Катарина Масетти - Не плачь, Тарзан! Страница 30

На третий день я притащился на кухню, достал паштет и рождественский сливовый пудинг, который мы с Луисе купили в продовольственном отделе супермаркета «Херрод», когда в конце ноября ездили в Лондон на выходные. Наверно, было вкусно — не помню, как впихнул в себя еду. Я отыскал у себя целую бутылку джина «Бомбей сефайа» и немного швепса, после чего снова улегся на кожаный диван.

И вдруг зазвонил телефон. Это могли быть Луисе или Шарлотта. Но звонила Мариана, у меня определился ее номер. Впрочем, разговора у нас не вышло. Сначала мне показалось, что в трубке звучит отрывок из радиопостановки. Раздался детский крик и безумный мужской голос заорал: «Ты что, не понимаешь? Пойми! Посмотри ему в глаза! Он не может…» Далее послышался женский крик, который, должно быть, принадлежал Мариане.

В три прыжка я оказался у входной двери. К счастью, я не успел откупорить бутылку джина, поэтому сел в машину и выжал газ. Господи, что случилось?

«Синий человек»

В декабре мы с Йенни практически не встречались, но я была очень рада за нее. Она много общалась с Йонте, у которого влюбленность выражалась в маниакальной одержимости столярным делом. Сначала он увешал стену в коридоре полками и ящичками, так что стал виден пол, который обычно завален ботинками и детскими непромокаемыми штанами. Затем он стал осваивать кухню, где смастерил складной столик для выпечки с ящичками из грубого дерева для разных сортов муки. В гостиной возвышался стеллаж для цветов, где можно было разместить все растения, которые раньше ютились по всей комнате в щербатых горшках, оставлявших под собой черные пятна. Над стеллажом Йонте соорудил подсветку, которая придавала ему почти волшебный вид. Он провел шнур для колонок от музыкального центра в ванную, так что теперь можно было мыться под музыку, а в спальне, над кроватью, застенчиво красовалась металлическая подвеска с влюбленными парами в разных позах. Йонте не собирался останавливаться на достигнутом, он хотел смастерить садовую мебель, которая будет крепиться к стене, ящик для удобрений и парник на балконе. Йенни то и дело приходилось тормозить его, чтобы обмолвиться хоть парой слов, не перекрикивая стук молотка.

— Я всегда мечтала о рок-звезде, а на самом деле мне был нужен обычный работяга! — рассказывала Йенни со счастливой улыбкой. — Он каждый день поднимает наш жизненный уровень на несколько сантиметров!

Думаю, Йенни тоже времени не теряет, по-моему, Йонте уже растолстел, и лысина его светилась, как медный таз. Они собирались провести отпуск, путешествуя с фургоном на прицепе, это дело решенное. У Йонте было чудесное сооружение для такого фургона, которое он сделал своими руками. Все в нем раскладывалось и собиралось: что-то вроде стола на двенадцать персон и сидячей ванны, которые выскакивали из маленького люка в стене. Ну просто как у Микки-Мауса в серии про Рождество.

Честно говоря, мне было завидно. Если Мике берется за молоток, никто не знает, чем это обернется — ему может взбрести в голову разрушить стену или напугать этим молотком соседа.

В последнее время что-то в его поведении меня настораживало. Я пыталась убедить себя, что стала болезненно пугливой, вовсе незачем все время за ним следить. Ведь сразу видно, что он окончательно выздоровел. По крайней мере, лекарства оказывают на него нужное действие. Сердцем я чувствовала, что лекарства также уничтожили в нем романтического безумца, которого мне так не хватало, но эту цену я готова была платить, лишь бы он оставался со мной. Но иногда… иногда он говорил такие странные вещи, от которых мое сердце начинало тревожно биться.

Как-то вечером мы сидели и разговаривали, дети уже легли. Вдруг его взгляд упал на занавески, и он сказал:

— Ага, все понятно. Я знаю, почему у тебя занавески с таким узором.

— Ну и почему?

— Прямые линии и углы, — пояснил он. — Тебе не нравятся неопределенные формы. Цвет тоже о многом говорит.

Я выдавила из себя смешок, словно это была неудачная шутка, но он посмотрел на меня с удивлением.

— Ты что, не понимаешь? — серьезно спросил он. — Ты синий человек. Это чистый цвет, цвет стабильности. Это один из тех цветов, которых я не боюсь.

Я промолчала, потому что не хотела развивать эту тему. Мике боялся некоторых цветов, а в узорах видел логику, понятную только ему. Он часто говорил о людях и цветах, Йенни, по его мнению, была желтой.

— Наверно, поэтому вы с ней подруги! — смеялся Мике, потому что это и вправду была шутка, хотя довольно плоская. Больше всего мне не нравилось, что он часто рассматривал Билли с задумчивым выражением на лице.

— Никак не пойму, какого он цвета, Мариана, ты только взгляни! — бормотал он. Затем обнимал Билли так крепко, что тот вскрикивал и вырывался.

В другой раз, когда мы все вместе вышли на улицу, Мике застыл, глядя на серебристый «сааб», припаркованный возле дороги.

— Мариана! Я вижу этот серебристый автомобиль в третий раз! — сказал он. — Что мне делать?

У меня волосы на голове зашевелились.

— Как что делать? — сипло переспросила я.

Потом он вроде очнулся и стряхнул с себя эту мысль.

— Не бери в голову! — сказал он. — Просто только что я видел женщину в серебристом плаще.

Но от этого мне было не легче.

В тот же вечер я случайно увидела то, отчего внутри у меня похолодело. Белла уронила в унитаз заколку и брезгливо канючила, что не будет ее доставать. Вместо того чтобы просто спустить воду, я наклонилась и попыталась вытащить заколку кусочком бумаги.

И тогда я увидела кое-что на дне унитаза.

Три маленькие белые таблетки.

Я ведь следила за тем, чтобы Мике регулярно принимал таблетки, и украдкой подсчитывала, сколько осталось в пузырьке. Я знала, как он не любит лекарства, но их количество уменьшалось в соответствии с нужными дозами.

Неужели он спускал их в унитаз?

«Кто он, мой сын?»

Разве ей объяснишь? Я пробовал, но синие такие упрямые. Они не понимают, не видят ничего дальше своего носа. Я так сильно ее люблю, но она не может разделить со мной все, все, что я знаю. Стоит мне только начать говорить с ней об этом, она становится грубой и нервной, пытается вернуть меня к повседневности, где все углы абсолютно прямые, а линии ровные.

Недавно я чуть не проговорился. Ох уж эти серебристые, последнее время я на них насмотрелся. Человек в серебристой одежде, автомобили серебристого цвета на каждой улице — все это неспроста, нельзя это так оставлять. Сегодня утром, войдя в подъезд, я посмотрел на грязный пол, и у меня екнуло сердце. Там лежали целых три серебряные монеты! Я серьезно обеспокоен, но самое худшее ждет меня дома.

Билли. Господи, мой ненаглядный маленький мальчик с пухлыми щечками! Кто он? У него совсем нет ауры. Я долго искал; если у него и есть какой-нибудь цвет, то, наверно, белый — тот, что вмещает в себя все остальные цвета. И глаза у него совершенно пустые. Я всматриваюсь в них, и он не отводит взгляд, а иногда он хохочет. Другие избегают моего взгляда, не позволяют мне заглянуть им в глаза, а жаль, тогда бы я смог увидеть их цвет.

А у Билли глаза пустые, круглые и пристальные. Он смотрит на меня в упор. Он называет это игрой в гляделки. Пытается убедить меня, что он всего лишь ребенок. Только я в этом не уверен. Глаза у него не детские.

Я думаю об этом все чаще и чаще. И сегодня я понял все. Сердце мое переполнено скорбью.

Билли пришел ко мне, спрятав руки за спиной.

— В какой руке? — спросил он, пристально глядя на меня. Я шлепнул его по левой.

— А вот и нет! — захихикал он.

Тогда я дотронулся до его правой руки.

Билли раскрыл ладонь.

В руке он держал брошь, представлявшую собой ухмыляющееся лицо.

Серебряное лицо!

«Как маска из гипса»

Вскоре случилась катастрофа.

Наша жизнь была почти идеальной. Потом, когда худшее осталось позади, я поняла: несчастье произошло потому, что я постоянно ждала его. У меня даже плечи сводило от боли, ведь я вся была в напряжении, словно готовилась уклониться от удара.

Это было через несколько дней после Рождества. Я с Беллой отправилась на распродажу, которая проходила между праздниками, чтобы купить ей пару дешевых ботинок. Билли остался дома вместе с Мике, они смотрели спортивную программу по телевизору.

Выйдя из лифта, я услышала на лестничной клетке жуткий детский крик. Мы с Беллой переглянулись. Кажется, крик доносился из нашей квартиры. Я бросилась к двери. Она была заперта, трясущимися руками я достала ключ, но уронила его. Белла тихонько всхлипывала от страха.

Раскрыв дверь, я ворвалась в квартиру.

Там было пусто. Затем я увидела на балконе Мике. Он держал в объятиях Билли, который кричал и вырывался, упираясь ногами в перила.

Я завопила от ужаса. Мике обернулся.