Александр Кулешов - povest o sport kapitane Страница 31

скептически.

— Понимаете, Святослав Ильич, — тянул он, по своей обычной манере дергая нижнюю губу, — дело-то какое. Где средства, людей, оснащение возьмем? Не просто все это. Хлопот вагон, а отдача в тележку уместится. Где гарантия, что чемпионов воспитаем? Ковров — парень шустрый. Ишь, графики разрисовал — прямо Репин! Аж за тысячу девятьсот восемьдесят четвертый год план выполнил! Так на бумаге я вам и за двухтысячный выполню. А коли не получится? Сделаем все, ухлопаем деньгу, тренеров лучших привлечем, допускаю. А результатов — кукиш. Как тогда?

— От нас ведь все зависит! — убеждал его Монастырский. — А как же другие центры, школы? Когда их создают, тоже ведь ничего на сто процентов предсказать нельзя.

— Э, Святослав Ильич, их кто создает? Спорткомитет. Сверху, так сказать, спускает. Он и отвечает. Ну как наша зимняя база под Минском. Приказали — мы сделали. Хорошо, продукцию даем — вон уж сколько мастеров! А не дали б? Кто в ответе? Товарищ председатель Спорткомитета! А тут? Мы же инициативу проявляем, сами требуем, просим, рискуем. Это еще как на наши решения контрольные органы посмотрят. И вдруг — пшик! Кто в ответе? Товарищ председатель ЦС, Монастырский Святослав Ильич! Вот в чем загвоздочка!

— Ох, ты ж и улитка, Виктор Федорович! Тебе из скорлупы не вылезать. — Монастырский с огорчением взирал на своего зама. — Успокойся, ты правильно заметил: председатель ЦС будет отвечать, товарищ Монастырский, а не его заместитель товарищ Громадин. Так что ночью спокойно спи.

— На сон не жалуюсь, — обидчиво возразил Громадин, — а насчет ответственности, так это дело сложное. Почему соглашался, скажут, почему не предупредил, не просигналил?

— Так ты просигналь, Виктор Федорович! — весело воскликнул Монастырский. — Просигналь! Или бумага для анонимок кончилась? Мою возьми.

— Вам бы все шутить, Святослав Ильич! — Громадин махнул рукой. — Право же, серьезное дело. Нужно ли ввязываться? Подумайте.

— Нужно, нужно, Виктор Федорович. Заранее тебе говорю — ввяжусь. А вот как тебе поступать на президиуме — сам решай.

В Спорткомитете начальство идею поддержало. («Еще бы, — прокомментировал Громадин, — средства-то не их»). В профсоюзах же начали чесать затылки: все же сметы и планы утверждены, как товарищ Монастырский намерен действовать не нарушая закона?

Но все это были предварительные разговоры. Они могли превратиться в реальность лишь после заседания президиума, когда появятся решения, протоколы, постановления.

Исподволь Монастырский потолковал и с некоторыми тренерами и специалистами по легкой атлетике. Неожиданно оказалось, что найдутся люди, которых отнюдь не испугает перспектива переехать в Каспийск, этот цветущий курортный город, если будут «нормальные» бытовые и иные условия.

Именно «нормальные». А где их взять там для приезжих? Тоже проблема.

Он позвонил своему коллеге, председателю ЦС «Факела».

— Дело ты задумал хорошее, — сказал тот, — и этот твой Ковров, у которого гвоздь в…. ноге, в лучшем виде все сделает. И результаты будут на сто процентов — уверен. Но вот, что я тебе твердо гарантирую, так это полинфаркта и пару выговоров, пока своего добьешься. Дело ох какое нелегкое! Никого нет страшней бюрократов, всяких там осторожных, кто все оглядывается, все спрашивает «зачем?» да «для чего?». Трудно будет.

— Так на трудностях легкость держится! — рассмеялся Монастырский. — Спасибо за моральную, так сказать, поддержку.

— Почему только моральную? Может, и другую окажем.

Заседанию президиума «Эстафеты» предшествовали неприятные события, правда к делам Каспийска не имевшие никакого отношения. Монастырский назначил встречу Цветкову, вратарю, не вошедшему в состав команды «Эстафеты», выступавшей во второй лиге, по причине водившихся за ним «грешков», но тот не явился. Тренер доложил, что Цветков еще накануне отпросился в Ленинград навестить заболевшую сестру.

Вероятно, никто не обратил бы на это внимания, если б не «больная» сестра, позвонившая в отдел футбола и поинтересовавшаяся, где ее брат, которого, находясь уже неделю в Москве, она никак не может разыскать.

Кто-то из работников совета, случайно присутствовавший при этом телефонном разговоре, рассказал о нем как о забавном эпизоде Ковалеву, а тот Монастырскому. Но Святослав Ильич ничего забавного в этом не усмотрел. Он поднял трубку и приказал тренеру в двадцать цетыре часа разыскать Цветкова — живого или мертвого— и доставить к нему.

И вот вечером, перед концом рабочего дня, Цветков сидел понурив голову перед председателем.

Монастырский со смешанным чувством брезгливости, жалости, гнева и смутным сознанием собственной вины разглядывал сидевшего перед ним красивого, широкоплечего парня с помятым лицом, покрасневшими глазами, с траурной каймой под ногтями.

— Ты что ж, Цветков, не чистишь по утрам ногти-то, — спросил Монастырский, — или после тренировки в душ не ходил?

Цветков спрятал руки и, не поднимая головы, ответил:

— А я, товарищ председатель, на тренировки не хожу, там без меня обходятся.

— Да? Обходятся? Как же так? — В голосе Монастырского звучало искреннее удивление. — Почему?

Цветков недоверчиво посмотрел на председателя.

— Так во вторую меня не включили. Что ж вам не доложили? А в третьей я и без тренировок, слава богу, сыграю.

— Просто взяли и не включили? И даже не объяснили почему?

— Объяснили! — Цветков иронически усмехнулся. — Наговорили всего. А Степан (так звали тренера) и развесил уши…

— Он на сколько тебя старше, Степан Константинович? — с трудом сдерживаясь, спросил Монастырский.

— Степан-то? Лет на двадцать небось, — ничего не замечая, прикинул Цветков.

— Понятно. Значит, мог бы отцом твоим быть. И у вас все в команде его Степаном зовут? Может, Степушкой?

— Почему все? — Цветков насторожился. — Я зову.

— Почему?

— Ну я-то не все, товарищ председатель. — В голосе его прозвучала злость. — Немного все же получше. Он сам мне разрешил. На брудершафт выпили…

— С тренером? — изумился Монастырский.

— Что ж тут такого? — в свою очередь, удивился Цветков. — Один-то раз?

— Значит, если я тебя правильно понял, Цветков, ваш тренер Степан Константинович Рябчиков, наставник и учитель, со своими подопечными, во всяком случае с тобой, поскольку ты звезда, выпивает, да еще на брудершафт, в результате чего он для тебя теперь не «товарищ тренер», а Степка? Так?

— Я не говорил «Степка», — возразил Цветков. Он уже понял, что наболтал лишнего. — Ну бывает, люди ведь! Если хорошо выиграли, можно отметить? Пьяными же не напиваемся.

— Так… — Монастырский внимательно разглядывал Цветкова. Теперь он испытывал лишь досаду. — Значит, удивляешься, почему тебя во вторую не включили?

— Да у них там в воротах стать некому, товарищ председатель. Что я, меньше Русакова достоин?

— Больше. Я даже думаю, что ты на высшую лигу тянешь…

Глаза Цветкова заблестели, он весь подался вперед.

— Только, — продолжал Монастырский, — ни в высшей, ни во второй играть не будешь. Ни в третьей, — добавил он. — Завтра же будешь отчислен.

— Почему? — Цветков вскочил.

— Потому что вратарь хороший, а спортсмен плохой. — Монастырский тоже встал. — Когда-нибудь поймешь разницу. Вот когда поймешь, возвращайся в «Эстафету»— приму. Во всем не обвиняю. И тренер твой, и товарищи твои, что тебя столько времени терпят, и я, кстати, — все за тебя отвечаем, все виноваты. Исправляться надо. Можешь идти.

На следующий день Монастырский выехал на базу, где тренировались футболисты, и лично провел общее собрание.

Выяснилось много неприглядного, прежде всего в поведении тренера. Оказалось, что тот больше всего боялся выносить сор из избы, что Цветкова он стремился всеми силами сохранить, делая на него главную ставку.

— Вы-то куда смотрели? — с горечью спрашивал Монастырский притихших футболистов. — Что ж, ни одного честного не нашлось — прийти ко мне и все рассказать?

— Что мы, доносчики? — раздался из задних рядов чей-то неуверенный голос.

— Ах вот в чем дело! — Монастырский усмехнулся. — Так, значит, понимаете чувство товарищества? Такой у вас патриотизм? Вы подумали, во что обошлось ваше молчание?

— Мы выиграли, — раздалось уже уверенней.

— Кто выигрывал и что? — Монастырский говорил теперь зло. — Команда выигрывала, а люди, — а вы, а другие, кто знал? Вы, что ж, думаете, выигранный матч, да хоть золотые медали чемпионов, может перевесить одного-единственного потерянного для общества человека? Бронзовые медали в третьей лиге выиграли, а Цветкова потеряли. Так что важней? Подумайте, подумайте, вы, спортсмены…

В тот же день Монастырский собрал у себя в кабинете совещание отдела футбола. А наутро издал приказ: начальнику отдела выговор, тренер Рябчиков уволен как не справившийся с работой, Цветков отчислен из команды…