Роман Грачев - Молчи и танцуй (Часть 2) Страница 30

Утро выдалось солнечным. Природа уже давно не радовала такой погодой, все больше специализируясь на производстве грязи. В сентябре людям оставалось довольствоваться тем малым, что есть, ждать бабьего лета и желтого октября, а потом – следующей весны.

Молодой человек вышел на балкон, потянулся, сладко зевнул. С этого места открывался изумительный вид: бескрайняя долина, пересеченная холмами и заканчивающаяся лесом, а справа, метрах в ста, блестела водная гладь большого пруда. Дышалось легко, и не было той гнетущей грусти, какая сваливается на сердце с началом осени в большом и шумном городе.

– Лариса, вставай! – крикнул молодой человек, не оборачиваясь.

– Дай поспать! – донеслось из комнаты.

– Хватит уже. Совсем расслабилась, женщина!

В ответ на эту гневную тираду из комнаты донесся тоненький детский смех.

Вадим посмотрел вниз, во двор, и увидел Федора, снаряжавшего куда-то свою машину, новенькую белую «Ниву».

– Федя, далеко собрался?

– В город, за новостями.

– А-а, давай. Когда вернешься?

– К вечеру.

Вадим помахал ему рукой и снова сладко зевнул.

Жизнь продолжалась.

Они находились здесь уже больше месяца. Первую неделю просто валялись на огромной, как взлетная полоса, кровати, ходили в лес, на озеро, рыбачили, искали грибы. Словом, «проходили реабилитацию», как выразился Федя. На восьмой день такая реабилитация наскучила.

Тогда Федор повел их смотреть хозяйство. Оказалось, что Кирилл еще летом прибрал к рукам загнивающее хозяйство под поэтичным названием «Междуречье». Мужики спивались, бабы всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытались спасти свои оголодавшие и обнищавшие семьи, а председатель загорал на югах. В конце концов, ему было сделано предложение, от которого он не смог отказаться.

В аренду Кириллу достались: молочная ферма с исхудавшими буренками, десятки гектаров посевов, мукомольня и пекарня, свинарник, а также десятки единиц техники. В первую же неделю бывший водочный принц собрал всех трудоспособных мужчин и женщин и объявил им о наступлении сухого закона в отдельно взятом селе. Народ зароптал – «А-а-а, ептыть, еще один капиталист-трезвенник!» – и сразу же устроил грандиозную попойку, сопровождавшуюся порчей казенного имущества. Терпеливый Кирилл собрал их снова и теперь уже популярно объяснил каждому, что отныне эта земля будет давать по пятьдесят центнеров с гектара, коровушки зальют молоком близлежащие города и села, техника всегда будет при топливе и запчастях, а работяги – при зарплате.

– Вы бы видели, – рассказывал Федя, – как он их убеждал. И схемы рисовал, и экономические выкладки в ход пускал, и по матери их, алкашей…

– И как, помогло?

– Вот сейчас сходим, сами посмотрите.

И действительно, в совхозе – теперь это было фермерское хозяйство «Правда» (Вадим рассмеялся, когда услышал название) – кипела работа: мужики чинили технику, приводили в порядок строения, бабы поднимали на ноги рогатый скот. Даже невооруженным глазом было видно, что происходят позитивные изменения.

– Кирюша был прав, – говорил Федор, – здесь можно развернуться. Мы отговаривали его: дескать, на хрена тебе это нужно, вложи вырученные за акции деньги в дело попроще. Нет, уперся. Купил здесь дом, барахло это все, теперь вот люди ковыряются. Кажется, даже с удовольствием.

– Зарплату-то платите?

– Потихоньку…

Сегодня Вадиму и Ларисе предстояло выкопать картошку с пяти соток. Задача несложная, особенно при такой очаровательной погоде. Картошку здесь посадила теща прежнего председателя совхоза, женщина старой закалки, так и не принявшая победу капитализма, и теперь урожай мог пропасть.

– Давно я не брал в руки лопату, – признался Вадим, топая в сапогах по ухабистой тропинке. – А ты?

– Я вообще не помню, что это такое, – рассмеялась Лариса. – Все больше по танцам, по танцам…

– Хорошее дело – задницей на сцене вертеть.

Она шлепнула его по спине. Максим, бежавший чуть впереди, обернулся.

– Чего вы там про меня говорите? – поинтересовался мальчик.

– Что ты похож на Чебурашку.

– На кого?

– На ушастого телепузика!

– Так бы и сказали, – задумчиво протянул мальчик и пошел себе дальше.

14 сентября 2003 г.

В офисе радио «Пилот» стояло мрачное молчание. Не говорили радиоприемники, не шуршала бумагами Настя, даже из эфирной студии не доносилось ни звука – ди-джеи работали не включая тюнера-монитора.

В кабинете директора был накрыт стол: водка, закуски, компот с булочками. За столом сидели все свободные от смены ведущие – Гончарова, Парамонова, Блинова – ночные операторы, кое-кто из рекламных менеджеров. В самом дальнем конце сидела незнакомая белокурая женщина, а в углу пристроился мужчина, которого все игнорировали.

Во главе стола возвышался худой, как кукурузный початок, Глеб Шестопалов.

– Ну, что, ребята, – сказал он после минутного молчания, – помянем друга нашего.

– Помянем, – прошелестело за столом.

В последний момент в кабинет заскочила Настя.

– Извините, Глеб Николаевич, я опоздала. Там слишком много народу было.

– Не страшно, заходи.

Ей налили рюмку, и после этого все выпили не чокаясь. Молча и печально.

– Сорок дней уже сегодня, – протянула Маша Блинова. – Как быстро время летит.

– Да, – согласился Глеб, садясь в кресло. – Очень быстро, не заметишь. Кто-нибудь хочет еще сказать?

Многозначительное молчание послужило ответом. Сказать хотели все, но никто не мог выразить словами то, что чувствует.

– Я думаю, – все же попытался оператор Паша,–Кирилл Сергеевич нас слышит. Такое ощущение, как будто он с нами. Знаете, есть такие люди, к которым привыкаешь. Привыкаешь и думаешь, что они всегда есть. Даже если их не видишь годами, ты все равно знаешь, что они есть, и это уже хорошо. Поэтому когда они уходят, то не верится. Никак не верится…

Паша смутился. Он сам не ожидал, что сможет выдать такой длинный и чувственный монолог.

– Он все время нам фрукты приносил, – вдруг сказала Маша, и в глазах у нее блеснули слезы. – Все время обнять меня хотел, замуж звал…

Она опустила голову. Слово решил взять Глеб.

– Наливайте пока, а я скажу. – Он прокашлялся, покосившись в сторону стены, на которой висел перетянутый черной лентой портрет Кирилла Обухова. – Вот говорят, что смерть забирает лучших. Я не согласен. Смерть забирает всех подряд, рано или поздно. Каждому – свой срок, определенный где-то там, наверху. Но когда смерть забирает лучшего, мы все это замечаем, вот поэтому и кажется, что лучшим долго не жить. Чепуха!.. Кирилл Сергеевич всегда был желанным гостем здесь. Я знаю, вы любили его, и он любил вас, и я уверен, что за любого из вас он отдал бы все, что у него было. Впрочем, он так и сделал… Поэтому сейчас, в день его памяти, ребятки, я хочу сказать: по мере сил и возможностей держитесь вместе. В жизни не так много вещей, за которые нужно держаться: наши любимые, наши друзья, наше дело. Кирилл это знал. Так что, ребятки, будьте людьми, а я, чем смогу, помогу. Помните об этом и берегите друг друга…

Все молчали, и только сидевший в углу мужчина, которого все игнорировали, громко шмыгнул носом.

– Что с вами, молодой человек? – поинтересовался Глеб.

– Простудился, – ответил мужчина.

– Носки теплее надо одевать.

– Спасибо, учту. – Мужчина вылез из своего угла. – Короче, хватит трепаться. Мамой клянусь, это был самый эффективный тренинг в моей жизни, но уже достаточно!

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Кирилл Обухов осторожно пробрался к столу. Его глаза тоже были на мокром месте, но никто и не подумал смеяться.

– Ох, блин… – сказал он. – Вы бы знали, мальчики и девочки, каково это выслушивать. Жить сразу хочется с удвоенной силой. И пить тоже. Налейте мне… блин, минералки, мне в больницу на процедуры скоро!

Оцепенению пришел конец. Девчонки заголосили, Глеб полез снимать со стены портрет, оператор Паша от души плеснул Кириллу целый граненый стакан «Боржоми».

– Кирилл Сергеевич! – закричала Блинова. – Зачем вы это затеяли?! Я чуть не урыдалась вся!

– Прости, милая, – обнял ее Кирилл. – Пока валялся в клинике с этим приветом от «заклятых семеновских друзей», прочитал, понимаешь, одну толстую книжку. Написал ее не то буддист, не то аферист, запутал мозги напрочь, зато пробрало так, что мама не горюй! Некоторые вот еще в гроб живьем ложатся, чтобы сильнее вставило, но я отчего-то не решился… Иринушка, можно, я Машку поцелую. Она столько пережила…

Новая жена Обухова махнула рукой.

– Тебе разве запретишь… олигарх.