Олег Рой - Нелепая привычка жить Страница 30

Он дошел до развилки, где когда-то подбрасывал монетку, и решительно свернул на другую тропинку, вправо. Посмотрим теперь, куда приведет она… Что было бы, упади тогда пятак «решкой»? Они с Ланой не купили бы этот участок… А возможно, и ссоры с Джозефом не было бы. Или она все равно бы случилась? Во всяком случае, когда-то модный, а ныне забытый писатель Дмитрий Россихин точно не лежал бы сейчас в больнице. И его супруга не сказала бы монотонным бесстрастным голосом: «Будьте вы прокляты…»

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Виталий стал смотреть по сторонам. Ему всегда нравилось находиться на природе, в любое время года, а уж поздней весной – особенно.

Майский лес – особый мир, этот месяц не спутаешь ни с каким другим. Лес в это время словно бы живет своей жизнью, и ему никакого дела нет до визитеров. Это в другие месяцы он чутко прислушивается и присматривается – что это за человек бродит по моим тропинкам? С добром он явился или со злом? Если гость понравится хозяину, то летом он приветит его щедрыми дарами, а зимой очарует невероятной, ни с чем не сравнимой сказочной красотой. Но если пришедший к нему покажется неугодным, лес сделает все, чтобы дать ему это понять. Нахмурится, зашумит, станет неуютным, страшным и поскорее погонит прочь. Спрячет все свои грибы-ягоды – сколько ни ходи, ничего не найдешь. Или, того хуже, обманет, закрутит, собьет с дороги, и будет незваный гость плутать долгими часами по одному и тому же месту… Все это Малахову было хорошо знакомо. Он ведь вырос в сельской местности и умел чувствовать природу, несмотря на то что за последние годы очень сильно от нее отдалился. Все-таки эта способность каким-то чудом на уровне подсознания сохранялась в его душе. В тот раз, когда они приезжали компанией, и позже, когда он привозил сюда Дольку, лес еще просыпался, будто человек, который только-только открыл глаза и пока еще находится на грани сна и яви, зевает и потягивается… А сейчас этот человек уже окончательно проснулся и встал с кровати. Он бодр, полон сил, у него отличное настроение, он готовится к предстоящему дню, умывается, напевая что-то под нос, чистит зубы, причесывается, завтракает… И майский лес так же свеж и энергичен, все в нем так же спешит, торопится жить. Буйно растет молодая трава, громко и весело щебечут птицы, листья на деревьях яркие, сочные.

В детстве, когда Виталька Малахов повадился ходить в поселковую библиотеку при клубе, ему попалась прекрасно иллюстрированная книжка «Двенадцать месяцев». Он тогда считал себя уже слишком взрослым для сказок, но эту книгу полюбил буквально с первого взгляда. Особенно ему нравилась картинка, на которой все встретившиеся под Новый год двенадцать братьев сидели вокруг костра. Зимние месяцы там были изображены седобородыми стариками в шубах, осенние – зрелыми мужчинами, летние – молодыми людьми, а весенние – юношами, почти мальчиками. И у каждого из героев была какая-то деталь, свойственная только ему одному: у Апреля – букет подснежников, у Августа – корзина со спелыми фруктами, у Октября – заткнутый за отворот шапки желто-красный кленовый лист… Виталий вдруг на удивление отчетливо вспомнил книгу и подумал, что умей он рисовать, то сам с удовольствием создал бы подобную картину, только месяцы изобразил в виде женщин. И Май была бы среди них самой юной – примерно в Долькином возрасте, темно-русой, как официантка из маленького кафе, и непременно с крупными веснушками, как у Наташи.

Он представил себе девушку в зеленом платье, с венком из полевых цветов в длинных спутанных волосах. Как это там было, у Юрия Лозы? «Девочка-весна с длинными ногами…» Хрупкая мимолетная грань между юностью и молодостью. Уже грациозные, но еще не заученные движения. Она уже осознала свою женскую привлекательность, но еще не знает, как ею распорядиться. Она любит весь мир, но полна предчувствия встречи со своим единственным…

Где-то вдали робко закуковала кукушка. Как давно он этого не слышал!

– Кукушка-кукушка, сколько мне еще осталось жить? – спросил, улыбаясь сам себе, Виталий. Но птица тотчас же замолкла.

Внезапно тропинку преградило поваленное дерево – словно шлагбаум, закрывающий дорогу. Виталий решительно перешагнул через него и только потом вспомнил слова покойной бабушки, Веры Кузьминичны: «Никогда не перелезай через упавшее дерево, Витек, всегда стороной обходи. Дурная это примета». Но дело уже было сделано, и назад не воротить. Впрочем, в приметы Малахов никогда особо и не верил…

Узкая тропинка наконец привела к сельскому кладбищу – явно такого итога пути он не ожидал. Вид у погоста был неухоженный, скромные венки и искусственные цветы выцвели, еловые ветви на могилах сгнили, дешевые железные, а то и деревянные кресты покосились. «Ну правильно, – сказал сам себе Малахов, – тут тебе не Ваганьково. В окрестных деревнях небось осталось-то три с половиной старухи, молодежь вся в города подалась. Ни похоронить достойно, ни за могилами ухаживать…» Среди надгробий резко выделялось одно. Эта могила была обнесена оградой, обсажена многолетними цветами, и на ней даже было какое-то подобие памятника – небольшой камень с двумя овальными цветными фотографиями. Судя по надписи, здесь нашли свое последнее пристанище супруги Кочетковы. Антонина Ивановна скончалась в 1988 году, на шесть лет раньше мужа, Николая Петровича.

«Так это ж Наташины родители!» – догадался Малахов. У женщины на фотографии была такая же милая застенчивая улыбка, как и у ее дочери. А лесничий на вид был строг, смотрел со снимка в упор и, казалось, следил взглядом за каждым движением Виталия. И хотя Малахову отлично был известен этот фотографический эффект – так всегда бывает, когда человек, которого снимают, смотрит прямо в объектив, – ему почему-то стало не по себе. Он отступил в сторону и внезапно увидел рядом с могилой Кочетковых довольно глубокую продолговатую яму, вырытую, судя по всему, несколько лет назад, но по каким-то причинам так и не заполненную. От этого зрелища стало совсем неприятно. Как будто в самом понятии «пустая могила» было что-то нелогичное, страшное, даже отвратительное. Словно смерть притаилась где-то неподалеку и поджидала очередную жертву. Бр-р! Виталий подошел ближе и усилием воли заставил себя взглянуть вниз – так в детстве он сам у себя вырабатывал смелость, решаясь зайти поздним вечером в неосвещенный сарай. Яма была пуста, если не считать скопившейся на дне темной талой воды.

«А что ты ожидал там увидеть? – усмехнувшись, спросил он сам себя. – Костлявую с косой, как выразился наш уважаемый писатель?» Над самой головой качнулась ветка – с молодой березы шумно взлетела большая черная птица, похожая на грача. Или это был ворон? Небо вдруг затянуло, как перед дождем. Головная боль, немного поутихшая в лесу, разгорелась с новой силой. Пожалуй, пора было возвращаться к сторожке. Наверняка Лана со своей компанией уже приехала, даже странно, что она еще не обрывает ему телефон с вопросами: «Ну ты где? Мы уже сто лет около этой изнакурножки торчим, а тебя нет!»

Он поспешил назад, запоздало обошел поваленное дерево и вскоре вновь оказался на поляне. На площадке перед сторожкой, в том же самом кресле, где недавно сидел он, теперь устроилась худощавая женщина средних лет и пристально смотрела на него удивительно глубокими и выразительными серыми глазами.

Сердце отчего-то на мгновенье остановилось, а потом принялось с бешеной скоростью отсчитывать секунды. Обычно такое с мужчиной случается, когда появляется вдруг Она. Нечто подобное произошло и с Малаховым в эту секунду, но вместо сладостного чувства узнавания он ощутил вдруг безумный, панический страх. Ему захотелось бежать, бежать со всех ног, чтобы оказаться как можно дальше от этой поляны, – и в то же время он отчего-то не мог сдвинуться с места. Все стоял и смотрел в ее чарующие серые глаза. Лицо женщины и весь ее облик казались удивительно знакомыми, он точно видел ее, вот только где?

Скорее всего, это и есть та самая Ланина помощница, как там ее, Таня Тосс? Но где сама Лана? Где проектировщики с архитекторами и видеооператорами? Наверное, она приехала одна на собственной машине и разминулась с ними… Он оглянулся, но, кроме его собственного «Лексуса», на поляне больше не было ни одного автомобиля.

Женщина молчала и рассматривала его, он отвечал тем же. Лицо незнакомки было на удивление симметричным, он и не думал, что такое бывает. Обычно у всех людей половинки лица чем-нибудь да отличаются друг от друга – какой-нибудь родинкой, разным изгибом бровей, чуть иной линией контуров скул или подбородка… А у этой все было абсолютно одинаково – даже идущая надо лбом линия очень коротко стриженных тускло-сероватых волос была идеально ровной. Ни один самый маленький волосок не выбивался из прически. Одета она была в стильный светло-серый брючный костюм, сидевший на ней безупречно, как на манекенщице, черную, с коротким воротником, водолазку и черные же, явно очень дорогие, туфли. Спину она держала неестественно ровно, а на шее виднелось несколько морщинок. Эти морщинки поразили Виталия больше всего, так как лицо женщины было абсолютно гладким, хотя и не молодым. Словно на черно-белой фотографии, которая только выигрывает от отсутствия цветов, становясь более контрастной и цельной. Она игнорирует правду жизни. Горькую и подчас лишнюю правду.