Диана Сеттерфилд - Тринадцатая сказка Страница 31

Сделав несколько снимков, я двинулась по коридору, пробуя ногой половицы, прежде чем переносить на них вес тела.

За первой дверью открылся провал, ветви деревьев и голубое небо. Ни стен, ни потолка, ни пола — только простор и свежий воздух.

Я закрыла дверь и, убеждая себя не нервничать, продолжила путь вдоль коридора. Шаг за шагом я достигла второй двери, повернула ручку, и дверь легко распахнулась.

Какое-то движение!

Моя сестра!

Я едва не бросилась к ней.

Едва.

Но это было всего лишь зеркало. Тусклое от грязи и испещренное темными пятнами, похожими на чернильные.

Я взглянула на пол, куда только что собиралась ступить. Пола не было, только двадцать футов пустоты и каменные плиты внизу.

Я уже убедилась, что это был обман зрения, но сердце продолжало колотиться в бешеном ритме. Я вновь подняла глаза и увидела ее. Существо с бледным лицом и неясными контурами фигуры, замершее в дверном проеме.

Она тоже меня увидела. Она стояла, протянув ко мне руку, как будто предлагая сделать шаг ей навстречу. В конечном счете разве это не был простейший способ с ней воссоединиться? Только один шаг.

Как долго простояла я там, глядя на эту фигуру?

— Нет, — прошептала я, но ее рука по-прежнему была поднята в призывном жесте. — Извини.

Рука медленно опустилась.

Затем она поднесла к лицу камеру и сфотографировала меня.

Напрасный труд. Снимки, сделанные сквозь зеркало, никогда не получаются. Я это знаю. Я пробовала.

И вот я уже стояла, взявшись за ручку третьей двери. Правило трех, как говорила мисс Винтер. Но мне сейчас было не до ее историй. Я потеряла интерес к ее жуткому дому с открытыми всем дождям внутренностями и зеркалами-ловушками.

Я решила уйти. Может, сфотографировать напоследок часовню? Но даже этого мне не хотелось. Я пойду прямиком в сельский магазин. Я позвоню оттуда в город и закажу такси. Доберусь до станции, а дальше поездом домой.

Так я и поступлю, через минуту-другую. Пока же мне хотелось немного постоять вот так, упершись лбом в поверхность двери и держась за ее ручку, нисколько не интересуясь тем, что может находиться по ту сторону, и только ожидая, когда перестанут течь слезы и уймется сердцебиение.

Я ждала.

И вот ручка двери под моими пальцами начала поворачиваться. Сама собой.

ДРУЖЕЛЮБНЫЙ ВЕЛИКАН

Я побежала.

Я перескакивала через дыры в половицах коридора и преодолевала по три ступеньки лестницы одним прыжком. В какой-то момент я потеряла равновесие, попыталась ухватиться за перила, вместо этого поймав рукой стебли плюща, и лишь чудом не рухнула с высоты. Куда бежать дальше? В библиотеку? Нет, в другую сторону. В проход под аркой. Бузина и златоцвет хватали меня за одежду, я несколько раз падала на четвереньки, но тут же вскакивала и продолжала бег по руинам старого дома.

Но вот я упала уже плашмя, со всего маху, и вопль ужаса слетел с моих губ.

— Бедняжка. Я, должно быть, тебя испугал. Ох, бедняжка… — раздалось за моей спиной.

Я повернула голову и взглянула назад сквозь арочный проем.

С галереи на меня смотрел — нет, не ходячий скелет или монстр из моих кошмаров. На меня смотрел великан. Он легкими шагами спустился с лестницы, уверенно минуя многочисленные препятствия в виде камней и куч мусора, и встал надо мной. На лице его была написана глубочайшая озабоченность.

— Вот ведь незадача.

Он был ростом под два метра и очень широк в плечах — настолько широк, что внутреннее пространство здания как бы съежилось в перспективе за его спиной.

— Я совсем не хотел… Я только подумал… Ведь ты вроде бы… Но теперь это уже не суть важно… Ты не ушиблась, моя милая?

Я ощущала себя съежившейся до размеров ребенка. Впрочем, и в этом человеке при его чудовищных габаритах было нечто детское. Его пухлая круглощекая физиономия не допускала наличия морщин, а плешь на макушке была обрамлена венцом серебристо-белых кудрей. Глаза его были почти так же круглы, как оправа его очков. И эти прозрачно-голубые глаза лучились добротой и участием.

Я, должно быть, выглядела сильно потрясенной. И наверняка была очень бледна. Он опустился на колени рядом со мной и взял меня за руку.

— Ну и ну, шмякнулась ты будь здоров… Если бы только я… но я никогда… Пульс явно частит. Да уж…

У меня болела голень. Я нащупала свободной рукой прореху на колене брюк и, поднеся пальцы к глазам, увидела кровь.

— Ох ты, милая моя… Что-то с ногой? Не иначе как сломана. Ты можешь ею пошевелить?

Я успешно пошевелила ногой, и на лице человека изобразилось огромное облегчение.

— Слава тебе, господи! Я бы себе никогда не простил. Подожди немного, и я… я сейчас вернусь… одна минута…

И он поспешно удалился. Его ноги безупречно протанцевали между многочисленными препятствиями и поскакали вверх по лестнице, тогда как его торс спокойно плыл над ними, словно не имея никакого отношения к череде стремительных движений, совершаемых нижней частью тела.

Я сделала глубокий вздох и стала ждать.

— Чайник скоро закипит, — объявил он, вернувшись.

В его руке я увидела стандартный пакет первой помощи, белый с красным крестом, из которого он извлек пузырек йода и марлевый тампон.

— Я всегда говорил: «Кто-то когда-нибудь здесь точно покалечится» — и на такой случай много лет держал эту аптечку.

Лучше перестраховаться, верно? Ох ты, бедняжка… — Он страдальчески поморщился, прижигая мое пораненное колено йодом. — Потерпи чуть-чуть, моя милая.

— У вас здесь есть электричество? — спросила я. От всего происходящего у меня шла кругом голова.

— Электричество? В этих-то руинах? — Мой вопрос его поразил и, вероятно, навел на мысль о сотрясении мозга, сказавшемся на моей способности рассуждать здраво.

— Мне показалось, вы что-то говорили о закипающем чайнике.

— А, понимаю! У меня есть походная плитка. Раньше я пользовался термосом, но… — Он тряхнул головой. — Чай из термоса не так вкусен, ты согласна? Сильно болит?

— Уже лучше.

— Молодец. А шмякнулась ты здорово!.. Но вернемся к чаю: с лимоном и сахаром тебя устроит? Молока, увы, нет. Как и холодильника.

— С лимоном будет в самый раз.

— Отлично. Погода нынче ясная, так что будем пить чай на свежем воздухе.

Он направился к парадной двери и отодвинул засов. Со скрипом — хотя и не таким сильным, как можно было ожидать, — створки разошлись в стороны. Я начала подниматься с пола.

— Не шевелись!

Великан протанцевал обратно и склонился надо мной, после чего я взлетела в воздух и была плавно вынесена наружу. Он усадил меня бочком на спину одной из каменных кошек, которыми я восхищалась часом ранее.

— Подожди здесь, я скоро вернусь и угощу тебя превосходным чаем! — сказал он, удаляясь обратно в дом.

Я видела, как его широкая спина всплыла по лестнице и исчезла в коридоре второго этажа.

— Тебе удобно?

Я кивнула.

— Чудесно! — Он улыбался так, словно это и впрямь было чудом. — Думаю, нам пора познакомиться. Меня зовут Лав. Аврелиус Альфонс Лав. Или просто Аврелиус.

Он смотрел на меня выжидающе.

— Маргарет Ли.

— Маргарет. — Он расплылся в улыбке. — Великолепно. Просто великолепно. Угощайся.

Он поместил какой-то сверток между ушей черной кошки и медленно, уголок за уголком, его развернул. На салфетке лежали два больших куска темного кекса. Я взяла свою долю и впилась в нее зубами. Кекс оказался идеальным угощением для такого холодного дня: щедро приправленный имбирем, сладкий и пряный одновременно. Великан налил чай в изящные фарфоровые чашки, поднес мне сахарницу, а затем извлек из нагрудного кармана синий бархатный футляр и открыл его. Внутри на подкладке лежала серебряная чайная ложка, ручку которой украшала вытянутая буква «А» в виде стилизованного ангела. Я взяла ложечку, помешала свой чай и вернула ему.

Я отдала должное еде и питью, а радушный хозяин меж тем устроился на спине второй кошки — или, скорее, котенка, каковым тотчас обернулся в сравнении с ним сей монументальный зверь. Он ел молча, аккуратно и сосредоточенно. При этом он поглядывал на меня, стараясь определить, нравится ли мне угощенье.

— Очень вкусно, — сказала я. — Полагаю, это домашняя выпечка?

Расстояние между двумя кошками достигало десятка футов, и, обращаясь друг к другу, мы были вынуждены слегка повышать голос, что придавало беседе налет театральности, словно мы работали на публику. И у нас действительно была публика. На опушке парка в лучах солнца стоял олень, с любопытством нас разглядывая. Спокойный и настороженный одновременно, он был абсолютно неподвижен, только ноздри трепетали при дыхании. Обнаружив, что я его заметила, он не попытался бежать — вероятно, решил, что меня можно не опасаться.