М.К.Кантор - Учебник рисования, том. 2 Страница 31

И, конечно же, званы соседи: Иван Михайлович, Алина Багратион, Левкоевы. Дима просил Тофика Мухаммедовича прийти не только с супругой, но и с дочерью Соней - поразительно, что у такого прагматичного и, как говорят, жестокого человека, тихая и милая дочь. Знакомство в парадной дома, поездка по ночной Москве в служебном автомобиле, рассказ Сони о Сорбонне, первый поцелуй в итальянском ресторане - и Дима стал регулярно встречаться с Соней. Настанет момент, говорил себе Дима, и надо будет поговорить с Тофиком Мухаммедовичем, сделать все торжественно и прилично.

Расставляя по столу открытки с именами гостей (Гриша Гузкин показал в Париже, как это делается), Кротов поместил Соню рядом с собой. Почему бы и нет? Кротов полагался на деликатность тех гостей, отношения с которыми могли бы Соню шокировать. Он не сомневался, что Алина Багратион будет вести себя адекватно. Остается надеяться, что и Герман Басманов его не подведет. Золотозубый спикер парламента взял в привычку прилюдно поглаживать ягодицы Кротова, но то, что уместно в бане, совершенно некстати будет в присутствии Сони Левкоевой. Надо будет твердо обозначить границы. Однако не хотелось бы и обидеть Германа Федоровича, он человек самолюбивый. А вот голоса слышны на лестнице. Неужели она?

IX

Голоса принадлежали Белле Левкоевой и Лаванде Балабос: болтая, барышни спускались по лестнице, а навстречу им поднимались гости Кротова, и первой шла Роза Кранц. Миллионерши говорили так:

- У Портебалей такие же коврики. Говорю тебе: абсолютно такие же коврики.

- Не смотрятся на мраморе.

- Надо убрать мрамор - положи дубовый паркет.

- Бедновато смотрится паркет.

- В Париже у всех паркет.

- Лавандочка, везде каррарский мрамор.

- Мрамор в прихожей, а в гостиной - паркет.

- В гостиной паркет не смотрится.

- Все-таки в Париже кое-что понимают.

- Я не в восторге от их интерьеров, бедновато живут.

- А ты ее серьги видела?

- Балабос мне купил такие же.

- Видишь, а ты бранила сапфиры в ушах!

- Просто бриллианты надоели. Поношу недельку цветные камушки.

- И тебе идут.

Роза подняла голову, увидела дам, увлеченных беседою.

Белла Левкоева спускалась по лестнице, качая бедрами. А ее подружка, очаровательная Лаванда Балабос, спускалась бок о бок с нею, подтанцовывая на мраморных ступенях - то покрутится на одной ножке, то другой ножкой подрыгает. И прелестные стройные ножки Лаванды мелькали в воздухе и дразнили охранников. Качались бриллианты в ушах и на шеях, шуршали платья, плотное облако дорогих духов клубилось подле прекрасных тел. И столько юной прелести было в этих созданиях, столько ненатужной грации, что Роза Кранц, поднимавшаяся по лестнице навстречу прекрасным дамам, пережила приступ зависти. Вряд ли носильщик Кузнецов, расставлявший антикварную мебель в квартире Кротова, пережил столь сильное чувство. Голова у Розы закружилась, она взялась за перила, чтобы не упасть. Не то чтобы Роза Кранц когда-либо чувствовала себя некрасивой. Напротив, иные недоброжелатели могли сказать, что она даже переоценивала свои данные. Она казалась себе женщиной статной и привлекательной; вот и утром, упаковывая бедра свои в красные колготки, она подошла к зеркалу и зазывно шевельнула задом, позволила себе вульгарный жест попой и нашла, что жест этот получился у нее нисколько не хуже, чем у артисток, изображающих роковых женщин. Плоть, туго затянутая в красное трико, колыхнулась тяжкой волной, и в темном зеркале отразились формы, вибрирующие, как малиновое желе. Роза постояла перед зеркалом, играя бедрами. Волны пурпурной плоти вздрагивали, и, откинув голову на короткой шее, вглядывалась Роза Кранц в зеркало выпученными глазами. Нет, нисколько не хуже она, чем вульгарная красотка Люся Свистоплясова. Говорят, что у Свистоплясовой ноги длиннее. Это еще как посмотреть. Скорее всего, обыкновенный оптический обман - просто у Розы бедра круче, вот и кажутся ноги несколько более короткими. Но мужчинам, между прочим, нравятся крутые полные бедра. А эти вульгарные особы на комариных ножках, кому до них есть дело? Пусть им кажется, что у них ноги длиннее, пусть! Если Роза наденет туфли на высоких каблуках и короткую юбку, то посмотреть еще надо, у кого ноги длиннее окажутся. Особенно, если сидеть, положив ногу на ногу - эта поза лучше прочих удавалась Розе. Когда Роза сидела, закинув одну полную ногу в красных колготах на другую, то представлялась себе длинноногой и стройной. Приведите-ка сюда эту вашу Свистоплясову, думала Роза Кранц, пусть сравнят нас - и непременно найдут, что мои ноги нисколько не короче. Вообще говоря, напрасно средства массовой информации преувеличивают длину ног иных особ. Публикуют неаппетитные фотографии плоских и длинных барышень и проставляют цифры - а цифры вводят в заблуждение. Складывается впечатление, что только такие ноги, как на картинках, и являются длинными, а другие ноги, те, которые от природы короткие и толстенькие, - те ноги получаются короче. Тенденциозная точка зрения. Если измерять ноги честно - то есть измерять, учитывая высокие каблуки, делая поправку на объем бедер, и так далее, - то мои ноги даже на сантиметр-другой и подлиннее будут, думала Роза. Определенно так. И главное, думала Роза, пустые куртизанки посвящают весь день внешности, а я не только женщина - я в первую очередь ученый. Или все же в первую очередь - женщина, а во вторую - ученый? Роза стояла у зеркала, трепеща тяжким задом, и, разглядывая отражение, не забывала о главном - одновременно думала о своих последних опусах: обзоре философии Жака Дерриды для «Европейского вестника» и статье «Дискурс свободы», посвященной творчеству Осипа Стремовского. Шевелилась попа в зеркале, и шевелились идеи в голове Розы Кранц. Не только цветом колготок, не только крутизной бедер, но и качеством идей, их прогрессивностью выделялась Роза среди столичных интеллигентов.

Так хорошо начался день у Розы Кранц, а сейчас, поднимаясь по лестнице дома на Бронной, увидела Роза вульгарных девиц - и расстроилась. Нет, этим особам не надо было надевать туфли на высоких каблуках, укорачивать юбки, принимать выгодные позы. Что ни надень, как ни встань - а ноги получались у них непристойно длинные, и с крутизной бедер все было, к сожалению, в порядке. Стараешься, приводишь себя в порядок перед зеркалом, упихиваешь бедра в красные колготки, а такие вот сомнительной нравственности личности, не затрачивая усилий, всегда будут впереди - они богаче, они моложе, они (ах, что уж тут замалчивать!) красивее! Вот идут навстречу Розе две дамочки - и даже не замечают ее, Розу. Запах духов столь крепок, что ощущается за два лестничных пролета - какая вульгарность! И разговор! Только послушайте этот разговор!

- Ах, Лавандочка, - говорила одна из барышень, - я сказала ему: если в гости идет твоя дочь - не иду я. Эта крыса тянет из Тофика деньги!

- Откупись, Беллочка. Пошли сучку на курорт.

- Она из нашего дома на Сардинии не вылезает! Я уже не знаю, чей это дом - мой или ее.

- Наверное, думает, если она - дочь, то все позволено.

- Она и не дочь вовсе! Левкоевского ни на грош!

- Сдайте ребенка в приют.

- Как же, отправишь ее в приют! У нее родители есть!

- При живых родителях вымогать деньги у Тофика? Какой цинизм!

- Я безумно устала, Лаванда. Меня стало укачивать на яхте.

- Подумай о себе, Беллочка.

- Лавандочка, я отдыхаю только в своей галерее.

- Я понимаю, искусство спасает.

- Когда я встретилась с творчеством Гузкина, я словно сходила на массаж, словно прошла курс талассотерапии.

- Гриша - это подлинный авангард.

Роза Кранц смотрела на барышень, выпучив глаза. Два существа из иного, волшебного мира, в ароматах тропиков и сиянии алмазов, спускались по лестнице и говорили о современном искусстве. Неужели и они тоже любят современное искусство?

- Что глаза таращишь? - любезно обратилась к Розе Белла Левкоева. - Бриллианты в ушах считаешь? Твоего тут нет, не мечтай. Ишь, буркала выкатила, - и госпожа Левкоева поинтересовалась у охранника: - кого в дом пускаете? Вокзал у нас, что ли? Видишь, ноги кривые - значит, девушка не из нашего дома. У здешних жильцов и на хорошие ножки бабки есть.

- К Кротову они на новоселье, - заволновался охранник. - К Кротову! И в списках есть! Роза Кранц, в журнале помечено.

- Ах, вы та самая Роза!

- Ах, значит, вы - Роза! - барышни расцвели улыбками.

- А мы вас ищем!

- Вас нам не хватает!

- Вы - искусствовед, мы про вас все знаем!

- А нам в галерею эксперт нужен!

- А другое ваше имя - Толстожопая Пучеглазка, правда? Как остроумно, правда? И очень современно! - наивная Лаванда Балабос полагала, что в мире искусства у всех деятелей есть клички и прозвища. Некоторые мастера ходят в тельняшках и называют себя «синие носы», другие мажут краской забавные кляксы и откликаются на прозвище «мухоморы», а иные надевают красные колготки и носят кличку Толстожопая Пучеглазка. Употреблять эти клички - значит быть своим в мире прекрасного.