Сэмюел Беккет - Мерфи Страница 30

– Ну, конечно, вы возьмете себе законно положенные вам комиссионные…

– То, что вы предлагаете, – просто оскорбительно! – возмутилась Кэрридж, одновременно лихорадочно раздумывая над тем, как бы все повернуть так, чтобы сохранить достоинство и при этом получить хоть и небольшую, но все же выгоду.

– Почему оскорбительно? Потеря для господина Квигли будет настолько не существенна, что он никак от нее не пострадает. А вы – вы жертва обстоятельств. Вам ведь тоже надо как-то жить. Мы делаем вам одолжение, а вы – нам.

Профессиональное умение Силии убеждать несколько притупилось за время ее общения с Мерфи, но в тот момент это умение вдруг приобрело прежнюю остроту не от того, что она оказалась охваченной желанием добиться успеха там, где он потерпел поражение – ведь и он пытался договориться о чем-то подобном с Кэрридж, – а от того, что ей почему-то неизъяснимо сильно хотелось перебраться в комнату, которую раньше занимал старик.

– Все, что вы говорите, само по себе не лишено основания, – горделиво произнесла Кэрридж, – но видите ли, тут дело принципа, понимаете, речь идет о принципиальных соображениях!

На ее лице изобразилось выражение глубочайшей сосредоточенности; в нем можно было усмотреть даже нечто болезненно-страдальческое. На то, чтобы приспособить такую сделку к ее принципам и пониманию чести и бесчестия, требовалось некоторое время, небольшая молитва и даже, возможно, медитативное размышление.

– Я пойду, соберусь с мыслями, попрошу Бога указать мне верный путь, – заявила Кэрридж.

По истечении времени, достаточного, по ее мнению, для глубинных размышлений о жизненных принципах, Кэрридж, с проясненным ликом, вернулась в комнату Силии, которая как раз успела упаковать вещи. Оставалось лишь одно небольшое дельце, которое следовало уладить прежде, чем мог начаться процесс взаимопомощи, а именно: следовало выяснить более точно, что подразумевалось под «комиссионными».

– Десять процентов, – не колеблясь сказала Силия.

– Двенадцать с половиной, – столь же уверенно предложила Кэрридж.

– Хорошо, я согласна, – сдалась Силия. – Я совсем не умею торговаться.

– И я не умею.

Кэрридж торговалась, покупая даже пучок петрушки.

– Если вы возьмете эти две сумки, то я смогу управиться с креслом.

– Это все ваши вещи? – спросила Кэрридж с презрительной интонацией в голосе. Она была раздражена тем, что Силия, не дождавшись ее, упаковала вещи, тем самым приняв как само собой разумеющееся то, что должно было выглядеть как Божья милость…

– Да, это все.

Как оказалось, комната старика была не меньше, а раза в два больше, чем та, которую они занимали с Мерфи, потолок раза в два выше, и света в ней было раза в два больше. А вот обои на стенах и линолеум на полу были точно такими же. И кровать выглядела совсем крошечной. Кэрридж трудно было представить, как Силия и Мерфи уместятся на ней вдвоем. В тех случая, когда ее воображение не подпитывалось соображениями наживы, оно совсем увядало.

– Да, вдвоем тут не поместишься, – задумчиво проговорила Кэрридж.

Силия распахнула окно.

– Господин Мерфи теперь будет проводить много времени в разъездах, – высказала прозвучавший неубедительным довод Силия.

– Ну что ж… у нас всех есть свои маленькие закавыки, – пробормотала Кэрридж.

Силия стала вынимать свои вещи из сумки. Мерфиеву сумку не тронула. Дело шло к вечеру. Силия разделась и уселась в кресло-качалку. Над головой стояла тишина, но эта тишина уже была иной, и эта новая тишина уже не душила. То была тишина не пустоты, а наполненности, не вакуум, а плинум,[149] тишина не задержанного дыхания, а дыхания тихого… И много неба, открывающегося из окна… Силия закрыла глаза, и в мыслях к ней стали приходить Мерфи, ее дед Келли, ее родители, ее клиенты, какие-то другие личности, она видела себя девушкой, маленькой девочкой, совсем ребенком, младенцем… В закромах ее памяти раскручивалась запутанная история ее собственной жизни. А потом все события, посещенные места, вспомнившиеся вещи, люди – все нити были распутаны, воспоминания, как шарики, рассыпаны, вспоминать уже было нечего, прошлое закрылось… прошлого не было…

Силию, лежащую в кресле, охватило очень приятное чувство. И Мерфи не появился, не прогнал это чувство.

Силия, подобно Пенелопе, но не распускающей ковер прошлого, а наоборот, ткущей его – сначала один день, потом другой, потом следующий, все закрученные ниточки жизни снова вплетены в узор, а когда работа закончена, можно пребывать в райской неподвижности, созерцая ковер дней, мест, вещей и людей… И Мерфи не приходил и не изгонял ее из этого рая…

На следующий день, в субботу (если, конечно, наш подсчет дней правилен), заявилась Кэрридж и объявила, что скоро должна прийти уборщица, которая могла бы прибрать и в комнате, которую теперь занимала Силия, но которую Кэрридж – а вместе с ней и Силия – по-прежнему называла «комнатой старика», а пока уборщица занималась бы своим делом, Силия могла бы подождать внизу, в своей бывшей комнате.

– Или в самом низу, у меня, – робко и застенчиво предложила Кэрридж. Застенчивость эта выглядела жалко.

– Спасибо за приглашение, это очень любезно с вашей стороны.

– Всегда рада.

Но особой радости в голосе Кэрридж не слышалось.

– Вы знаете, мне, наверное, лучше выйти и прогуляться.

Силия более двух недель не выходила их дому.

– Как вам угодно.

На ступенях крыльца Силия повстречалась с уборщицей. Силия двинулась в сторону Пентонвильской тюрьмы. Она шла, покачивая бедрами. Избавиться от этой походки она никак не могла. Уборщица довольно долго глядела ей вслед, долго сморкалась и, держа платок у носа, сказала, ни к кому не обращаясь, – да вокруг никого и не было:

– Хорошая у нее работенка, ежели, конечно, для такого дела подходишь.

Силия решила идти к Круглому Пруду, что в парке Кенсингтон-Гарденз. С другой стороны, ее одолевало сильное искушение отправиться в Западный Бромптон, пройтись по знакомым местам, походить днем по улицам, по которым она когда-то ходила лишь в ночные часы, постоять на перекрестке Креморн Роуд и Стадионной улицы, поглядеть на баржи, груженные макулатурой, на трубы проплывающих судов, дымом приветствующие мосты… но Силия переборола это искушение. Как-нибудь в другой раз, время на это найдется… Дул упругий западный ветерок – она пойдет и посмотрит, как ее дед запускает змея!

Часть пути Силия проехала в метро. В Гайд-Парке она вышла к озеру Серпантин с северной стороны и пошла вдоль него по траве. С деревьев уже срывались отдельные листья – несколько мгновений жили новой, порхающей жизнью, бурно наслаждались быстротечной свободой, а потом смирно укладывались на землю, рядышком с другими, утихомиренными. Изначально Силия намеревалась перейти на другую сторону узкого, змееподобного озера по мосту Ренни и пройти в парк Кенсингтон-Гарденз через ворота с восточной стороны, но вспомнив о георгинах у Викторианских Ворот, передумала и свернула направо, в северном направлении, в обход здания Королевского Общества Предотвращения Несчастных Случаев.

Купер стоял под деревом в Гайд-Парке, и стоял он там целыми днями с того самого времени, когда приехал в Лондон вместе с Вайли и Кунихэн. Стояние он иногда чередовал с лежанием под тем же самым деревом. Когда мимо него проходила, раскачивая бедрами, Силия, он узнал ее. Он подождал, пока она пройдет мимо, и затем отправился вслед за ней. Двигался он еще быстрее, чем обычно – в быстром движении проявлялось его горькое разочарование жизнью, – и он был вынужден постоянно замедлять ход, чтобы сохранять между собой и Силией нужное расстояние; иногда приходилось вообще останавливаться и ожидать, пока она не отойдет подальше. Силия долго стояла перед георгинами, затем двинулась дальше и, пройдя мимо фонтанов, зашла в парк Кенсингтон-Гарденз. Она направилась прямо к Круглому Пруду, обошла его вокруг и села на скамейку с западной стороны, спиной к ветру, достаточно близко к запускавшим воздушных змеев – однако же, не слишком близко. Ей хотелось понаблюдать за своим дедом, но так, чтобы самой оставаться незамеченной. По крайней мере, в течение некоторого времени.

Запускавших змеев было совсем немного, почти одни старики, большинство из которых она узнала, запомнив их еще с тех времен, когда она приходила с дедом по субботам смотреть, как тот запускает своего змея. Только один из змеезаспукателей был совсем юн. А Келли она не увидела – запаздывал старик.

Стал накрапывать дождик, и Силия переместилась под навес. За ней последовал молодой человек. Он приятно изъяснялся и явно хотел любви. Силия не рассердилась на него, он совершил вполне понятную и естественную ошибку, ей стало его немного жаль, и она мягко пояснила ему, что он заблуждается и она совсем не та, за которую он ее принял.

Ветер гнал воду в пруду к берегу; змеи извивались и совершали неожиданные нырки; те, что были поближе к тому месту, где находилась Силия, дергались в разные стороны особенно сильно. Один змей упал в пруд, а другой после весьма длительных судорог рухнул на землю сразу позади скульптуры, изображавшей Телесную Энергию, которую еще в девятнадцатом веке создал Дж. Ф.Уоттс,[150] член Королевской Академии Художеств. Только два змея уверенно поднимались ввысь; собственно, то был своего рода тандем, два змея, сцепленных вместе (Силии невольно представился довольный собою буксир, тянущий по Темзе баржу), которые запустил мальчик на двух крепких нитях сразу с двух катушек. Скоро Силия уже едва различала этого спаренного змея, превратившегося в точку, высоко вознесшуюся над деревьями в уже вечереющее на востоке небо. Неожиданно облака, на фоне которых взлетал двойной змей, разошлись, на мгновение замерли, черные, тяжелые, обрамляющие образовавшееся пространство чистого зеленовато-голубого неба.