Максим Солохин - Сказка для старших Страница 32

Третье. Мастер Ли решился вступить в спор с признанным авторитетом Древнего Китая — полководцем Сунь Цзы. Он выставил против него другой авторитет — великого русского полководца Суворова. "Возможность победы заключена в противнике, — говорил Сунь Цзы, — а непобедимость — в тебе самом!"

— Ага, — сказал Митька, дойдя до этого места. Оказывается, эта мысль принадлежала не местному тренеру по ушу, а знаменитому китайцу.

"Афоризм Сунь Цзы — это не констатация факта. Потому что в жизни всякое бывает, — объяснял Антон идею мастера Ли. — Тут перед нами выстраивается некий идеал, образец для подражания, тут задается направление дальнейшего развития боевых искусств. Цель — непобедимость! И в этом направлении Восток прилежно двигался всю историю своего существования. В сущности, это — вера. Вера в возможность достижения некоего идеального состояния, о котором говорят и Конфуций, и Лао Цзы, и Будда. В отношении боя — это идеал воина. Идеальный воин — непобедим. Но и сам он побеждает только в том случае, если враг допустит ошибку. Если встретятся в бою два идеальных воина, их бой, по идее, должен продолжаться вечно.

Для мастера Ли — мастера прерывания боя! — в ту эпоху его жизни, когда он не знал веры в Истинного Бога, сама возможность достижения непобедимости означала, что в принципе, в основе — прерывание боя не всегда возможно. Сражаясь против идеального воина, не допускающего ошибок, невозможно прервать бой. Максимум, чего можно достичь — это самому не допускать ошибок. Но это означало, что искусство его матери — то искусство, которому он посвятил свою жизнь! — так и остается всего лишь маргинальным арсеналом для женщин, слабаков и инвалидов, которому все-таки не место в серьезных мужских делах. Ли всегда знал, что это не так. Потому что как раз серьезные мужчины, когда дело доходит до серьезного — кровавого! — боя, предпочитают использовать «женские» приемы, оставляя красивое мужское искусство для зрелищных состязаний…

Приняв Православие, Ли постепенно осознал, что ошибочным является сам по себе идеал непобедимости. Сунь Цзы ошибся, потому что он не знал Бога. Если есть Бог, в чьих рука судьба каждого, то нет и не может быть непобедимого воина! Потому конечной целью — идеалом! — обучения бою не может быть непобедимость. А значит, целью боя не является самозащита. Непобедимость — это идеал для обороняющегося. Это идеал Сунь Цзы. Но если с нами Бог — то зачем нам обороняться? Суворов воевал именно с целью победить — и всегда побеждал, независимо от того, допускал или не допускал ошибки его противник. Суворов молился Богу — и Бог предавал ему врагов его. Сунь Цзы ошибся: возможность победы заключена в Господе, ибо Ему все возможно! а непобедимости вообще не бывает, Непобедим только Сам Бог. И потому мать мастера Ли оказалась все же ближе к Истине, чем его отец. Женшина слабее мужчины, и она не мечтает стать непобедимой. Обороняться для слабого бесполезно; его шанс — напасть первым, и победить. Этому и учил Суворов."

Странно, что из всех видов восточных боевых искусств самым близким к христианству оказалось самое, на первый взгляд, далекое. Просто потому, что оно было самым жизненным.

— Вот когда мужчины применяют жей ши? Не женщины, не дети, не инвалиды, а здоровые мужики? Не против более сильного, а против равного? — спрашивал Антон у Митьки, и сам же отвечал:

— Его применяют, чтобы убить. Убить быстро и наверняка. В мире мужчин жей ши — это прежде всего область уголовщины. В принципе, в основе, жей ши хорошо известно и в Европе, но в очень узких кругах: среди профессиональных бандитов, а также среди тех, кто борется с бандитами.

— Да?

— Конечно. Знаменитые бои на подмостках — гордость Китая! — без этого Европа спокойно обошлась. Но настоящее боевое искусство, искусство РЕАЛЬНОГО боя — оно одинакого необходимо в любой стране. Спецназовец, морпех, десантник, разведчик, оперативник — вот разрешенные, одобряемые обществом специалисты по жей ши. Быстро, как можно быстрее сразить врага — драться с ним некогда. Вот задача профессионала.

— А разведчик побъет каратиста?

Антон захохотал:

— Кто сильнее — танк или каратист? слон или кит? Ну, ты, Митька, меня насмешил. Ты, оказывается, еще мальчишка. А то мне иногда кажется кажется — совсем взрослый. Как у тебя это сочетается?

Митька пожал плечами.

— А никак. Я даже и не пытаюсь ничего там сочетать. А Вы не смейтесь, а ответьте серьезно.

— А серьезно — не бывает сильных и слабых стилей борьбы. Бывают разные обстоятельства. Бывают разные бойцы. Хороший разведчик, конечно, побъет плохого каратиста. А хороший каратист — плохого разведчика. Но это на татами. А в жизни — кому повезет. Шанс есть у каждого. Все в руках Божиих.

— Хороший разведчик, плохой каратист… А если одинаковые? И если шансы одинаковые?

Антон покачал головой.

— Митька, не разочаровывай меня! Мы же об этом только что говорили. В реальном бою шансы не бывают равными. А где действует благодать — такого вообще не бывает. И быть не может. Бог не устраивает соревнований!

— А если я Вас разочарую, Вы не станете со мной разговаривать?

Антон на мгновение потерял дар речи.

Вечером Митька поехал на дачу. Перед сном получилось помолиться внимательно и долго.

Наутро он поймал себя на том, что повторяет слова молитвы. Первый раз это получилось у него само собой, без усилия. Это понравилось Митьке, и он стал продолжать. Отвязав пса, он пошел по грибы, шепча слова молитвы. "А может, это еще не моя мера," — смутно думалось ему.

Молился Митька довольно долго. Это было хорошо, только грибов он не нашел. А потом его отвлек от моливы Пес. С утра он опять сцепился с Тузиком — это, что ли, подействовало… Обычно сдержанно-молчаливый, тут он вдруг начал болтать, объясняя свою философию.

— Мне что не нравится в вашей вере, — сказал Пес. — У вас Бог всемогущий, но Он позволяет совершаться разным злодеяниям. Все видит, а позволяет. По-моему, это нелепо. Вот я, например, — пес. Я лежу у песочницы, где играет малыш. Тут подходит здоровенный разбойник, и начинает обижать малыша. Я стану рвать разбойника, даже если я слабее его. Хоть я и не всемогущий…

Митька попытался Псу объяснить философию Волшебника, про приключения, и сам не заметил, как из своего знакомого светлого леса забрел в Дремучий Лес. Сначала все было так же, а потом постепенно потемнело. И вдруг стали сумерки. Сказка сделалась страшной. Митька полез в карман и вдруг с ужасом обнаружил, что волшебной шапочки нет на месте.

На Митьку напали волки. Сразу целая стая во главе с вожаком, у которого одно выражение морды наводило леденящий ужас. Это был хладнокровный палач.

Верный пес позорно сбежал. Отвлек врага на несколько секунд, и удрал что есть духу. А что он мог сделать против стаи? Он же не всемогущий.

Зато Митька успел забраться на дерево. Волки молча расселись под деревом, а Вожак прилег невдалеке, положив голову на лапы и глядя исподлобья.

— Удрал твой позорник, — мрачно сказал вернувшийся из погони за псом нервный зверь, которого Митька мысленно обозвал Шестеркой.

Это был не волк, а какой-то крупный пес, весьма болтливый. Наверное, сбежал из дому. Интересно, почему волки его не сожрали?

— Ничего. Я подожду. Ради любимого хозяина. Буду сидеть тут как верный пес. Скоро взойдет полумесяц, звездочки. Тогда мы с тобой повеселимся. Не бойся, быстро ты не умрешь.

Слушая лязгающую болтовню Шестерки, Митька застыл, вцепившись в ствол березки. Он вдруг жутко замерз, руки стали прямо ледяные. Шестерка продолжал нервничать внизу, остальные волки разбрелись и, по примеру Вожака, молча легли кто где невдалеке. Они не спешили и спокойно ждали, как ждет повар, когда блюдо созреет для трапезы.

"Главный секрет молитвы состоит в том, что ее НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ ОСТАВЛЯТЬ," — вдруг прозвучали в воздухе слова Монаха. Митька вдруг заметил, что он давно уже не молится. Молитва казалась делом неуместным и даже лишним. "Господи, Иисусе, Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!", — произнес Митька с великим трудом, будто ворочая камни. Это звучало странно.

- љ Ах, ты православный, хозяин жизни? Молитвенничек ты мой. Давай, читай. Зови своего Хозяина, может, Он про тебя вспомнит.

— Господи, Иисусе, Христе… Господи, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя… — дрожащим голосом лепетал Митька.

— Слезай, мясо, я тебя сам помилую.

Он вдруг понял, что это конец. Совсем конец. Вот так он и приходит — совсем конец. Митька вруг понял, что, не послушавшись совета Волшебника, он остался без защиты. Теперь сказка восстала на него и будет мстить за свой позор и унижение. Непочтение к родителям — знак беды для тела. Зачем Митька не послушался Маму?!

— Продолжать молиться теперь — это, может быть, жестокость, — прозвучали в Митькиных ушах слова Волшебника.