Карл-Йоганн Вальгрен - Ясновидец: Страница 31

Может быть, именно это погружение в мир своего дара, направляемое необходимостью неустанно продолжать поиски, и привело к тому, что он не замечал опасностей. Так, во всяком случае, он думал позже, когда осознал, какое несчастье навлек на своих товарищей.

Прошел почти год, а Эркюль ничего не знал о судьбе монаха Шустера. Случалось, что иезуит являлся к нему во сне, но лица у него не было, и он был нем, как и он сам.

Он жил в этой спасительной дымке неведения вплоть до того утра, когда на лесенке его повозки вдруг обнаружилась записка. Обратного адреса не было, и впоследствии так и не удалось узнать, кто ее написал. В записке рассказывалось о том, что случилось с Шустером — как его нашли в Трастевере, удушенного шнурком. В конце записки стояло предостережение, адресованное самому Эркюлю: он никогда не должен пытаться узнать, кто написал эту записку.

Потрясенный, он пошел бродить по улицам города. Он был вне себя от горя и вновь ощутил кипящую в нем ненависть.

Углубившись в мрачные мысли, он не замечал, как постепенно смеркалось, наступил вечер и в ночном небе зажглись звезды. Город готовился ко сну. Он беспомощно барахтался в море отчаяния; он ковылял по пустым улицам, то и дело оступаясь из-за слепивших его слез. Он ничего не видел и ничего не чувствовал, кроме этого безграничного горя и бездонной ненависти. В портовых кварталах он спотыкался о брошенный на улице мусор, налетал на стены магазинов и складов, угодил ногой в какую-то яму, упал, поднялся снова, проклиная свою жизнь, свою судьбу. Он не удерживал слез, погружаясь все более и более в неизведанные глубины отчаяния.

Даже не заметив, он дошел до самой окраины. Только когда угрожающе залаяли собаки в незнакомой деревне, он пришел в себя и вернулся к площадке, где стоял шатер цирка.

Он стоял на холме, откуда открывался вид на весь город. Ночь была жаркой, это ему запомнилось. Духота была монолитной и неподвижной, как скала, сочащаяся влагой. Перед мысленным взором его проходил парад ночных тайн, людские сны, страх, не дающий уснуть несчастным, молитвы страдающих бессонницей, чтобы Господь даровал им отдых. Внизу, под ним, в окошке повозки директора цирка горела лампа, и он спросил себя, не ощущает ли Барнабю Вильсон такую же тревогу, как и он сам.

До него доносился солоноватый запах моря, сонное бормотание волн, неторопливо пасущихся у берега. У причала стояли два рыбачьих баркаса, вода бурлила у волноломов, к берегу приближалась шхуна с зарифленным парусом. Но было что-то еще, что-то приближалось, молча, в окружении темноты.

С чувством надвигающейся опасности он побежал к цирку. Но не успел — ночь внезапно озарилась пламенем — цирковые повозки, где жили артисты, вспыхивали одна за одной.

Он чувствовал смертельный ужас своих друзей, ощущал, как вся жизнь проходит перед ними, прежде чем угаснуть с последней молитвой.

Он упал на дорогу. Это люди кардинала, подумал он, это сделали они, и они же убили Шустера. Они искали его, но судьба подставила вместо него его друзей.

Он лежал на дороге всю ночь. Он плакал от боли и ненависти, плакал над своей страшной судьбой, над Генриеттой Фогель, над воздушным замком своего счастья и рухнувшим карточным домиком надежды. Это конец, подумал он. Встать я уже не смогу. Надежды больше нет.

V

Мир состоит из вибраций и колебаний, они пронизывают универсум и связывают человека и материю. Вы можете мне не поверить, но именно таким путем вы читаете в эту минуту мои мысли, точно так же, как великий Сведенборг[22] прочитал мысли мадам де Мартевиль и нашел ее исчезнувшую расписку. У великого Сведенборга объяснено все. Когда-то давным-давно, в Эдеме, человеку не нужно было говорить, чтобы быть понятым. Адам и Ева понимали друг друга, воспринимая поток мыслей. И зачем там нужна была человеческая речь? Никаких грамматических затруднений, никаких омонимов, никаких заиканий, пришепетываний и оговорок… Адам был первым телепатом. А потом свершилось наше падение — вместе с яблоком змей дал человеку и звучащее слово. Мы давно уже пали, дружок. Но человек способен вновь вернуться к интуитивному знанию. Великий Сведенборг подчеркивал важность правильного дыхания, чтобы суметь погрузиться в магнетический сон. Надо позабыть об окружающем и сосредоточиться на молитве, пока дыхание не станет затрудненным, и обморок не погрузит нас в мир духа… Вы умеете читать мысли, господин Барфусс. Я знаю, что вы читаете мои мысли и сейчас. Сама я, как вы знаете, разговариваю с духами… В годы моей юности в Стокгольме, в этом отвратительном Содоме, сам великий Сведенборг посвятил меня в учение о соответствии, о тесной связи духовного и физического мира. Универсум состоит из рядов и ступеней, объяснял он, и высшая функция нашей души, Лнима, через промежуточные детерминанты может вступать в контакт с Господом нашим: всеобъемлющий Fluidum Spirituosum…

Графиня Тавастешерна, его, как она утверждала, путеводительница и помощница, поправила подушки за спиной и закурила одну из своих черных ароматизированных сигар. Он понимал все, что она говорит, она очень старалась, чтобы ни один нюанс не был упущен.

Что такое мысли? спросил он.

Не что иное, как колебания флюидов.

А что такое тогда речь?

Это те же колебания, но достигающие рта, где путем вибрации воздуха они превращаются в звук… Поверь мне, истинная речь — это мысль, куда более совершенная, чем корявая артикуляция гортани. Поэтому мысль слышат даже ангелы! Вы, возможно, и сам ангел, мистер Барфусс, хотя земное ваше воплощение весьма далеко от ангельского, оно скорее демоническое, вызывающее отвращение… Но дайте мне закончить! Ангелы тоже обращаются к нам на языке мыслей. Вы же знаете, господин Барфусс, что я слышу эти ангельские голоса-мысли, как и голоса духов. Человеческие мысли я не слышу, за исключением ваших, каковыми вы так щедро со мною делитесь, но речи ангелов я слышу так же ясно, как крестьянин слышит проповедь во время свечной мессы. Но в игре они мне не помогают. Они не могут, как они говорят, перейти эту границу — в картах, говорят, помочь ничем не можем. Но у меня же есть вы… вы ведь не подведете меня вечером? А завтра духи пообещали узнать, где скрывается ваша девушка.

Пожалуйста, скажите, где она…

Простите, но я попросила бы вас произносить ваши мысли пояснее. Я что-то не очень хорошо слышу… А вот голоса духов — наоборот, превосходно… вот как сейчас! Вот же сидит один у меня на плече, неужели вы его не видите!

Он смотрел изо всех сил, но ничего не видел. Только графиню, полусидящую в ночной рубашке в своей постели на Эстергаде в Копенгагене. Она была прикрыта одеялом, хотя было уже далеко за полдень. Чуть поодаль с чайным подносом стоял Баптисте, ее слуга-мавр, только что появившийся в комнате.

Я ничего не вижу…

Ну что ж, может быть… не всем дано видеть и слышать духов. Ведь Баптисте не слышит нашей с вами беседы. Нужно иметь к этому склонность!.. Но вот как раз сейчас он сидит у меня на плече… По-моему, немец… а может, и голландец. В своей прежней жизни он был каменщиком. И на небесах он тоже каменщик! Именно так! Каменщик! Мозаика начала трескаться, и… он говорит, они делают новую. К тому же меняют старые изразцы.

Эркюль напрягался изо всех сил, но даже с его выдающимися способностями расслышать мысли голландского духа ему не удалось. Или хотя бы увидеть его.

Каменщик на небесах?

Я же говорю — именно так! Земля сотворена по образу царства небесного, я уже это вам говорила. Конечно оке, там есть и каменщики, и плотники, как и здесь. Подумайте, каково было бы умершим, если бы это было не так. Когда самые чистые души попадают на небо, можете себе представить их удивление: все, как на земле, у всех свои обязанности — конторы, мастерские, даже ткацкие фабрики, плантации льна, кондитерские, бочарни, пивоварни. Они же думали, что от тягот земных ждет их вечный отдых! Но нет! Думали ли вы, что от трудов ваших в безделье вечном пребывать будете, цветов благоухание обонять и вкушать плоды райские? — первым делом спрашивают их. И когда они подтверждают, что да, что-то в этом роде они и предполагали, напоминают им, что безделье рождает только расслабление и ничего общего не имеет с постоянным наслаждением. Именно поэтому в царстве небесном, как и в других, нижестоящих духовных мирах, есть и чиновники, и суды, гимназии и мануфактуры… Им показывают первым делом большие библиотеки, где они с широко открытыми глазами дивятся на множество книг; пергамент, бумага, перья — все это есть и на небесах. Потом ведут в музеи и коллегии, предназначенные для духовных упражнений. Спортивные площадки, где устраивают состязания по бегу и борьбе. Им показывают директоров, управляющих, чиновников, сиделок, извозчиков, скорняков, кузнецов, жнецов, парусных дел мастеров, пивоваров, банкиров и ростовщиков — в царстве небесном есть бесчисленное количество профессий, так что умершие от вечной скуки не страдают. Кто-то заботится о сиротах. Кто-то пасет господних овечек, кто-то поет в небесном хоре, играет на арфе, преподает в академии скальдов. Некоторых командируют в нижестоящие духовные сферы, дабы защитить вновь прибывающих от вредного влияния демонов, другие несут полицейскую службу в преисподней…