Видади Бабанлы - Когда молчит совесть Страница 30

— Неправда! — крикнула она. — Ты таскал лед для своего кармана, для жирного брюха.

Упоминание о брюхе подействовало на продавца оглушительнее самых жестоких ругательств. Он окончательно вышел из себя.

— Пусть мое брюхо не мозолит тебе глаза! — орал он. — Или в твоем институте мало толстобрюхих? О них вспомни! Каждый месяц деньги лопатой гребут, а польза какая? Один обман! Что создали? Что построили? Я людям помогаю, утоляю их жажду, вместе с ними в жару мучаюсь. А твои ученые, едва лето наступает, на курорты бегут, ищут местечко попрохладнее! Среди них ищи толстобрюхих и толстосумов! А я детям своим на хлеб по копейке собираю. Убирайся отсюда, оставь меня в покое!

Нарын растерялась, она не ожидала от продавца таких слов.

— Не вам судить об ученых! Что вы знаете об их работе? — помявшись, сказала она, однако голос ее потерял прежнюю уверенность. В глубине души она была согласна с толстяком. Мало ли людей, что смотрят на науку как на источник легкой наживы и обогащения? Приходилось видеть и таких…

Решимость ее погасла, она замолчала. Молчал и Вугар. Слова продавца больно задели его, и, приблизившись к Нарын, он тихонько шепнул ей на ухо:

— Идем отсюда, а то еще не такое услышим…

Нарын и сама была не рада, что привела сюда Вугара. Девушка послушно пошла за ним. Они перешли на другую сторону улицы, взяли такси и поехали на поиски льда.

Нарын и Вугар вернулись в институт во второй половине дня. Взглянув на часы, Вугар схватился за голову. Каждая минута на счету, а они потеряли несколько часов. Если за лето он не закончит контрольные опыты и не добьется нужных результатов, плохо его дело! Сейчас жара, большинство членов ученого совета в отпуске, институт пуст. Его никто не проверяет, никто ни о чем не спрашивает, ничего не требует. Наступит осень, и все сразу резко переменится. Расспросам и понуканиям не будет конца. Надо спешить…

Включив вакуумный насос, Вугар, как всегда, проверил приборы и аппараты, наполнил бюретки щелочным раствором, забил льдом холодильники-конденсаторы. И, лишь покончив с этим, уселся за письменный стол и открыл тетрадь.

Нарын за все время после их возвращения не проронила ни слова. Хмурая, мрачная, скрестив на груди руки, она неподвижно сидела на табуретке, изредка взмахивая пушистыми ресницами. Обычно она сама делала все подготовительные работы к опытам, не позволяя Вугару тратить на это время. А сегодня поглядишь на нее и подумаешь: то ли она в гости пришла, то ли ее утром приняли на работу, и она, неопытная, дожидается чьих-то распоряжений.

Забыв о ее присутствии, Вугар уже погрузился в бесконечные вычисления и формулы, как вдруг до него донесся ворчливый голос. Он с недоумением взглянул на девушку. Нарын разговаривала сама с собой.

— Настоящих ученых по пальцам сосчитать можно, — говорила она, ни к кому не обращаясь. — А директор в прошлом году писал, я сама в газете читала, что только в нашем институте больше двадцати докторов химических наук, семьдесят кандидатов, несколько сот научных сотрудников — аспирантов и диссертантов. Целая армия! Зачем столько в одном институте? Ведь это научно-исследовательский институт, а не фабрика-инкубатор по разведению цыплят…

Оторвавшись от работы, Вугар вслушивался в ее слова. Он подумал, что эта девушка, у которой язык всегда находился в разладе с сердцем, видимо, имеет в виду его.

— Если говорить честно, — продолжала Нарын, — толстяк прав! Когда речь идет о науке, мы проявляем излишнюю щедрость! Разве не бывает, что над разрешением простейшего вопроса трудится множество ученых, компетентных и некомпетентных, они занимают лаборатории, получают высокую зарплату. Вот и задумываешься: оправдываются ли затраченные средства? Огромные государственные средства! А мы из-за таких людей обыкновенного льда достать не можем…

Вугар понял, что тревога его была напрасной. Просто Нарын не могла простить обвинений, брошенных продавцом газированной воды. И, успокоившись, позабыв обо всем на свете, он снова окунулся в работу.

Понемногу Нарын успокоилась, встала с табуретки, надела халат и, привычным жестом засучив рукава, подошла к приборам. Она все делала серьезно и старательно. Несколько дней Нарын заменяла заболевшую Хадиджу-халу, и Вугар не мог нахвалиться ею.

День шел как обычно: монотонное гудение насоса, легкие шажки Нарын и тишина, тишина — симфония безмолвного напряженного труда, ставшая неотъемлемой частью жизни Вугара…

Сколько прошло времени, ни Вугар, ни Нарын не знали. Увлеченные работой, они не заметили, что рабочий день давно кончился. Институт опустел. И лишь когда погасло солнце и в лаборатории совсем стемнело, Нарын отошла от приборов и посмотрела на Вугара. Он сидел склонившись над тетрадками, ничего не слыша и не видя вокруг себя. Нарын не решилась его окликнуть. Неслышными шагами подошла она к выключателю, и в лаборатории вспыхнул яркий свет. Вугар не сразу понял, что произошло. Подняв голову, он отсутствующим, непонимающим взглядом долго смотрел на Нарын, не говоря ни слова.

За время совместной работы Нарын хорошо изучила его привычки. Понимала — одно неосторожное слово или движение способны прервать нить его размышлений, исчезнет мысль, которая, может быть, больше никогда не вернется! И она, как могла, оберегала его покой. Вот и сейчас, ничего не сказав, она тихо вернулась на свое место, к аппаратам.

Прошло еще около трех часов. Все тело Нарын ныло от усталости, руки не слушались, в голове гулко и тупо стучало, но она не решалась тревожить Вугара. Выключив приборы и аппараты, уселась чуть поодаль на табуретку и стала внимательно разглядывать его лицо. Вугар что-то торопливо писал. Перо вдруг замирало в руке, брови хмурились, лицо становилось напряженным. Оторвавшись от бумаги, он часто-часто мигал и щурился, уставившись невидящими глазами в одну точку. С трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться, Нарын подумала: «Вот они какие, эти ученые! Смешные и трогательные, как дети… Минуты не может посидеть спокойно! То погладит ладонью тоненькие подстриженные усики, то потрет лоб, то дернет себя за ухо, а то закроет пальцами глаза и замрет на несколько мгновений, — не поймешь, спит или бодрствует… Удивительное зрелище!»

Наконец, видно и Вугар почувствовал усталость. Бросил ручку на стол и, словно просыпаясь, огляделся. Его внимание привлекла стосвечовая лампочка, болтавшаяся на шнуре под потолком. Лампочка ярко горела, — значит, наступил вечер. Вугар прислушался — все тихо. В соседних лабораториях, в коридоре ни звука. Институт давным-давно пуст… Вспомнив о чем-то, Вугар резко повернулся и увидел Нарын. — Вы еще здесь? — изумленно спросил он.

Нарын молчала, продолжая сидеть неподвижно. В глазах ее, лукаво поблескивающих, светилась насмешливая улыбка.

Смущенный своим грубоватым тоном, Вугар хотел сказать девушке что-нибудь приветливое, но взглянул на часы:

— Уже одиннадцатый?! — с неподдельным ужасом воскликнул он и виновато добавил: — Простите меня, я так задержал вас…

Глядя на него в упор, не мигая, Нарын продолжала молчать. Глаза ее были нежные и обиженные. Перехватив ее взгляд, Вугар растерялся. До сих пор он не замечал, чтобы она так на него смотрела. Вернее, он вообще не обращал внимания на ее взгляды и поведение. А если бы обратил, то увидел, что за последнее время Нарын сильно изменилась. Бойкая, разговорчивая, всегда с шуткой на языке, она теперь все чаще казалась задумчивой и озабоченной, все реже раздавался в лаборатории ее заливистый смех. Особенно ясно обозначилась эта перемена с тех пор, как старая Хадиджа-хала заболела и ушла в отпуск. Нарын и Вугар работали в лаборатории одни. Если раньше Нарын не называла его иначе, как «братец Вугар», то теперь слово «братец» было позабыто ею. Голос Нарын то и дело дрожал от волнения, лицо заливала краска смущения. Но… какое до всего этого дело Вугару? Приняв подчеркнуто серьезный вид, он деловито сказал:

— Как поздно! Время пролетело незаметно… Вы можете идти, Нарын. Дома вас, наверное, ждут, тревожатся. А я поработаю еще немного. Мне пришла одна мысль, как бы не забыть…

Нарын послушно поднялась с табуретки и стала снимать халат, но движения ее были медленны, казалось, она все делает с неохотой. У двери она так же медленно переобулась и, не попрощавшись, вышла. В коридоре звучали ее неторопливые шаги.

Догадаться, почему, несмотря на столь поздний час, девушка с такой неохотой покидает лабораторию, было нетрудно. Вугар устыдился, что отпустил ее одну. Время близилось к полночи, трамваи и троллейбусы ходили редко. Черный город давно погрузился в сон. Как она пойдет по пустынным улицам? Выбежав в коридор, он окликнул ее:

— Подождите! Я тоже ухожу!

И без того медленные шаги Нарын совсем замедлились, она остановилась. Вугар вернулся в лабораторию и стал торопливо собирать бумаги. Ему было досадно. Он надеялся после ухода Нарын немного отдохнуть, а потом поработать часок-другой. Можно было открыть окно, и ночная прохлада пришла бы в душную, нагревшуюся за день лабораторию… Но что поделаешь! Он взял портфель, выключил свет.