Ольга Новикова - Гедонисты и сердечная Страница 30

До чего ж грубо она иногда сказанет… Жаль…

Но как еще назвать тот непреложный фактец, что она уже лет шесть вылавливает из информационного хаоса все упоминания про Дубинина, все важные для его пиара подробности – и в клювике ему моментально приносит…

В комиссии какой сама окажется – Дубинин тогда первый кандидат на грант. По телику ее интервьюировали – так она друга сердечного, таракана запечного публично назвала аж классиком экономической науки! (И ведь не вырезали…)

А этот нарцисс после такого телевизионного поцелуя хладнокровно посоветовал Марфе: не надо так рьяно стоять за него. Мол, если поймут, что она всегда за него, то реального толку ему не будет, просто перестанут учитывать мнение преданной женщины.

И еще…

Нет, раз Марфа не ведет счет своим жертвам во имя кумира, то и Филиппу не пристало.

Не гений Дубинин уже потому, что давится Марфиной щедростью. А гении – они все глотают, все сожрать могут.

Захотелось чаю. На кухне что-то слишком жарко и дымно. Филипп сердито пошел к окну, чтобы открыть форточку. Дышать же нечем!

Скосил глаза на плиту – с чем это там Марфа возюкается? Блины? Хм…

Как раз вчера, когда покупали икру на Новый год, ощутил желудочное к ним влечение. Неужели вслух сказалось? Или она читает его немудреные мысли…

– Попробуешь? – Марфа поддела широкой тефлоновой лопаткой чуть зарумянившийся блин, который изогнулся, как часы на картине Дали, и не отправила его на горку к уже готовым, а шлепнула на чистую тарелку. – Даша с бойфрендом часа через полтора придут. Замори пока червячка, подкорми свою язву…

И, перекрикивая шипение, которое издавало жидкое тесто при встрече с каленой поверхностью сковороды, принялась рассказывать, как на корпоративной вечеринке попросили Медякову отозваться на книгу Дубинина. Та самая редакторша, которая печатала и их статьи.

– Медякова прямо рот скривила: мол, могу только разнос написать. Видел бы ты ее мстительную физиономию… Как все-таки злоба уродует!

Обиделась за своего фраера, добродушно подумал Филипп, намазывая икру на второй блин и скручивая его в трубочку.

– Редакторша поддакнула ей и тут меня заметила. – Передразнивая, Марфа перешла на фальцет:

– «А ваш муж нас не выручит?» Я говорю, узнайте у него сами… Она тебе не звонила? – Марфа отвернулась от плиты и дождалась, пока Филипп оторвется от тарелки и посмотрит на нее. – Но теперь неудобно перед Дубининым. Одно дело – молча отстраниться, совсем другое – отказаться помочь… В «Петровском» вместе гуляли… Я себя предательницей чувствую…

– Да я не против. Только я без тебя не смогу. Давай вместе? Ты же насквозь сечешь его наследие. – Филипп огляделся по сторонам в приятных колебаниях – с чем бы навернуть еще один блинок…

Налив в чашку свежезаваренного «дарджилинга», он, сытым пузом вперед, проследовал в свой кабинет, по дороге прихватив телефонную трубку.

Дозвонился с первого раза, поздравил… Редакторша расплылась от мужского внимания и сама заговорила о Дубинине. Но когда Филипп известил, что писать намерен вместе с Марфой, она тотчас, без паузы: это невозможно. Будто была готова к отпору. И аргумент какой-то идиотский: мол, у Марфы же с Дубининым – отношения. Деловые, конечно. И это, мол, объективное препятствие. Мы должны быть выше подозрений.

Черт, как будто что-то тошнотворное проглотил! После блинов-то…

Держать в себе просто невозможно, и Филипп почти бегом метнулся к Марфе.

Где же она?

На кухне – никого. Только праздничная белизна скатерти с квадригой тарелок из гостевого немецкого сервиза, еще когда подаренного тещей. Зеленые свечи на бронзовых подставках от сквозняка махнули незажженными фитилями… Им под цвет веера бумажных салфеток перед хрустальными бокалами.

– Закрой, пожалуйста, форточку… – Появившись в дверном проеме, Марфа запахнула зеленый махровый халат, затянула поясок, сдернула с волос прозрачную шапку и помахала головой.

О щеку Филиппа ударилось несколько капель. Эх, полежать бы сейчас с ней рядом…

Но пришлось пересказывать телефонный разговор.

– Не думал, что и в таком пустяке тебе откажут… – совсем растерялся он под конец.

– Ничего нового… – сухо прокомментировала Марфа.

Филипп со сжатым сердцем наблюдал, как она вернулась в ванную и, дождавшись, когда зеркало перестанет плакать, взяла расческу, вернула на место задравшуюся челку, потом черной щеточкой стала медленно водить по своим ресницам.

– Все наши общие статьи они считают твоими… – говорила она своему отражению. – Я знаю, что, когда мы пишем вместе, я работаю против себя… Пусть… Давай в очередной порции «Дневника» напишем про Дубинина. Не сдаваться же! Да и нечестно обойти единственного экономиста – не политикана. Я буду чувствовать себя предательницей, если промолчу.

– Предательницей кого? Дубинина? – Филипп прикусил губу и воровато отвел взгляд от Марфы. Чтобы она не застукала его ревность.

– Нет… – Она задумалась, опустила руку, отыскивая ответ где-то в своей глубине. – Себя предаешь, если вот так отстраняешься от близкого человека… Хотя… Почему я решила, что он – родной?.. – Марфина голова откинулась назад, чтобы из глаз-блюдец не пролились слезы. – Чего я боялась, то и случилось. Ради проверки, насилуя себя, перестала ему помогать… Да нет, это называется – прислуживать… И сразу проступила его пошлость…

– Да при чем тут пошлость?! – Филипп все-таки попытался сохранить объективность.

– Разве это не пошло – звонить, встречаться, только когда есть… не скажу – выгода, а какая-нибудь практическая мотивация? Не хочу упрощать Дубинина. Понимаю, что он это и не отрефлексировал. Просто его перестает тянуть к человеку, если от него никакой пользы нет. Физиологический аппетит проходит, любопытство удовлетворяется, и раз не помогаешь в делах – то адье, милая… Ответ на мою тягу – жесткость. Даже жестокость…

– Лишь такие люди и добиваются настоящего успеха, – с какой-то усталой мудростью вставил Филипп.

– А я докажу, что сердечный человек достигает чего-то большего, чем успех… Себе докажу!.. Только ему не проговорись, что пишем. Пусть не от нас узнает о нашей статье… Красивое будет многоточие в наших с ним отношениях.

Отлично! В предвкушении азартной писанины к Филиппу вернулся аппетит к жизни. И Дашин мальчик потом его совсем не испортил… Так что Новый год пришел как надо.

Глава 32

– Все в нашей жизни завязано на тебе… А что я? Ничего не сделала… – Зоя перестала держаться за Федора и, опустив голову, ускорила шаг.

И сразу хрустнул тонкий ледок, покрывший ночью глубокую, почти что миргородскую лужу в полукилометре от их калитки… Не заметила, куда ступает. Намочила ноги.

Федор рванул, чтобы подхватить покачнувшуюся жену под руку. То ли она нечаянно поскользнулась, то ли ее давление в своей январской раскачке набрало критическую амплитуду… Не дал упасть.

– Ну что ты… Что ты… – Он чуть наклонился – разница в росте сантиметров сорок – и приобнял жену за плечи. Почти автоматический жест действующего обольстителя. Жаль, из-за позвоночника не возьмешь старушку на руки, как в молодости… – Не просто же так по закону все имущество делится между супругами поровну. Не подсчитывают, кто что заработал. Ты мне всю жизнь помогала, поддерживала. Крепкий тыл – полдела, эти самые пятьдесят процентов…

Продолжая уговаривать Зою, про себя он уже решил, что надо будет ее подлечить. Кураж потеряла – отсюда болезни. А почему потеряла?.. На этот вопрос может ответить только сам человек. У остальных – домыслы, не более. Дубинин предпочитал все силы – умственные и материальные – тратить на действия.

В первый же рабочий день наступившего года Федор вместе с Надей приехал в Москву – встретиться и поговорить с врачом, которого нашли после обзвона знакомых. К вечеру обрел спокойствие – все намеченное сделано, и сделано самым лучшим образом из возможных.

Перед отбытием на дачу заехали в московское пристанище. Надя отправилась в местные магазины – матери по списку что-то купить и себе вдруг что попадется, а Федор открыл электронную почту. Обычные дела, которые могут подождать… А, вот переводчик спрашивает, как транскрибируются фамилии Жириновского и Явлинского… Позвоню-ка Марфе, пусть выяснит.

…Опять почему-то настороженно-обиженное «алло». Пришлось сразу сказать, что жену кладет в больницу. Сердечная Марфа мгновенно переключилась. Предложила навестить Зою, если лекарство понадобится или еда… Кардиологический центр недалеко от ее дома, может туда прогуляться.

Потом завертелось… У Зои ничего страшного не нашли. Покой, хорошее питание, свежий воздух и про таблетки не забывать – вот и все лечение. И очень кстати подобрался ее юбилей, который служащие женщины изо всех сил скрывают, а Зоя, как все неслужащие, радуется, что ей теперь полагаются хоть небольшие, но свои рублики. Да еще привезли глянцевый журнальчик с его интервью и цветными фотографиями. Специально выбрал семейные. Пожертвовал даже той, где его бородатое лицо очень неплохо смотрелось на фоне красных капель рябины. Осенью приезжали корреспонденты. А что еще можно подарить… чем можно порадовать женщину, с которой прожил тридцать лет…