Л. Либединская - Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове Страница 31

Об остроумии Михаила Светлова писали много. Правда, иные приписывают ему такие остроты, которых он никогда не произносил и не мог произнести,- люди творят богов по образу своему и подобию. Однако можно сказать с полной убежденностью: и легенды и более или менее правдивые рассказы о нем не преувеличивают силу его юмора.

Я знаю лишь один случай, когда светловское остроумие натолкнулось на совершенно непробиваемую стену.

К нам в Шутовку, в редакцию газеты «На разгром врага», повадился приходить к ужину видный интендантский работник. Так как снабжение редакции зависело во многом от него, мы должны были терпеть эти посещения, становившиеся все более тягостными. Дело в том, что этот человек совершенно не понимал шуток и всегда деловито осведомлялся:

– Почему смеются?

Сначала это само по себе смешило, удваивая эффект, но потом начало угнетать. Светлов как-то собрал нас и заявил:

– Ребята, у меня идея! Ручаюсь: мы его отвадим или он свалится от дистрофии. Можете уже сдать в набор некролог: «Наконец-то безвременная смерть вырвала из наших рядов…» Когда он придет в следующий раз, каждый расскажет о том, что едят в разных странах. Лягушки должны быть самым аппетитным из лакомств, о которых у нас пойдет речь. Сочиняйте что угодно, в данном случае социалистический реалиэм ни к чему…

И вот дня через два наш интендант вновь явился. Мы сели за стол, как садятся за пульты приборов при сложном научном эксперименте. Господи, и чего только не наговорили! Чего мы не насочиняли, особенно Миша (он уверял, что в Новой Зеландии, наловив рыбу, ожидают, пока запашок ее дойдет до Южного полюса, и только после этого едят). Никто из нас действительно не мог протолкнуть в рот ни куска,- мы питались тот вечер одним смехом.

Интендант принимал все за чистую монету, внимательно слушал и ел. Наконец он сказал:

– Хорошо у вас, товарищи! И примешь горячую пищу, и поднимешь уровень. Буду приходить каждый день…

Когда он ушел, Светлов произнес с непередаваемой печалью:

– Здесь слова бессильны!

Я не знаю лучшего товарища, чем Светлов. Он никогда не забывал друзей, если ему было хорошо, и всегда вспоминал о них, если им было плохо.

Через несколько лет после войны я прочитал статью о себе. Она сама была бедой, но было в ней одно место, сулившее новые беды. Меня, отдавшего много лет жизни изучению творчества Горького, обвинили в недооценке этого творчества. Главной моей виной было сомнение в том, что сказка Горького «Девушка и смерть» сильнее, чем «Фауст» Гёте.

Вечером раздался стук в стенку со стороны лестничной клетки. Так во время моей короткой холостой жизни извещали о своих поздних приходах друзья. Люсе, моей жене, не нравились такие приходы, и она, когда у нас родился сын, быстро свела их на нет. Но в тот ргз искренне обрадовалась и бросилась открывать.

Вошел Михаил Светлов с бутылкой. Он сказал Люсе:

– Супруга униженного и оскорбленного, Поликушки и Муму, получай закуску!

И вручил Люсе кекс, на обертке которого было выведено чернилами (эта обертка хранится у нас до сих пор):

М. Светлов с матерью

М. Светлов – воспитанник казенного училища

М. Светлов, А. Ясный, М. Голодный, М. Гольдберг. 1922 г.

М. Светлов, М. Голодный, С. Кирсанов, С. Бондарин среди сотрудников одесской газеты «Молодая гвардия». 1925 г.

М. Светлов. 1928 г.

М. Светлов. Дружеский шарж Н. Лисогорского.

М Светлов. Дружеский шарж Кукрыниксов. 1935 г.

М. Светлов на фронте. 1942 г.

М. Светлов, Л. Славин, Н. Богданов на фронте. 1942 г.

Б. Лавренев, Л. Соболев, Вас. Лебедев-Кумач, М. Светлов, А. Жаров. 1943 г. (Фото А. Лесса)

М. Светлов. Май 1945 г.

М. Светлов среди участников литобъединения «Магистраль»

М. Светлов. 1954 г. (Фото С. Васина)

М. Светлов. 1954 г. (Фото Н. Кочнева)

Фотография Михаила Светлова на одной из улиц Москвы и автограф песни о Каховке, подаренные им в мае 1957 года каховчанам.

М. Светлов. 1961 г.

М. Светловг П. Антокольский, В. Звягинцева, А. Жаров на агитпункте. (Фото А. Лесса). 1954 г.

М. Светлов и В. Беляев. Переделкино. 1962 г.

М. Светлов во время Декады русской литературы в Минске.

Мы ожидали русских писателей в Минском аэропорту. Начиналась Декада русской культуры в Белоруссии.

Я знал, что в этом самолете прилетит и Михаил Светлов, и попросил фотокорреспондента нашей газеты «Жтаратура I мостацтво» Володю Крука сделать для меня снимок Михаила Аркадьевича.

Когда гости сошли на землю, все кинокамеры и фотоаппараты нацелились на самых сановитых и солидных. Едва ли не последним сошел Светлов. Мне хотелось скорей обняться со своим фронтовым другом, но пришлось подождать, пока Володя незаметно сделает снимки…

А потом мы неразлучно десять дней ездили с Михаилом Аркадьевичем по Белоруссии. Его выступления встречали восторженно. Нам хотелось дать иногда ему отдохнуть, но люди просили, требовали Светлова, и он выступал, несмотря на усталость.

Когда мы провожали гостей в Москву, большинство объективов было направлено на Михаила Аркадьевича.

28.VIII-67 г. Пимен Панченко

М. Светлов. 1962 г.

М. Светлов и А. Прокофьев. 1963 г. (Фото А. Лесса)

М. Светлов с литовскими поэтами. 1960 г.

М. Светлов на своем юбилее. 1963 г. (Фото Н. Лаврентьева)

Дождалась ты сдобыОт моей худобы.

Миша никогда не посыпал раны товарищей солью сожалений. Он высмеивал собственные неприятности, даже свои болезни (заболев туберкулезом, он говорил при встречах друзьям: «Вот так и хожу, опираясь на палочку Коха…»). Смешное – уже не страшно.

– А теперь,- сказал он,- о чем угодно, только не об этом. И – без многозначительных пауз! Мы не в Художественном театре. Лучше признайся наконец: ты тогда наврал про крысу?

Так, значит, он не забыл об этом эпизоде нашей совместной работы в редакции «На разгром врага»!

В Шутовке Светлов и я обычно спали в одной очень ветхой избе. Как-то ночью Миша разбудил меня громким восклицанием. Я подумал, что он говорит во сне, но, засветив фонарик, увидел, что с его кровати прыгает на пол огромная рыжая крыса. Оказывается, она соскочила на кровать с иконы, за которой была дыра в стене (наверно, крыса жила на чердаке, и это был ее «ход сообщения»).

Миша сонным голосом спросил меня:

– Ты видел, как она окрысилась?

И, повернувшись на другой бок, снова заснул.

На следующую ночь история повторилась: крыса тем же манером спрыгнула на Мишу и разбудила его. Он сказал ей вслед:

– Неплохо бы, старая дура, найти другой маршрут…

В этот момент мне пришла в голову мысль, которую я не удержался (не припомню, чтобы я хоть раз в подобных случаях удержался) сразу пустить в ход. Я спросил Светлова:

– А ты не подумал о том, как она взбирается обратно на чердак?

– Нет, у меня есть более интересные темы для раздумий…

– Напрасно! Это тоже интересно, особенно для тебя. Я каждую ночь наблюдаю, как она влезает к тебе на голову, а потом поднимается на задние лапки, дотягивается передними до иконы и…

– Почему же ты ни разу не крикнул, негодяй?

– Боялся, что она поцарапает тебе лицо…

Я был уверен, что Миша уже не заснет. Но он заснул. Не мог заснуть я.

Светлов так окружил себя праздничным серпантином шуток, что даже мы, друзья, знавшие его два-три десятка лет, забывали о тех страницах его биографии, которые были совсем не веселыми. Иногда мне кажется, что он многое делал нарочно, для того, чтобы его воспринимали не в том ключе, в каком он реально существовал, чтобы в нем видели лишь беспечного, немного легкомысленного острослова. Я понимаю: им руководило целомудренное стремление скрыть от окружающих то, что могло бы огорчить их, причинить им боль. Но иногда это стремление перерастало у него в небрежность по отношению к самому себе, к своим переживаниям, даже к своему творчеству.