушка Майана была одной из самых красивых девушек Афганистана. Однако даже выдающаяся красота не может спасти афганскую женщину от напастей.

ГЛАВА 1

Было время, когда бабушка строила воздушные замки. Несмотря на то что она родилась в бедной семье, даже обездоленным не возбраняется мечтать об уютной хижине, седле барашка по праздникам и замужестве с последующим рождением сыновей.

Отец Майаны был бедным фермером в Саид-Караме, уезде провинции Пактия, располагавшемся в шестидесяти милях к югу от Кабула и населенном представителями племени Хаиль. Эта сухая, каменистая местность, лишенная деревьев и другой растительности, представляет существенные трудности для фермеров.

Несмотря на суровый климат, требовавший серьезных физических затрат, отец Майаны был вполне доволен своей жизнью — у него была трудолюбивая жена и любимые дети. Семья славилась своими красивыми сыновьями и привлекательными дочерьми, но никто не мог сравниться с Майаной. Она была так прекрасна, что на нее обращали внимание даже женщины, отмечавшие ее изысканность, чувственные губы, ямочку на подбородке и огромные черные глаза.

И хотя в Афганистане девочкам не выдавались свидетельства о рождении, считалось, что бабушка Майана родилась где-то в 1897 году, когда в Афганистане все было относительно спокойно. Во времена бабушкиной юности Афганистан находился почти в полной изоляции отчасти потому, что не доверял соседям, а отчасти в силу собственной недоступности, так как был окружен высокими горами. Население Афганистана насчитывало около шести миллионов человек и состояло в основном из враждующих между собой племен. Афганистан пытались оккупировать англичане и русские, так как он находился в зоне их интересов, однако они потерпели поражение и были вынуждены отступить, так что теперь от них остались лишь кости, выбеленные жарким афганским солнцем.

«Не переходить» — значилось на плакатах, расставленных вдоль всей границы, охраняемой солдатами. Каменные вышки стояли вдоль древних караванных дорог, которыми пользовались еще Александр Македонский и Чингисхан. Железных дорог и телеграфных линий не существовало. Любые продукты, ввозившиеся или вывозившиеся из страны, грузились на вьючных животных, которые собирались в караваны ослов, лошадей, верблюдов и даже слонов.

Составной частью культуры являлась жестокость с такими официально санкционированными наказаниями, как расстрел заключенных из пушек, обезглавливание саблями, закапывание заживо, ослепление и забивание камнями. Возможно, самым безжалостным наказанием было морение голодом, когда воров помещали в металлические клетки и высоко поднимали на шестах в центре города, так что друзья не могли передать им ни пищу, ни яд. Мучительная смерть наступала от отсутствия воды и еды — счастливцы умирали от теплового удара или переохлаждения в зависимости от времени года.

Эмир обладал ничем не ограниченной властью, однако представители правящей фамилии проявляли друг к другу не меньшую жестокость, чем к своим подданным. Многих наследников умышленно ослепляли, поскольку в Афганистане мужчина с физическими недостатками не может занять высокого положения.

В 1913 году бабушке было пятнадцать-шестнадцать лет. В то время эмира Афганистана сильно тревожили разбойники, вооруженные банды которых совершали набеги на север страны, после чего отходили в долину Хост. В том же году в Кабуле был раскрыт заговор против эмира. Заговорщики были разоблачены и забиты камнями, так что восстание провалилось. Страна кипела, но бабушка вряд ли обращала внимание на волнения, так как вопросами политики могли заниматься лишь мужчины. В своем юном возрасте все ее помыслы были сосредоточены на грядущем замужестве.

Ее красивое лицо и сияющие глаза могли бы привести к дверям ее дома многих женихов, однако суженый был определен сразу после ее рождения. Ей предстояло стать женой своего двоюродного брата — сына брата отца. И всех это вполне устраивало: браки между двоюродными братьями и сестрами поощряются в афганской культуре, однако тут вмешалась судьба, и исключительная внешность Майаны заставила ее отклониться от предначертанного пути.

Официальный закон при поддержке афганской племенной культуры требовал, чтобы женщины носили паранджу, однако в семье моей бабушки женщинам позволялось переходить от одного соседского дома к другому с непокрытым лицом, поскольку дома располагались очень близко друг от друга. Тем не менее женщины одевались очень скромно, прикрывая свои тела накидками, а головы шарфами.

И случилось так, что, когда однажды бабушка вышла из убогой хижины своего отца, чтобы направиться к тетке, мимо на лошади проезжал глава племени Хаиль Ахмед Хаиль-хан.

Классическая наружность Майаны так поразила Ахмеда Хаиля, что, по позднейшему его признанию, он онемел. Привыкнув к тому, что все его желания тут же исполняются, он решил, что возьмет прелестницу и сделает ее своей четвертой женой. Ахмед Хаиль-хан уже был женат шесть раз, но в тот момент у него было всего три жены, и он мог позволить себе четвертую, не прибегая к разводу. Он был не только самым могущественным человеком в клане Хаиль, но и пуштуном-суннитом, и ислам позволял ему иметь четырех жен.

Несмотря на охватившее его желание, Ахмед Хаиль сдержал себя и ничего не сказал в тот момент. Он лишь осмотрелся, чтобы запомнить место, где находился, и затем отправить сюда своего посланца для организации свадьбы. На следующий день в доме Майаны появился представитель хана с множеством дорогих подарков. Он вручил свои сокровища изумленному отцу Майаны и попросил его отдать красавицу дочь главе племени Хаиль Ахмеду Хаилю в жены.

Отец Майаны был уважаемым человеком, и, несмотря на то что богатство и почет, сопутствовавшие такому союзу, обладали несомненной привлекательностью, он отказал хану.

— Вы почтили мой дом своим приходом, — мягко ответил он. — Но я не могу принять эти прекрасные дары и ваше предложение о заключении брака. Моя дочь скоро выйдет замуж за сына моего брата. Она была обещана ему, едва родилась.

Посланец остолбенел. Еще никто никогда не отказывал могущественному Ахмеду Хаиль-хану. Бедняга поежился при мысли о том, что его могут лишить жизни, если он вернется с отвергнутыми дарами и без обещания отдать прекрасную дочь. Против воли он удалился, готовясь к худшему. Ему предстояло сообщить, что столь желанная для Ахмед-хана девушка была обещана другому.

Как он и ожидал, хан пришел в ярость. Все вокруг замерли, боясь привлечь к себе внимание.

— Кто этот бедный крестьянин, осмеливающийся перечить главе своего племени?! — заорал он, размахивая руками. — И где этот жалкий жених, намеревающийся присвоить себе такую красавицу?

И пока семья Майаны готовилась к свадьбе, хан начал приводить в действие свои грязные планы. Он решил, что Майана никогда не выйдет за своего суженого, того единственного мужчину, которого она видела своим мужем и отцом своих будущих детей.

Через два дня после отъезда посланца хана мимо дома Майаны проскакал всадник, сбросивший у двери неряшливо перевязанный мешок. Отец Майаны разрезал мешковину и тут же в ужасе отпрянул. Внутри находилось изуродованное тело его племянника. Все сразу поняли, что это зловещее послание от главы племени Хаиль: никто не имел права перечить хану. Это убийство жестоко напоминало о том, что хан обладает непререкаемой властью над членами клана. Убитая горем семья во избежание дальнейшего кровопролития послала хану известия, что их младшая дочь Майана прибудет через несколько дней.

И Ахмед Хаиль, как всегда, добился своего.

Так моя бабка Майана стала «краденой невестой», как и многие другие афганские красавицы, которых отдают в жены богатым и влиятельным людям.

Бабушка редко рассказывала о своей юности и первых годах замужества. И хотя она очень любила меня и мою сестру, но предпочитала помалкивать о своей жизни, и любопытство внучек не могло соперничать с ее стоической скрытностью. Мне ужасно хотелось что-нибудь узнать о ее юности, но не хватало мужества спросить, любила ли она своего несчастного двоюродного брата, за которого собиралась выйти замуж, и оплакивала ли его.

И все, кто знал ее, тоже хранили молчание. Лишь когда мне исполнилось десять или одиннадцать лет, я узнала о ней что-то более или менее существенное. Никто в моей семье не осмеливался говорить о ее браке — вдруг слухи об этих разговорах дойдут до хана и обрекут нас всех на погибель. Однако, когда я повзрослела, родители и другие родственники время от времени стали упоминать мелкие эпизоды из жизни Майаны в роли жены Ахмеда Хаиля. Эти грустные истории всегда вызывали у меня слезы. И бабушка при виде них предупреждала остальных: