Юрий Нагибин - Музыканты Страница 30

Такого увеселения сроду не знали в скучном Козлове, и городничий, и почтенные обыватели, и простонародье - все восхищались выдумкой и тороватостью князя. Конечно, власти не препятствовали Голицыну посетить Тамбов для свидания с губернатором перед самым открытием горки. Они ждали от этой встречи новых приятных неожиданностей для Козлова.

И неожиданности не замедлили. Сооружение было завершено, опробовано, и городничий телеграфировал князю в Тамбов, что гору сгородили и его ждут для торжественного открытия увеселения.

«Городите дальше», - лаконично ответил князь и, плотно поужинав у губернатора, спев несколько романсов Варламова и Булахова, восхитив мужчин, очаровав дам, той же ночью пустился в бега с женой и всем штатом.

Из Перекопа он телеграфировал князю Василию Андреевичу Долгорукову, ленивому, бездарному военному министру севастопольских дней, а ныне - куда более деятельному, но столь же бездарному шефу жандармов: «Благодаря исправности вашей тайной полиции, я благополучно достиг границы». Долгоруков был безутешен. Он жаловался Екатерине Николаевне, случившейся в Петербурге: «Посмотрите, что делает Юрка. Ведь он меня срамит на всю Европу».

Фанфаронство могло дорого обойтись Голицыну. Ведь он все еще находился в пределах Российской империи. Смекнув это, он на время расстался со своим чересчур приметным кортежем. Жена со слугами отплыла в Константинополь, а он, опасаясь, что его возьмут на борту парохода, решил добираться в Царьград через Молдавию посуху.

Путь его лежал из Кишинева в Галац. Для человека, не желающего привлекать к себе внимание, князь выглядел несколько экзотично. Вот как он описывает свой наряд: «…я еще в Козлове заказал себе шубу, но так как мои размеры требовали непременно два меха, то я для легкости шубы выбрал желтую лисицу и покрыл ее темно-зеленым люстрином, чрез что шуба моя походила на поповскую, тем более, что я всегда ношу верхнее платье с широкими висячими рукавами. Кроме того, я носил в дороге черную ермолку, а так как день был жаркий, то я распахнулся, и молдаванин, угостивший меня вином, увидел на груди моей необыкновенного размера золотой крест на такой же цепи и, разумеется, принял меня за духовное лицо». Молдаванин попросил благословения и поцеловал у лжесвященника руку.

Дальше пошла настоящая хлестаковщина. Оказывается, в городке Кавуре* ожидали приезда какого-то архиерея, направляющегося на восток, и обогнавший Голицына по дороге всадник - реставратор икон, наблюдавший сцену с молдаванином и сам испросивший благословения, растрезвонил о приближении князя церкви.

* Такого города я не обнаружил на картах. Может быть, Голицын имел в виду Кагул. (Прим. автора.)

Не подозревая о волнении, вызванном его приездом, Голицын в распахнутой лисьей шубе, ермолке на седоватых кудрях и с златоблещущим крестом на груди подъехал к гостинице и попытался взять номер на одну ночь. Жизнь очень грубый драматург, она любит устраивать те нарочитые совпадения, что не прощают сочинителям пьес. В Кавуре происходили выборы, и гостиница - единственная на весь город - оказалась переполненной. И тут снова вынырнул шустрый богомаз и, низко кланяясь, сказал, что его преосвященству отведена квартира у благочинного.

Это никак не устраивало Голицына, боявшегося разоблачения, он отговорился тем, что не хочет стеснить батюшку, и попросил найти ему другое жилье.

Расторопный богомаз отвел его в дом предводителя, который как раз праздновал свое переизбрание на высокий пост. Увидев архиерея, все присутствующие дворяне, числом более сорока, поочередно подошли под благословение и облобызали ему руку. Голицын рассвирепел и сам стал совать руку - довольно грубо - к устам богобоязненных и нетрезвых дворян. Одному он шатнул зуб, другому разбил губу. По счастью, он сумел внушить гостеприимному хозяину, что шум, теснота и вакхическое веселие, царящие в доме, мешают ему сосредоточиться перед воскресной службой. Ему нужны тишина и уединение. Тут кто-то вспомнил о вдовце-дьячке, у которого был чистый покойчик. Туда и отвели архиерея.

Дьячок уже спал и поначалу никак не мог понять, чего от него хотят. Когда же понял, то онемел от громадности обрушившейся на него чести. Говорят, что именно с этого дня он запил вмертвую.

Не успел утомленный князь забыться сном на мягком пуховике, как услышал шепоток в соседней комнате. Мгновенно пробудившееся чувство опасности как ветром сдуло его с постели. Оказывается, благочинному донесли о приезде высокой особы, и тот пришел просить архиерея освятить иконостас и осчастливить прихожан торжественным служением.

Все шло строго по «Ревизору», но Голицыну захотелось скорее добраться до конца спектакля: благополучного убытия Ивана Александровича из слишком гостеприимного города. Спровадив кое-как попа, Голицын решил признаться во всем дьячку. Десять желтеньких новых золотых помогли служителю божьему перенести разочарование и даже быстренько раздобыть «купцу Малькову», спешащему по торговым делам, шестерку лошадей.

«Когда в пятом часу ударил благовестный колокол, - вспоминал Голицын, - меня в Кавуре уже не было. Тогда только, перекрестившись, я свободно вздохнул»…

О бегстве Голицына в Англию, превратившемся в большое авантюрное путешествие, достойное вдохновенного и чуждого мелочному правдоподобию пера Марко Поло, известно не так уж много. Но и того, что есть, достаточно, чтобы сказать: оно было достойно Юрки Голицына - порох не отсырел. В его незаконченных, вернее, едва начатых воспоминаниях содержится перечень эпизодов-главок, посвященных этому путешествию. Вот он (сокращенно):

«Исправляю должность миллионера. - Покупаю сало и шерсть. - Русский консул. - Агент пароходства… - Отказ принять на пароход. - Встреча славянина на набережной. - Австрийский пароход компании Лойд. Беседа за обедом. - Я заподозрен. - Решительное объяснение в каюте. - Сильная качка под Варной. - Шквал. - Туман. - Еще таких пять минут, и мы оба погибли. - Крушение и гибель английского парохода. - Меня чуть не выбросило за борт. - Восход солнца. - Тишь и вход в Босфор. - Константинополь, таможня и покупка фиц-гармонии. - Русский генерал. - Оказывается, в Константинополе много знакомых при посольстве. - Гонят с парохода. - Нигде не принимают. - Отчаянное положение. - Греческий пароход «София» под английским флагом и капитан парохода англичанин. - Наконец успокоился. - Оставляю Босфор. - Буря в Босфоре. - Карамболь нашего парохода с другими, сорвавшимися с якоря судами. - Решились было не морем ехать, а через Турцию на Вену и так далее. - Неожиданно опять плывем. - Мраморное море… - Смирна. - Александрия… - Обезображивают Каир. - Султан le roi s'amuse. Египетская железная дорога. - Как наши инженеры далеко отстали от французских по части наживания. - Сам господин Лессепс. - Особый поезд для завтрака в champagne frappe Г. Лессепса. - Река Нил. - Рамазан в Каире… - Арабские бегуны. - Суэц… - Недостаток в то время в воде. - Ирригационная система орошения полей. - Пирамиды. - Встреча с Орлеанскими принцами comte de Paris et duc de Chartres. - Крокодил. - Американец Мистер Пэдж. - Обжорливость и докучность его. - Мальта. - Китоловы… Француз, хотя и капитан, - невежда, отыскивающий на карте Польшу по соседству с Иркутском. - Страстная суббота. Чудная ночь на палубе… - Пропел с аккомпанементом на фиц-гармонике Христос воскрес и всю заутреню… - Приезд в Ливерпуль. - Почему в Ливерпуле принимают меня за высочайшую особу, и как это дорого мне обошлось… - Народ приветствует…»

От одного этого перечня начинается легкое головокружение. Нечто подобное испытал Герцен, когда услышал одиссею Голицына. Он писал в «Былом и думах»:

«Он мне сразу рассказал какую-то неправдоподобную историю, которая вся оказалась справедливой…

- Дорого у вас тут в Англии б-берут на таможне, - сказал он, окончив курс своей всеобщей истории.

- За товар, может, - заметил я, - а к путешественникам customhouse очень снисходительно.

- Не скажу: я заплатил шиллингов пятнадцать за крокодила.

- Да что это такое?

- Как что? Да просто крокодил.

Я сделал большие глаза и спросил его:

- Да вы, князь, что же это: возите с собой крокодила вместо паспорта, стращать жандармов на границах?

- Такой случай. Я в Александрии гулял, а тут какой-то арабчонок продает крокодила. Понравился, я и купил.

- Ну, а арабчонка купили?

- Ха, ха! Нет».

Еще до появления Голицына в Лондоне Герцен оказал ему дружескую услугу. Весь княжеский штат: регент, слуги и приживал явились в Лондон раньше князя. Следуя его наказу, они взяли дешевые номера в гостинице и стали ждать приезда своего сюзерена. А тот, как мы знаем, не торопился: разъезжал по Африке, завтракал и пил шампанское с Лессепсом, обедал с герцогами Орлеанского дома, наблюдал обычаи и нравы Египта, осматривал пирамиды и Суэцкий канал, пел под фисгармонию, покупал крокодилов и вообще наслаждался жизнью после козловского заточения. Люди князя вконец зажились, им нечем было платить за гостиницу, и хозяин грозил отдать их под суд. А пока что подверг домашнему аресту, забрав Для верности у мужчин сапоги. Имя Герцена как заступника севших на мель русских было известно этим бедным людям, регент выбрался из узилища и без сапог притопал к Герцену с мольбой о спасении. Герцен хорошо знал хозяина гостиницы и поручился за своих земляков. Минуло какое-то время, и к его дому подкатил роскошный выезд, серые в яблоках рысаки лихо осадили у подъезда. Из экипажа вышел «огромный мужчина, толстый, с красивым лицом ассирийского бого-вола» и заключил Герцена в объятия, благодаря со слезами за помощь, оказанную его слугам.