Айтиот (СИ) - Каляева Яна Страница 3

— Да, я тоже их погуглил. На сайте — сплошь евроценности, плюнуть некуда. Клиентоориентированность, инновации, инклюзивность, эта, как ее, диверсити… диверсия? Не, по-другому как-то переводится.

— Разнообразие.

— Видовое разнообразие, ага, — Вадим символически плеснул коньяка в мой бокал и от души — в свой. — Вот только наверху пищевой цепочки — наши упыри, так что диверсия еще та… Впрочем, нам-то чего? Ты же давно ноешь, как тебе осточертел «Натив», да и мы все до кучи. Чего теперь не рад? Свобода, амиго!

Я пожал плечами. «Натив» и правда был для меня как чемодан без ручки. Став генеральным, я досрочно закрыл ипотеку на свою двушку и успел прикупить по случаю еще одну квартирку, просто потому, что контрагент предложил льготную рассрочку. Но даже если ее не продавать, денег отложено на год-другой безбедной жизни. Работу я не любил, и лишь знание, что можно в любой момент уволиться, делало ее вполне выносимой. Вот только жизнь вне работы шла не намного веселее. С Катькой мы уже четыре года как разбежались, ребенка так и не завели… С тех пор я сменил пятерых женщин, и каждая следующая задерживалась меньше, чем предыдущая. Интересовало их, ясен пень, в основном мое материальное положение — на героя любовного романа я никак не тянул; но могли бы хоть пытаться скрывать это, что ли… Впрочем, бабы, чего с них взять. Хуже, что то же относилось и к приятелям. Кто попроще — просил денег сразу и без затей, это было еще ничего. Другие месяцами названивали, приглашали в кабак или на дачу, интересовались моими делами — и всё с той же целью. В итоге я аккуратно свернул общение со всеми, включая тех двоих, кто денег пока не попросил. Лучше так, чем ждать, когда все-таки попросят.

Вадим был единственным человеком, которого я теперь мог бы назвать своим другом. Хотя, конечно, когда нас перестанет связывать работа, то и общение, скорее всего, сойдет на нет.

Вадим поднял бокал:

— За немцев-освободителей!

Я кисло улыбнулся и пригубил коньяк. В дверь постучали.

— Открыто! — Вадим пьяновато хохотнул. — «Натив» отдан на поток и разграбление! Заходи кто хочешь, бери чего хочешь!

Каннибаловна вошла с необычной для нее робостью, прижимая к объемистой груди одинокий лист офисной бумаги.

— Извините, что поздно, Олег Витальевич… Вы отдыхаете уже, а я тут… Мне одну подпись, девчонки ждут, чтобы оформить.

— Да вы присаживайтесь… Вадь, будь другом, достань бокал еще, ты ближе сидишь… в шкафу, на второй полке. Выпейте с нами, Анна Ганнибаловна. Не оставлять же врагу такой коньяк! А домой тащить неохота, мне-то без надобности…

Весь офис знал, что я почти не пью — так, наливаю себе символически для компании. Не от моральных принципов, просто мой организм оказался правильнее меня и алкоголь не принимал. От второй рюмки начинала раскалываться голова, от третьей меня выворачивало, причем паленая водяра и элитный вискарь действовали одинаково. Возможно, если бы я прибухивал, как почти все мои знакомые, то ко многим вещам относился бы проще.

— Ой, спасибочки, — Каннибаловна плюхнулась в офисное кресло. — Денек выдался — не грех и выпить. Вы только сегодня подпишите, пожалуйста…

Я всмотрелся в протянутый листок, и мои брови поползли на лоб.

— Да что с вами, Анна Ганнибаловна? Случилось чего? Зачем «по собственному желанию», да еще сегодня? Мы с Вадимом завтра идем на переговоры к немцам, так меньше чем тремя окладами они от нас не отделаются, и от вас тоже!

— Да тут такое дело же… — Каннибаловна от души глотнула коньяка. — Три оклада — это, конечно, дивно и прелестно. Вот только тогда надо будет немцам дела передавать. А там… ну сами знаете…

Я аж крякнул. О некоторых особенностях оформления трудовых отношений в «Нативе» я и не подумал. В России это нормально, тут все схематозят кто во что горазд, а вот как это воспримут известные своей законопослушностью немцы… С них, пожалуй, станется настучать в прокуратуру уже фактически на самих себя, и лучше бы прежнему руководству находиться в этот щекотливый момент подальше…

Зарплатная бухгалтерия в «Нативе» еще до меня стала полностью белой, но были, как говорится, нюансы. Разработка программного обеспечения требует специалистов разного профиля. Таких, как Протасов и его команда, приходится обеспечивать высокой зарплатой, премиями, отпусками, медицинской страховкой и мгновенным исполнением всех хотелок. Специалисты попроще пашут за средний по рынку оклад. И есть еще работа, для которой брать сотрудников в штат попросту нет смысла. Это подготовка материалов для тестирования и обучения нейросети, на айтишном сленге ее называют «разметка».

Разметка — очень простая работа. Надо сортировать поисковые запросы, заполнять базы данных о пользователях, оценивать осмысленность текста. Задачки легкие для людей, но — пока еще — сложные для машины. Никаких специальных знаний не требуется, только обычный человеческий мозг. Я пробовал — это даже прикольно. Первые минут десять. Через час мозги начинают закипать. Это довольно жесткая эксплуатация способности человека распознавать смыслы, видеть и понимать то, чего пока не видит и не понимает машина. Задачи нудные и однообразные, инструкции путанные и постоянно меняются. Сажать людей на оклад для этой обезьяньей работы тупо невыгодно, но поскольку никаких знаний и навыков не требуется, разметчики работают сдельно по копеечным тарифам. Заманиваем мы их обещанием гибкого графика и неограниченного заработка. Ну, отчасти это правда, заработок не ограничен — по нижней планке, само собой. Составляется договор гражданско-правового характера — как мы говорим, ради экономии на налогах. Это не совсем так, сама по себе эта экономия несущественна. Зато никаких прав работнику договор не дает, но на этом мы, скажем так, акцента не делаем. Разметчики в какой-то момент осознают — многие с удивлением — что их договор не предполагает оплачиваемого отпуска, больничного или декрета, а перестать выдавать задания мы можем в любой момент. Вообще-то по закону так оформлять трудовые отношения нельзя, но в разметку идут не от хорошей жизни, и нам все сходит с рук. Впрочем, даже если какой-то особо упорный разметчик дойдет до суда, иска нам бояться нечего — оформляют разметчиков на подставные юрлица, и в уставном капитале там не значится ничего ценнее пары табуреток. А вот аудит эту и некоторые другие серые схемы может вскрыть…

Что поделать, каждый снижает себестоимость продукта как может, иначе в конкурентной борьбе не выжить. Впрочем, я следил, чтобы разметчики все же стабильно зарабатывали вменяемые деньги — примерно на уровне фаст-фуда.

— Да что там объяснять, — вздохнула Каннибаловна. — Немцам наша система вряд ли понравится. Ну пусть сами разбираются.

— Да уж, могу себе представить, — прыснул Вадим. — Пусть им вот Смирнов написывает: «мои, мол, права работника и человека»…

Я тоже улыбнулся. Смирнов, один из старейших наших разметчиков, был притчей во языцех. С упорством, достойным лучшего применения, он годами боролся за права, которых у него по договору не было. Закатывал скандалы из-за каждого штрафа или изменения инструкции, требовал справедливых, по его мнению, тарифов и постоянно грозил уходом. Однако никуда не уходил — видимо, других способов прокормить семью у этого склочника не было. Работал он, впрочем, много и добросовестно, потому мы терпели его бесконечные стенания. Да и жаль его попросту, лузера профессионального.

— Так вы подпишете заявление, Олег Витальевич? — спросила Каннибаловна.

— Ну, если вы действительно уверены…

— А то! — Каннибаловна залпом допила коньяк. — Мне «Натив» как второй дом, вы же знаете… Но меня уже в «ГазАлмаз» позвали. Две недели отработаю, как положено, дела передам и с понедельника выхожу к ним.

Конечно, такие каннибаловны нужны всюду. Это ведь она внедрила систему найма разметчиков. Понимаю, почему ей неохота объяснять некоторые нюансы новому руководству. Я крякнул и подписал заявление.

Акамэ столкнулась в дверях с выходящей Каннибаловной, но посторониться даже не подумала. Пришлось старой ведьме отступить, чтобы пропустить девочку с кошачьими ушками.