Владимир Сотников - Вангелия Страница 31

Когда фюрер вошел в комнату, Ванга сидела на лавке у стола. Она не встала и не предложила сесть незваному гостю.

– Встань! – прикрикнул на нее переводчик. – Ты знаешь, кто это? Сам господин Гитлер!

– Я не знаю, как его зовут, – пожала плечами Ванга. – Но знаю: он хочет, чтобы весь мир ему подчинился.

Наверное, ее слова произвели на переводчика сильное впечатление. Он больше не пытался командовать – стал подобен тени и лишь воспроизводил то, что слышал.

– Чтобы весь мир подчинился? – усмехнулся Гитлер, выслушав перевод. – Да. И я уверен, что это так и будет. Очень скоро.

– Нет, – сказала Ванга.

– Что – нет? – спросил Гитлер после того, как переводчик с придыханием ужаса повторил это слово по-немецки.

– Оставь в покое Россию, – вместо ответа сказала Ванга, остановив на его лице свои слепые, со шрамами на веках глаза. – Ты проиграешь эту войну.

Перевод прошелестел едва слышно, как шорох травы.

– Ты не можешь это знать! – в ярости выкрикнул Гитлер.

Дверь тут же распахнулась, и в комнату ворвались охранники. Они бросились было к Ванге, но Гитлер поднял руку, останавливая их, и охранники замерли.

– Не стоит внимания, – сказал он. – Это просто деревенская шарлатанка.

– Я не обманываю тебя, – сказала Ванга. – Я и никого не обманываю, а твое будущее вижу совсем ясно. Я всегда говорю только то, что вижу, ты можешь это проверить.

– Как ты предлагаешь мне проверять?

– Можно по-разному, – пожала плечами она. – Ну, пусть твои люди пойдут на соседнюю улицу. Там есть конюшня, в ней сейчас рожает кобыла.

– Какая кобыла? – удивленно спросил Гитлер.

– Я не знаю, какая, в конюшне их много. Но та, у которой роды как раз сейчас начинаются, родит черного жеребенка с белым пятном на лбу. Пятно будет в виде звезды. Пусть твои люди дождутся, пока она родит.

В комнате воцарилась тишина. Гитлер молчал, глядя на Вангу таким взглядом, что если бы не ее слепота, наверное, она дар речи потеряла бы от страха. Хотя, может, и не потеряла бы…

– Оставайся здесь, – наконец бросил он ей.

И вышел из комнаты. Двое охранников последовали за ним, еще двое остались с Вангой.

Когда Гитлер вышел из дома, Любка попыталась проскользнуть в дверь, но была тут же отброшена обратно солдатами.

– Что с моей сестрой? – в голос зарыдала она. – Ванга слепая! Она никому зла не делает!

– Что случилось, мой фюрер? – встревоженно спросил тот, кого Гитлер называл Генрихом. – На вас лица нет!

– Езжайте, куда она сказала, – не отвечая ему, велел Гитлер начальнику охраны. – Посмотрите, что там за кобыла.

– Какая кобыла? – оторопело спросил Генрих.

– Если она соврала! – по-прежнему ничего не объясняя, процедил Гитлер. – Если только посмела!..

Из машины, на бешеной скорости подлетевшей к конюшне, выскочили солдаты. Вышел переводчик, за ним на не гнущихся от ужаса ногах выбрался староста, которого взяли показывать дорогу. Из конюшни выбежал перепуганный конюх.

– Какая кобыла родила? – спросил у него начальник охраны.

– Да не родила еще… – пробормотал конюх, когда переводчик повторил вопрос по-болгарски. – Начала только.

Все вошли в конюшню и остановились перед денником, в котором стояла серая в яблоках молодая кобыла.

– Вот, господин солдат, – указал на нее конюх.

– Когда она родит? – спросил начальник охраны.

– Да кто ж ее знает? – испуганно ответил конюх. – Может, скоро. А может, и не скоро.

– Мы будем ждать.

Вот уже час, как Гитлер мерил шагами двор. Погода за это время переменилась – стали слышны раскаты далекого грома.

– Мой фюрер, не стоит обращать внимание на ее болтовню, – уговаривал Генрих. – Не каждая сельская баба, которая считает себя прорицательницей…

– Здесь горы! – вдруг с бешеной яростью воскликнул Гитлер. В горах, на которые он указывал, начиналась гроза: они были затянуты тучами, и молнии то и дело разрывали их зловещими проблесками. – Горы! – повторил он, падая на скамью. – Ты понимаешь, что может происходить в такой местности?

– Понимаю, – кивнул Генрих. – Но может и ничего особенного не происходить. Штурмбаннфюрер Ран не нашел в Пиренеях ничего, – добавил он, понизив голос. – Хотя прошел весь путь катаров, и…

– Неважно, – оборвал его Гитлер. – Если Пиренеи оказались пусты, это не значит, что пусты и Балканы.

– Не думаю, мой фюрер, – поморщился Генрих, – что эта – предположим! – прорицательница может указать, где находится чаша Грааля. Что она вам все-таки сказала? – спросил он.

– В данном случае дело не в Граале, – ответил Гитлер. – Она сказала мне крайне неприятные вещи, Генрих. Но вид у нее при этом был уверенный… – Он вскочил со скамьи. – Нет, я не могу так ждать! Я сам поеду в эту проклятую конюшню!

Когда машина, в которую он сел вместе с Генрихом, выезжала со двора, Ванга стояла у окна, и казалось, что она всматривается в темное, прорезанное молниями грозовое небо.

– Он точно такой, как сказала эта баба… – пробормотал начальник охраны. – Черт!

Рядом с кобылой стоял на дрожащих ножках новорожденный жеребенок. Черный с белой звездой во лбу.

– Это плохо? – поинтересовался один из охранников.

– Не знаю! – рявкнул начальник.

И тут дверь конюшни распахнулась. Гитлер стоял на пороге. Невозможно было не заметить, куда направлен его взгляд – на мокрого жеребенка. В конюшне воцарилась мертвая тишина, даже лошади перестали фыркать в своих денниках. Молчание было таким долгим и тягостным, что казалось звенящим. Наконец, так и не произнеся ни слова, Гитлер резко развернулся и вышел.

Генрих задержался только на мгновение.

– Что здесь произошло? – спросил он.

– Рейхсфюрер, только что родился жеребенок. Точно такой, как сказала та баба, – быстро доложил ему начальник охраны.

– Его не подбросили?

– Он родился у меня на глазах.

По лицу Генриха мелькнуло что-то похожее на злое недоумение. Он поспешно вышел вслед за Гитлером.

Когда машина Гитлера вновь подъехала ко двору, гроза уже бушевала в горах. Вершины их были скрыты тучами, в которых сверкали молнии, гром грохотал так, как будто бы в небе гремели взрывы… А дождя все не было, и это почему-то казалось невыносимым – словно бы никак не могла разрешиться какая-то тягость.

Любка тихо плакала в углу оцепленного солдатами двора. Ванги во дворе не было.

Гитлер вышел из машины и широкими шагами пошел к дому. На пороге он оглянулся и сказал:

– Все останьтесь здесь. Со мной – только переводчик.

При этих словах переводчик стал бледнее беленой стены дома. Может быть, он надеялся, что его услуги больше не понадобятся… Но конечно, не посмел ослушаться – отправился в дом вслед за фюрером.

Когда они вошли, Ванга стояла у окна. Молнии сверкали словно бы у нее над головой, и от этого во всем ее облике было что-то фантасмагорическое.

– Откуда ты знала, что жеребенок будет именно такой? – спросил Гитлер.

– Как я тебе объясню, если самой себе объяснить не могу? – пожала плечами Ванга. – Знала, и все.

– А что сейчас тебя расстреляют, тоже знаешь?

– Этого не знаю.

– Жаль! А то успела бы помолиться перед смертью. Или что ты делаешь вместо молитвы?

– Ты напрасно суетишься, – помолчав, сказала Ванга.

Она остановила на Гитлере то, что заменяло ей взгляд. Невозможно было объяснить, что это… Но перед устремленными на него слепыми глазами весь он вдруг как-то сник.

– А если я не пойду войной на Россию? – глухо спросил он. – Что будет тогда?

– Я сказала тебе, что ты проиграешь войну с Россией. Но войну, которую не начал, проиграть нельзя.

– Это софистика! – воскликнул Гитлер.

– Что? – удивленно переспросила Ванга.

– Неважно, – поморщился он. – Хорошо! Поставлю вопрос иначе. Если я не начну войну с Россией, то что будет со мной?

– Ты все равно погибнешь. – Ванга произнесла это так спокойно, как будто речь шла о всем давно известной вещи. – Слишком много на тебе грехов, – тем же спокойным тоном объяснила она. – И вечной жизни у тебя не будет, зря ее для тебя ищут.

– Вечная жизнь возможна! – теперь Гитлер не просто закричал, а завопил как раненый заяц. – Но не для таких, как ты! Не для миллионов человеческих песчинок! Никчемных! Ни на что не годных, кроме как есть и совокупляться! Вечная жизнь – для избранных! И она будет у меня!