Джон Карр - Охота на цирюльника Страница 31

– Хорошо, – произнес он, и глаза его сверкнули из-за стекол очков, – но если вы не уверены, то почему бы вам не спросить об этом меня?

– Вы… стало быть… полагаете…

– Да, – кивнул доктор Фелл, – на «Королеве Виктории» произошло убийство. – Он нахмурился. – Мне очень неприятно говорить вам об этом. Мне неприятно, что приходится думать об этом; возможно, я и ошибаюсь. Дабы развеять все сомнения, вам неизбежно придется поведать мне еще одну вещь. Однако на этой одной вещи я настаиваю. Не бойтесь чуши. Пусть вам не будет неловко за радостный рождественский смех, когда адмирал поскальзывается на куске мыла и садится на собственную шляпу с перьями. Не говорите, что смеху и радости не место там, где речь идет об убийстве. Как будто сам убийца не способен смеяться! Отнесясь к убийце как к монстру из музея восковых фигур, который злобно смотрит на свои окровавленные руки, вы никогда не сумеете понять его и, возможно, так никогда и не поймете, кто он такой. Будь он проклят, если вы не сумеете найти его, однако не говорите, что он не человек или что жизнь налагает на детективные истории обязанность вселять ужас. Те, кто так рассуждают, чаще всего склонны осуждать невиновного. Детектив в таком случае оборачивается фикцией. И все же… – Он ткнул кончиком карандаша в свои заметки. – И все же, друг мой, ваш случай весьма показателен. Если следовать вашей логике и вашему веселому рассказу, в данном конкретном случае вырисовывается некий подставной убийца…

– Подставной убийца?

– Мы имеем дело с профессиональным преступником и прекрасным имитатором, надевшим маску. Короче говоря, с убийцей, который убивает ради выгоды. Человек, выдающий себя за другого, всего лишь копия – дурная или хорошая, но копия с оригинала. Нам трудно разглядеть его за личиной. Единственное, что нам остается делать, – это судить, хорошо или плохо он выучил украденную роль. Хм!… Тут нужно хорошенько пораскинуть мозгами; вне всякого сомнения, маска очень похожа на оригинал. Однако о том, как разглядеть под маской его подлинную сущность, вам лучше поговорить с одной из марионеток дядюшки Фортинбраса… – Он замолчал и сузил сонные глазки. – Почему, кстати, вы сейчас дернулись? Или нет?

– Н-ну… – замялся Морган, – собственно говоря, дядюшку Жюля… как бы это сказать… словом… его посадили под арест.

Секунду доктор Фелл молча смотрел на него, а затем громко фыркнул, отчего из его трубки вылетел целый сноп искр.

– Дядюшка Жюль под арестом? – Доктор Фелл задумчиво сощурился. – Еще того веселее. За что?

– О, не за убийство, ничего подобного. Я все вам расскажу. Разумеется, сегодня его выпустят. Они…

– Хм… Кгм!… Давайте проверим, понял ли я смысл сказанного вами. Его сегодня выпустят? Разве корабль еще не пришвартовался?

– Об этом и речь, сэр. Нет. Однако благодарение Господу, что вы спросили, ведь именно поэтому я к вам и пришел… Вы знакомы с капитаном Уистлером? А он знает вас, не так ли?

– У меня был некоторый опыт общения, – доктор Фелл мечтательно закрыл один глаз, – со старой… хм… каракатицей. Хе! Хе-хе-хе! Да, я знаю его. А что?

– Мы должны были причалить к берегу сегодня рано утром. Проблема в том, что в последнюю минуту в порту неверно указали наш док, причал, или как там его называют; «Королева Анна» не сдвинулась с места, чтобы пропустить нас, и мы остались в гавани; теперь мы никак не можем пристать к берегу примерно до двух часов дня…

Доктор Фелл выпрямил спину.

– Значит, «Королева Виктория» все еще…

– Да. Благодаря кое-чему, о чем вы услышите в свое время, мне удалось уговорить Уистлера отпустить меня на берег вместе с лоцманом. Конечно, пришлось ускользнуть незаметно, иначе остальные просто взбесились бы от злости. Но… – он перевел дыхание, – так как Уистлер знает вас, мне удалось, наконец, убедить его в том, что, если я попаду к вам до того, как пассажиры покинут корабль, его, возможно, ожидают слава и почет. Собственно говоря, сэр… вы расцените мое поведение как наглость, но я практически пообещал ему, что вы передадите ему в руки выдающегося преступника – порукой тому ваша репутация, – если я сумею попасть к вам до того, как пассажиры покинут «Королеву Викторию». – Морган откинулся назад и пожал плечами, не сводя встревоженного взгляда с доктора Фелла.

– Наглость? Ха! Хе-хе-хе! Чушь! – весело загремел доктор Фелл. – Для чего же и нужен Гидеон Фелл, как не для таких оказий? И потом, у меня свои счеты с Хэдли; он дал мне в глаз на прошлой неделе во время того дельца в Блумгартене. Спасибо, мальчик мой, спасибо.

– Так, по-вашему…

– Только между нами. Я уверен, что мы предадим Слепого Цирюльника в руки правосудия. У меня довольно сильное подозрение, – доктор Фелл нахмурился и громко фыркнул носом, – что я знаю, кто такой ваш Слепой Цирюльник. Если я ошибаюсь, большого ущерба не выйдет, кроме слегка уязвленного достоинства… Но послушайте, какая в этом необходимость? Ведь из Нью-Йорка сегодня утром на «Этруске» должен был прибыть полицейский агент?

Морган покачал головой.

– Наверное, забегать вперед – дурной тон, – сказал он, – но у нас и без того так все запуталось, столько раз приходилось начинать все сначала, столько раз мы попадали в неловкое положение, что еще одна оговорка не сильно повредит стройности моего рассказа. «Этруска» прибыла вовремя, однако инспектора Патрика на ней нет. Он вообще не переплывал Атлантики. Не знаю почему, я вообще не придаю этому большого значения, однако факт остается фактом. Если не предпринять никаких шагов, Цирюльник уже через три часа сойдет на берег свободным человеком.

Доктор Фелл откинулся на спинку стула и какое-то время смотрел в пространство, а потом скосил глаза на свои заметки, лежащие на столе.

– Гм!… Да-да. Будьте любезны, передайте мне вон тот телефонный справочник – он лежит на табурете. Спасибо… Каким поездом вы приехали? 7.53, вокзал Ватерлоо? Ясно. Ага… Так. Вот это подойдет. Кстати, вы, случайно, не захватили с собой список пассажиров?

– Да. Я подумал…

– Передайте его мне. – Фелл стремительно перелистывал страницы, пока не нашел нужную фамилию. Затем он еще раз перечитал список, водя пальцем по номерам кают. Найдя искомое, сопоставил фамилию пассажира и номер каюты; однако список лежал на противоположном конце стола, и Моргану были непонятны манипуляции доктора. – А теперь на минутку прошу извинить старого шарлатана. Мне необходимо сделать несколько звонков. Даже под самой страшной пыткой не выдал бы, что я намерен делать или почему продолжаю забавляться и мистифицировать вас. Ха-ха! Мой мальчик, ни одно удовольствие не сравнится с мистификацией, но только если вы в состоянии справиться с задачей… Собственно говоря, я как раз хочу отбить телеграмму капитану Уистлеру. Я назову ему фамилию убитой женщины и внесу ряд предложений. Также не повредит позвонить в Скотленд-Ярд и дать им несколько ценных указаний. Выпейте еще пива. – И он заковылял к двери, радостно хихикая, ударяя по полу тростью.

Вернулся доктор, ликующе потирая руки: впереди него шла женщина, которая несла такой огромный и уставленный яствами поднос, какой Моргану давно не доводилось видеть.

– Сосиски с картофельным пюре, – объявил доктор Фелл, плотоядно раздувая ноздри. – Ставьте сюда, Вида… Ну вот. Продолжим. Мне необходима ясность еще в нескольких мелочах. Просветите меня, если вы не против того, чтобы беседовать за едой. Ваш случай, друг мой, – самая интересная шкатулка с сюрпризом, какую мне когда-либо доводилось открывать. Каждое отдельно взятое событие похоже на макет пистолета. До тех пор, пока вы не спустите курок, невозможно сказать, что это такое – детская игрушка или настоящее смертоносное оружие. Дело в своем роде уникальное, потому что некоторые самые очевидные улики кажутся полной ерундой и бессмыслицей…

– У меня вопрос, – вставил Морган.

– Погодите. – Доктор Фелл заправил салфетку за воротник и ткнул в гостя вилкой. – Случалось ли вам размышлять… – судя по виду доктора, он был уверен в том, что на размышления его гость вообще не способен, – случалось ли вам размышлять над старинными пословицами? Вам не бывало грустно оттого, что никто по-настоящему не вникает в смысл народных сентенций и афоризмов, несмотря на то что их столь часто и охотно цитируют? Более того, в них не верят! Например, сколько людей на самом деле считают, что «честность – лучшая политика»? Особенно если им самим случается поступить честно. Многие ли следуют принципу «рано ложиться и рано вставать»? Сходным образом реагируют и на пословицу о том, что частенько правда говорится в шутку. Следовать народной мудрости в жизни слишком хлопотно; на это необходимо больше изобретательности и больше ума, чем способно выказать большинство людей. Кроме того, трудно представить, насколько осложнилась бы общественная жизнь, если бы все на секунду поверили в то, что правду действительно можно говорить в шутку! Жизнь стала бы просто невыносимой – все равно что ежедневно обедать с толпой психоаналитиков.