Меир Шалев - Голубь и Мальчик Страница 30

— Голубой флажок! — воскликнул Малыш и закричал: — Гули-гули-гули, кушать!

Голуби сели, парень снова запутался: насыпал зерна на полку перед вертушкой, а не на полку за ней. Голуби немного поели и снова поднялись в полет.

Когда Мириам вернулась на своем велосипеде, вспотев и тяжело дыша, парень сообщил: «Все вернулись!» — и протянул ей блокнот. Мириам взглянула и сказала: «Ты ничего не записал!» — а Малыш не удержался и крикнул: «Голубой вернулся первым!» и: «Он насыпал им еду снаружи». Мириам рассердилась:

— Они должны знать, что нужно войти, иначе нельзя снять с них футляр. Теперь придется всё повторить.

Назавтра она проверила, сможет ли Малыш заполнить ее бланки разборчивым почерком, и объявила, что отныне он сам будет встречать возвращающихся голубей.

— Это очень важно, — сказала она. — Недостаточно того, что голубь возвращается домой. Это любой дикий голубь может сделать. Нужно рассчитать, с какой скоростью он возвращается, и проследить, что он делает, когда вернулся, — крутится вокруг или сразу же влетает через вертушку внутрь голубятни.

— А когда ты возьмешь меня с собой? — спросил Малыш еще через несколько дней, и Мириам сказала, что голубеводству учатся постепенно, шаг за шагом, и сейчас черед повысить его с должности встречающего и чистильщика кормушек до ранга повара.

— Тебе еще многому нужно научиться, пока ты сам запустишь первого голубя, — сказала она и вручила ему блокнот и карандаш.

Он записал: горох, чечевица и вика дают белки. Сорго, рис, кукуруза и пшеница — это углеводы. Лен, кунжут и подсолнечник — жиры. Мириам научила его секрету смешивания семян, и как важно понюхать, нет ли в них запаха плесени, и надавить на одно молотком или зубами: если зерно достаточно сухое, оно раскрошится, а если слишком влажное — сомнется.

Голодный голубь более оживлен и активен, и тогда он легче поддается тренировке, поэтому после утреннего полета нужно давать ему легкую еду и только после возвращения из послеобеденного полета — главную. И не забудь: голуби любят пить сразу после еды.

Она раскрыла перед ним коробку с минеральной смесью, которую назвала «щебень», потому что в ней есть крошки базальта, чтобы помочь желудку голубя перемалывать твердые зерна, и порошок окиси железа, очищающий ему кровь, и уголь, прочищающий систему пищеварения, а также обломки ракушек и мела для строительства яичной скорлупы — «как в вашем кибуцном птичнике дают несушкам», — а также для укрепления костей. «Потому что почтовому голубю нужны более крепкие кости, чем обыкновенному. Более крепкие и легкие».

— А еще в этой смеси есть соль, — сказала она, — и поэтому нельзя давать ее голубю перед длительным полетом.

— Чтобы не захотел пить, — сказал Малыш.

— Совершенно верно. Что будет, если он захочет пить?

— Он умрет по дороге.

— Нет, — засмеялась Мириам, — он просто спустится попить, и тогда в лучшем случае задержится, а в худшем — кто-нибудь его поймает или растерзает.

Малыш осмелел и спросил, что это за маленькие темные гладкие зерна, которые она иногда дает возвращающимся голубям, и она сказала, что это зерна канабиса, на который голуби очень жадны. Их добавляют понемногу в ежедневную пищу и чуть больше — как особое поощрение и награду.

— И дважды в неделю их кормят из руки.

Это требует больше времени, сказала она, но это приятно и полезно, потому что дает важную возможность осмотреть голубя и углубить симпатию и дружбу. Всякое животное боится глаз человека, его запаха и хитрости его пальцев. Способ преодолеть этот страх — дать ему поесть из ладони. Так оно приближается, и привыкает, и становится верным другом.

— Голубь не так умен, и чувствителен, и сложен, как собака или лошадь, — сказала она, — и, вопреки тому, что о нем говорят и как он выглядит, у него тяжелый характер. Но и он знает, что такое дружба и верность. Это ты не должен записывать. Есть вещи, которые достаточно услышать и запомнить.

— Ты в полном порядке, — сказала она ему через несколько дней. — Из тебя выйдет настоящий дуве-йек.

— Что такое дуве-йек? — испугался Малыш.

— Когда станешь дуве-йек, узнаешь.

— Так когда же ты возьмешь меня посылать голубей?

— Не посылать! Запускать! А для этого ты должен сначала выучить еще одну важную вещь: как поймать и удержать голубя в руке.

Голубя, объяснила она, нельзя ловить в воздухе или вне голубятни, но только после того, как он опустился и вошел внутрь. Руки должны приближаться к нему открытым и плавным движением, а не украдкой или рывком, не слишком быстро, но и не слишком медленно или нерешительно. И всегда сверху, чтобы, если он взлетит, его удалось бы схватить. И наконец, сам захват: ладони обнимают крылья, пальцы спускаются и охватывают ноги меж ними.

— Осторожно. Всё — осторожно. Это не такое простое тело, как наше, это тело совершенное и утонченное, созданное для полета.

И не смотри ему в глаза! — сказала она и повторила: — Потому что у животных взгляд прямо в глаза — сигнал нападения. У голубей глаза повернуты в стороны, а у нас вперед, и поэтому наш взгляд кажется им взглядом наземного хищника или хищной птицы.

Руки Малыша приблизились к голубю, опустились к нему, охватили его, ощутили взволнованный перестук птичьего сердца. Его сердце забилось в ответ.

— Не сильно… — И он испугался.

— Прекрасно… — И он наполнился счастьем.

— А сейчас поймай другого. Они очень отличаются друг от друга. — И он тренировался, и учился, и узнавал — осторожно и мягко, со всё растущей уверенностью.

Еще через несколько дней Мириам велела ему раздобыть велосипед, чтобы присоединиться к ней в одной из поездок. Мал он был, и невелик ростом, и еще не мог ездить на «велосипеде кибуцников», а потому попросил у тети ее «велосипед кибуцниц».

Тетя колебалась.

— Этот велосипед записан за коровником, — сказала она.

— Пожалуйста, мама, пожалуйста, — сказал Малыш. И она, услышав это «мама» и увидев, как сменяются на его лице надежда и отчаяние, согласилась, но с условием, что он не будет ездить далеко и сначала потренируется с «девушкой из голубятни».

Он тут же попробовал и упал, снова попробовал и тренировался таким образом до тех пор, пока не обрел достаточное равновесие. Весь в синяках и царапинах, поспешил он в голубятню и был благодарен Мириам, которая, не задавая лишних вопросов, велела ему побыстрее промыть раны водой с мылом, смазала их ветеринарной мазью и показала, каких трех голубей отловить.

Сначала они катили по проселочной дороге, которая тянулась параллельно главной, Мириам — ленивыми легкими движениями, а он — нажимая всем своим весом и тяжело дыша, но забыв свои раны и страх и наслаждаясь шелестом шин и волнением перед предстоящим. Возле большого электрического столба они свернули на кипарисовую аллею и поехали в сторону полей, в глазах рябило от быстрого чередованья света и тени, запах цветущей акации ласкал и щекотал носы.

Еще через несколько километров, возле насосной станции, Мириам остановилась, прислонила свой велосипед к стволу кипариса и вынула из корзинки голубя, помеченного красным.

— Возьми блокнот и карандаш, — сказала она, — и запиши цвет его ленточки, и дату, и время, и место, каждую цифру в свой столбец.

Он писал круглыми детскими буквами, гордый и очень испуганный.

— А сейчас цифры и буквы на его кольце, прекрасно, а в столбике места напиши «насосная станция», там, где «погода», — ясно, двадцать четыре градуса, легкий восточный ветер, а «время запуска» напиши тринадцать, двоеточие, сорок пять. Это без четверти два. Записал? Всё понял? Сейчас смотри внимательно.

Он видел ее руки, протянувшиеся вперед и вверх, ее напряженное тело, ее грудь, вдруг приподнявшуюся под серой рабочей блузкой, улыбку, незаметно для нее самой появившуюся на ее губах. Запуск был таким плавным, что голубь показался ему улыбкой, вспорхнувшей с ее лица, и это зрелище было таким красивым и влекущим, что Малыш не понимал, почему он стыдится своего волнения.

Затем Мириам запустила голубя с желтой ленточкой, и Малыш забеспокоился: даст она третьего голубя ему или и этого запустит сама? Он заполнил третий бланк и поднял на нее глаза, и Мириам сказала: «А теперь ты».

Он взял голубя и, вопреки ее предупреждению, бросил на него короткий взгляд хищника.

— Думай, что ты делаешь, — сказала ему Мириам, — это твой первый голубь, не забудь. Не выпускай его просто так из рук и не подбрасывай. Представь себе, что ты подносишь его небу. Мягко и плавно.

Еще до того, как его руки выпрямились до конца, он почувствовал, что его движение не получилось таким удачным, как у нее. Но голубь уже расправил крылья, и глаза Малыша провожали его при взлете, и его тело хотело взлететь за ним следом. Крылья били по воздуху, удаляясь. Поначалу голубь отливал серо-голубым, потом — против огромного светлого неба — потемнел и уменьшился. Малыш смотрел на него и не знал, что такой же будет последняя картина его жизни, которую он увидит девять лет спустя, когда будет лежать на спине в разрушенном монастырском складе, простреленный, изломанный и умирающий, истекая кровью, а голубь взлетит над ним, неся с собой его последнее желание.