Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны Страница 31

Образно говоря, начинается это с пеленок — большинство американских матерей грудью детей не кормят. Младенец рано становится на пищевое довольствие фабричного производства: витамины, порошки, соки. И по мере того, как малыш становится на ноги, его приучают к реальностям бытия. В семью и школу мы не заглядывали. Но телевизор (а он в Америке «главная нянька») все время внушает: обгони, ударь первым, возьми свое, не упускай шанса, улыбайся, все позволено сильным. Окружающая ребенка жизнь подтверждает: действовать надо именно так.

В этой суровой «тренерской школе» не все приемлемо, но очень важен параграф: «Умей трудиться, люби трудиться!» С детского возраста американцу внушают: любой труд почетен, любой труд поощряется. Проезжая по сельским районам Америки, мы видели ребятишек десяти — двенадцати лет за рулем трактора. Отец-фермер доверяет сыну весь арсенал техники. Мы видели маленьких продавцов газет. Подростки прогуливали собак, мыли автомобили, подметали улицы, нянчили ребятишек, мыли посуду в кафе.

Это работа. В семье любого достатка будут радоваться, если сын или дочь находят время между школой и отдыхом для заработка. В Америке есть бедняки, например, сезонные сельскохозяйственные рабочие, у которых дети помогают родителям добывать кусок хлеба. В семье состоятельной получку сына родители ему и оставят. Будут радоваться, если сын вложил свой маленький капитал в «достойное дело».

Американец даже очень большого достатка обязательно заставит дочь или сына рано изведать, как добывается хлеб. В маленьком городке Пенсильвании нашу машину заправляла и чистила миловидная девушка. Разговорились. Оказалось: дочь большого чиновника банка и владельца пяти мотелей. В день четыре часа работает для частичной оплаты обучения в университете. Папа у девочки скряга?

Нет. Три тысячи долларов в год от хорошей краюхи доходов для папы — мелочь. Но он дает дочери только половину необходимой суммы.

Остальное добудь сама. В американских вузах детей рабочих и фермеров очень немного. Как правило, учатся дети богатых людей и людей «среднего класса» — ученых, торговцев, чиновников, адвокатов. И почти всегда родители обязывают студента нести заботу по оплате учения.

Заходит речь об отдыхе летом, о поездке куда-нибудь.

— Ну что же, это неплохо, — скажет отец, — а деньги? Ты думал об этом?

— С месяц я хочу поработать на мойке машин, там, кажется, нужен сейчас человек.

— Зачем на мойке, давай в контору ко мне. Я заплачу не хуже.

— О’кей…

Диалог этот условный. Но он для Америки характерен. Каникулы летом многие школьники и студенты совмещают с работой в пансионатах, на пляжах, в кафе, национальных парках. Одному из нас в придорожном кафе подавала еду дочь губернатора штата Северная Дакота. Никто не удивится, увидев в такой же роли дочь сенатора, конгрессмена. Так «учат плавать».

Вернемся теперь к Таки Такичу. Ему восемнадцать. Он уже приводит в дом девушку. (Накануне нашего вылета из Анкориджа она постучалась поздно вечером, вся в слезах — на шоссе сбила автомобилем лося. Таки-младший, утешив подругу, поехал с отцом на шоссе разделывать лося.)

«Мы трудимся вместе уже лет тринадцать, — говорит Таки-старший. — Когда я валил сосны для этого дома, сын мог за работой лишь наблюдать. А когда я бревна для сруба тесал, он таскал щепки. Это были уже трудовые шаги».

Дом строили долго, потому что Таки-старший предпочитал все делать своими руками. И Таки-младший рос вместе с домом, перенимая от отца множество навыков — плотник, столяр, каменщик, кровельщик, водопроводчик, электрик. И с малых лет — независимость: самому приготовить завтрак, постирать, зашить, сделать уборку в доме, привести двор в порядок.

А в одиннадцатом классе Таки Такичу перестал нравиться его недорогой «Форд», стал он заглядываться на спортивный автомобиль. «Ну что же, — сказал отец, — я помогу, но главную часть денег заработай сам». И Таки Такич нанялся официантом в городской ресторан. Его день стал распределяться так. В семь — подъем. С девяти до четырнадцати часов — занятия в школе. Потом три часа — поездка домой, обед, отдых, приготовление уроков. В семнадцать часов надо быть уже в зале «Постоялого двора» с полагающейся официанту улыбкой. Пять часов работы до десяти вечера. Отдых и удовольствия — до двенадцати ночи. Воскресная работа в ресторане — восемь часов. Оплата — 6 долларов в час.

Предвидя вопрос наш о качестве учебы, Таки-старший принес что-то вроде нашего школьного аттестата. Бумага выдается на руки после десятого класса. У младшего Таки по всем предметам были «А» или «Б», что соответствует нашим пятерке и четверке. «Понимаете, работу мы с матерью разрешили сыну как поощрение за успехи в учебе. Если бы у него были «С» или, не дай бог, «Д» — ни о какой работе не могло бы быть речи».

— Трудно ли было?

— Да, — сознается Таки Такич, — первый год было трудно. Сейчас нет.

Мы подняли вопросительно брови: не трудно? Но последний же год, финал учебы…

— Не трудно. Сейчас, в двенадцатом классе, у меня всего четыре предмета: штанга, приготовление пищи, изучение правовой системы, история в литературных произведениях.

С изумлением мы попросили повторить то, чем занят Таки в последнем, двенадцатом классе. Переводчику, отцу и сыну — всем вместе пришлось попотеть, объясняя нам стратегию двенадцатилетней школы. Она не во всех школах США одинакова, есть и другие системы, но тут учеба строится так. Десять лет даются основы знаний: грамотность, математика, физика, биология, химия, история, география, иностранный язык. Экзамен по ним — «тестирование» — Таки прошел успешно, заняв восьмое место в числе ста сверстников. Аттестат дает право поступления в университет. Но в какой, на какой факультет? Да и есть ли желание и возможности дальше учиться? Некоторым важно выбрать профессию по душе и способностям.

Последние полтора года учебы дают возможность выпускникам оглядеться, попробовать себя и в том, и в другом, и в третьем, смотря по наклонностям. Трудовая, профессиональная ориентация! Но тут не заставляют всех делать одну и ту же табуретку либо всех заниматься шитьем или работать всем на токарном станке.

Широкий выбор: физическая культура (разные виды спорта), обществоведение, машиноведение, автомеханика, токарное дело, компьютерная техника, машинопись, иностранный язык, история, экономика, бизнес… (Перечень дисциплин учитывает природные особенности каждого штата, особенности хозяйства, потенциальные потребности в специалистах.)

Таки на двенадцатом году учебы выбрал четыре предмета. Штанга — укрепить тело. Приготовление пищи сопряжено с его работой в ресторане. Изучение правовой системы необходимо — «без этого трудно жить и тем более заниматься бизнесом». История — «чтобы знать, откуда человечество идет и куда держит путь».

Экзаменов по этим предметам у Таки не будет. И он уже чувствует уверенность в выборе: университет, экономический факультет, перспектива в жизни — предпринимательство.

А как дела на текущей работе? В ответ на этот вопрос Таки Такич пригласил нас на ужин в «Постоялый двор», показал класс обслуживания и познакомил со своим боссом, владельцем ресторана Дагом Фостером. Боссу двадцать пять лет, но он уже завоевал приз Анкориджа за наивысшую прибыль. Даг сказал, что в этом успехе есть доля и Таки Хейза, и что он намерен его поощрить — сделать менеджером зала на восемьдесят мест.

Когда подали кофе с мороженым, владелец ресторана и Таки Такич появились у стола в белых майках, на которых красовались флаги — советский и американский. «Это наша общественная работа — изготовили и продаем, чтобы помочь десяти школьникам побывать в Советском Союзе».

Вот такие наблюдения мы сделали, живя в доме Хейзов, где имя Таки традиционно и где Таки-младший кончает школу. Новый спортивный автомобиль — гордость парня, «сам заработал». Таки-старший смотрит дальше этой покупки: «Труд. Ответственный, осмысленный труд параллельно со школой — лучший учитель жизни».

Фото автора. 7 июня 1989 г.

Умытые нефтью

Маленький городок Сюард на юге Аляски. В окне магазина растянуты майки с надписью «24 марта 1989 года». Что это значит, тут все хорошо понимают. В этот день танкер «Экссон Валдиз», ведомый выпившим капитаном, напоролся на рифы, в Аляскинский залив вылилось 50 тысяч тонн нефти. Все мы помним на телеэкранах зеркальную гладь воды, накренившийся танкер и бессилие людей укротить бедствие. Для Аляски, где некоторое время удавалось сохранить видимость гармонии индустрии с дикой природой, это был шок. Нефтепровод, проложенный через всю Аляску с севера от Прадо до южного порта Валдиз, за двенадцать лет эксплуатации показал высокую надежность.