Клаудиа Пиньейро - Вдовы по четвергам Страница 30

— Мне нужна твоя помощь, — закончила она срывающимся голосом.

Зазвонил телефон. Я сняла трубку, это снова была Тереса.

— Нет, еще не ушла… клиентка… но говори, если у тебя что-то важное.

Но Тереса разговаривать не захотела, снова пообещав перезвонить попозже. Я повернулась к Карле и попросила у нее прощения.

— А чем я могу тебе помочь?

— Я подумала, что могла бы работать с тобой в агентстве недвижимости.

В тот год сделок на рынке недвижимости почти не было, если не считать операций вроде той, что только что проделал Перес Айерра. А она обращается ко мне с такой просьбой! Я решила, что Карла оторвалась от реального мира куда в большей степени, чем она сама полагала.

— Слушай, в нашем деле все очень непросто, ты, думаю, совсем не в курсе того, как туго идут сейчас дела на этом рынке.

— Я знаю, что не могу многого предложить, поэтому не предлагаю, я прошу… — Тут она заплакала, не снимая своих очков. — Я прошу, мне очень трудно, ну должен же кто-нибудь мне помочь!

Я не знала, что сказать, на самом деле у меня не было возможности кого-нибудь нанимать себе в подручные.

— Я согласна работать без зарплаты, мне не важно, сколько ты мне будешь платить и когда, даже будешь ли платить вообще. Как захочешь. Мы договоримся. Но мне нужно чем-то заняться.

Карла сняла темные очки, и я увидела синяк у нее под глазом.

— Густаво… — Она не закончила фразы, голос у нее снова сорвался.

Я не знала, как реагировать, а прежде чем смогла что-нибудь придумать, зазвонил телефон. Это опять была Тереса, и тут весь день полетел в тартарары.

— Да, да, говори, в чем дело, Тереса, — мне пришлось солгать, что я одна, лучше уж было выслушать ее сейчас, чем она будет перезванивать каждые пять минут в самые неподходящие моменты.

— Я знаю, что это не тема для телефонного разговора, но я даже чувствую резь в желудке, с тех пор как узнала об этом…

— О чем? — спросила я, но она меня не слушала.

— И сегодня весь день меня не будет в Лос-Альтосе, а завтра… ты знаешь, что завтра будет игра на Кубок Челленджера в…

— Хорошо, Тереса, не волнуйся, рассказывай.

— Пообещай, что воспримешь это спокойно.

— Да говори же!

— Хуани внесли в список «группы риска».

— В какой список?

— «Группы риска».

— Я не понимаю.

— Этот список составляет комиссия, не знаю какая… по той информации, которую им передают охранники.

— Охранники передают информацию кому?

— Ну этим, а эти передают в совет, это я уже знаю, потому что один из совета, только не спрашивай меня, кто именно, по секрету рассказал об этом Тано, а я должна сказать тебе, Вир, потому что иначе как я буду смотреть тебе в глаза, если не расскажу?

С каждым словом я понимала все меньше. Карла, сидевшая напротив меня, вытирала глаза бумажной салфеткой.

— Если бы я была на твоем месте, я бы предпочла, чтобы мне об этом сказали.

— Сказали что?

— Что мой ребенок внесен в список.

— Тереса, скажи мне наконец, что это за список и что это за «группа риска»?

— Наркоманы, Вир, Хуани внесли в список наркоманов.

Я онемела.

— Алло, алло… ты тут? Я знала, что нужно подождать и сказать тебе об этом лично. Ответь мне, Вир, не отключайся вот так, я же далеко от Лос-Альтоса… Вир…

Я бросила трубку. Сидела напротив Карлы Масотты и молчала, не в силах пошевелить хотя бы пальцем, будто каменная. Снова зазвонил телефон. Я сняла трубку и в ярости швырнула ее на рычаг. Телефон снова зазвонил. Пусть себе звонит, решила я, и он вскоре заглох. После следующего звонка Карла встала и отключила телефон.

— В чем дело?

— Моего сына… Внесли в список…

— В какой список?

— В список… — повторила я.

Она ждала, когда я смогу выговорить что-нибудь конкретное.

— Какая-то комиссия составила список детей, которые принимают наркотики. — Я сказала ей об этом, сама не понимая зачем.

Ведь мы с ней не были в особо близких отношениях, она не была моей подругой, эта женщина, которой муж ставит синяки под глазом. Просто именно она почему-то оказалась у меня в кабинете в тот момент, когда Тереса сообщила, что моего сына внесли в какой-то неизвестный мне список.

— А твой сын принимает наркотики?

— Я не знаю.

— Спроси его.

— А что он мне на такой вопрос ответит?

— Ты ему не веришь?

— Не знаю.

На какое-то время мы замолчали.

— А это законно? — спросила она.

— Что? Принимать наркотики?

— Нет. Составлять такие списки, — сказала она и встала, чтобы налить мне стакан воды. — Может, они составят и «Список мужей, которые колотят своих жен»?

— Не думаю, — ответила я, и мы обе засмеялись сквозь слезы.

Глава 28

В конце концов супруги Инсуа развелись. Кармен Инсуа оказалась одной из немногих женщин, что после развода продолжали жить в Лос-Альтосе. Остаться было нелегко. Во-первых, без мужа очень неловко чувствуешь себя на вечеринках и мероприятиях, куда все мы приходим парами. Но главное неудобство возникает чуть позже. Потому что после переезда в Лос-Альтос Кармен, как и остальные женщины, порвала связи с внешним миром, жизнь в котором текла теперь отдельно от нее, и знала о нем лишь по рассказам своего мужа, когда тот возвращался домой. Не то чтобы она никогда больше не выбиралась в город, но она ездила туда как турист, посещающий чужие места, словно заглядывая в чужой дом через занавески на окнах. А когда у тебя нет мужа, рассказывающего о победах и поражениях, которые произошли там, в другом мире, то нет и иллюзии, будто ты тоже к нему принадлежишь. И из этой ситуации есть два выхода: либо снова присоединиться к отсеченному от тебя миру, либо вовсе отказаться от него. И мы все полагали, что Кармен Инсуа выбрала путь отказа.

Узнав, что Альфредо ее оставил, мы со страхом ждали, что ее проблемы с алкоголем только усугубятся. Но в то время как мы все считали, что она начнет заливать вином горе, и заранее ей сочувствовали, она вдруг каким-то загадочным образом перестала пить. Говорили, что Альфредо первым делом вывез из дома содержимое винного погреба, но заботился он вовсе не о жене, а о своих бутылках — ведь иначе Кармен могла перебить их о стены.

Вначале большинство жителей Лос-Альтоса сочувствовали Кармен, мы старались навещать ее, приглашать к себе в гости и пытались, порой слишком настойчиво, заставлять ее участвовать во всяких дурацких мероприятиях. Вроде того маскарада у Андраде, где Кармен в конце концов расплакалась в уголке под своей маской Клеопатры, пока все остальные танцевали Asereje.[32] Или вроде того уик-энда, когда Перес Айерра с женой пригласили ее покататься на своей яхте по живописному озеру, хорошо зная, что у Кармен начинается морская болезнь, едва она покидает берег.

Альфредо Инсуа оставил ее после двадцати лет брака, он не раз изменял ей, но она стоически все прощала ему. Оставил с двумя близнецами-подростками, которые тоже покинут ее, едва закончат школу. Бросил ее ради секретарши своего компаньона. Все мы сначала сошлись во мнении, что Альфредо — сукин сын. Но прошло несколько недель, и мужчины, те, что продолжали встречаться с ним по работе, стали говорить: «Всегда нужно выслушать две стороны».

— Ему приходилось жить в одном доме с алкоголичкой.

— А может, она напивалась потому, что так легче было выносить измены Альфредо.

— Какие измены?

Вскоре Альфредо стал приезжать в Лос-Альтос играть в гольф либо теннис с кем-нибудь из наших или появлялся у кого-нибудь дома на празднике, куда мы старались не приглашать Кармен. Через два-три месяца после развода только женщины называли Альфредо сукиным сыном, мужчины же отмалчивались. А потом его вообще перестали так называть. Еще чуть позже в мужском разговоре, когда они выпивали после игры в гольф, прозвучало:

— Как правильно поступил Альфредо!

Это случилось вскоре после того, как он приехал вместе со своей новой женой, которой не было еще и тридцати лет, очень приятной, милой, симпатичной, «и с такой грудью, что земля уходит из-под ног», как сказал кто-то из наших. Они явились на праздник, устроенный на той же самой яхте, где несколько месяцев назад укачало Кармен. А новую жену не укачало. И начиная с этой вечеринки Альфредо со своей новой супругой все чаще стал бывать в поселке на разных праздниках, тогда как Кармен заперлась у себя дома. Ее почти не было видно.

И тогда все заговорили о депрессии Кармен.

— Не знаю, может, ей было лучше, когда она пила.

Из-за этой депрессии Альфредо без особых усилий удалось добиться, чтобы дети жили вместе с ним. Кармен осталась одна. Дом был таким же большим, как и прежде, но теперь там не было мебели, не было продуктов в холодильнике, не было шума и криков. Она раздарила посуду, мебель… Те немногие, кто позже заходил к ней, рассказывали, что в гостиной осталась лишь желтая картина с голой женщиной в лодке. Некоторые из нас боялись, что, если Кармен совершит там что-нибудь безумное, мы узнаем об этом, только когда из дома пойдет запах. Ведь и служанки тоже у нее не держались. Уходили еще быстрее, чем раньше. Хотя Альфредо — который уже стал «беднягой Альфредо» — и присылал их одну за одной, чтобы бывшая жена не наделала глупостей.