Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1 Страница 32

В тот день, когда брат принёс балалайку, мы все, дети и с нами мама, сидели в хатыне и чем-то занимались. Андрей заходит с балалайкой в хатыну и говорит: «Вот он тот музыкальный инструмент, который я хотел достать и научить на ней играть Сеню. Мама взяла балалайку повертела в руках и говорит: «А почему ты хочешь учить играть Сеню, ведь ему и десяти лет ещё нет, а Грише скоро будет двенадцать лет. Учи Гришу играть» — «Нет, мама, — сказал Андрей, — я буду учить играть на балалайке Сеню и знаю, что у него хватит умения и терпения научиться играть. А Гришка не будет учиться, он у нас ленивый, если его заставляют что-то делать, то у него всегда есть дежурный вопрос: «А оно мыни надо?» А Сеня никогда и ни кому таких вопросов не задаёт, если надо, то он идёт и делает. Вот Вы, мама, посмотрите, Сеня наработается в огороде, затем идёт в хату и начинает лепить коников и лепит их до тех пор, пока там же и не уснёт. Вот такой он труженик. А Гришка в огороде кое-как отработает и: или убежит, куда-нибудь, или в хатыну на полати, вот и весь его трудовой день. Так что, учить играть на балалайке я буду Сеню. Это ничего, что он сейчас в музыке не разбирается, я его научу. Не скоро, но все равно научу». И с этого дня началась моя ежедневная кропотливая работа по освоению музыкального инструмента под названием «Балалайка».

Сначала мы изучали саму балалайку, из чего она сделана, как называются детали инструмента, как натягивать струны на балалайке, ну и так далее. Когда непосредственно Андрей начал учить меня музыке, то у меня выявились два очень важных недостатка. Первое, это то, что я ещё был ребёнок и мне трудно было прижимать струны пальцами, а второй недостаток — это слух.

Не просто слух, а музыкальный слух. В моих ушах он отсутствовал напрочь.

Но брата такой поворот дела не смущал, он мне сказал: «Это, братка, ничего, что у тебя нет музыкального слуха, мы с тобой его выработаем. Надо только терпение и старание, а у тебя есть и то и другое, значит, примерно через месяц, а может через два, ты будешь играть на балалайке».

И правда, примерно через месяц я стал понимать кое-что в музыке. Теперь мне брат уже не говорил, убери со струны тот или иной палец, я по мелодии это слышал сам и соответственно, переставлял пальцы на тот или иной лад. Вы не представляете, как радовался мой брат Андрей, когда первый раз увидел что я сам играю на балалайке в такт мелодии. Я сам этому феномену так не радовался, как радовался мой учитель. Сначала мы разучили простенькие мелодии, такие как, «Светит месяц», «Полюшко-поле», «Страдание», а затем уже принялись за «Барыню».

За время учебы игре на балалайке, у меня на кончиках пальцев левой руки образовывались волдыри, а затем они лопались, и с пальцев сочлась кровь. Но я со слезами на глазах, продолжал тренировать свои пальчики. Андрей говорил, что кровяные волдыри это дело временное, скоро у тебя там вырастет толстая кожа и тогда всё будет нормально. И правда месяца через три мои пальчики привыкли к струнам, и мне стало легче обращаться с музыкальным инструментом.

В то время мы с братом Андреем были единственные музыканты в хуторе и поэтому нас приглашали играть на все торжества, будь-то свадьба, именины или рождение ребёнка. Как-то мы играли на чьей-то свадьбе. Мы приехали к дому невесты на бричке, на которой по хутору должны были катать жениха и невесту. Андрей сразу, куда-то ушёл, а мне велел сидеть в бричке и ждать его. Через некоторое время он пришёл и принёс пол-мешка зерна. Положил мешок мне под ноги и говорит: «Это, братка, наш с тобой заработок, но за это зерно будем играть два дня, сегодня и завтра. Андрей снова ушёл, а я через мешковину прощупал, что же за зерно принёс брат. Держу зёрнышко в руках и понял, что это пшеница. Вот это да, подумал я, сколько же это будет булок хлеба, с ума сойти, да за такое не грех было мне перенести все тяготы и лишения в учёбе игры на балалайке. В то время мы играли на торжествах и зарабатывали на жизнь для семьи. Чтобы закончить балалаечную тему, я хочу отметить, что когда Андрей уехал жить и работать в Ипатово, то балалайку он оставил в хуторе. Она висела на стене, и я, время от времени, её брал и, как мама говорила, бренчал на ней. Но особой тяги к игре у меня не было, тем более, что мой учитель уехал, и подсказывать, как правильно играть ту или иную мелодию, мне было уже некому.

Гораздо позже, когда я поехал учиться к брату в Ипатово, то взял с собой балалайку, и в свободное время на ней разучивал новые мелодии. Но признаюсь честно, что в этом жанре я не преуспел, очень долго мучился над мелодией под названием «Во саду-ли, в огороде», но сколько я над ней ни бился, так её и не освоил. Нужен был учитель музыки, а у меня его не было, да и вообще, тогда в селе Ипатово негде было учиться музыке. Брат Андрей в то время уже к музыке остыл, он даже скрипку не брал в руки, даже как-то он мне сказал, что, то что я разучиваю, для него сложно. Вот так и закончилось моё музыкальное образование. Но о том, что учился музыке, я не жалею, а, наоборот, очень рад тому, что, в некотором роде, научился музыкальной грамоте. Гораздо позже я помогал Василию Беловолу разучивать музыку вальса и танго, но уже на гармони.

Вот так у меня было всё не просто. Это то, что касается меня. А брат Андрей в хуторе вёл активный образ жизни, участвовал в разных мероприятиях, выступал на собраниях колхоза, предлагал тот или иной метод решения назревшего вопроса. Несмотря на свой довольно молодой возраст, он быстро начал пользоваться авторитетом у хуторян. Председатель колхоза был малограмотен, плохо разбирался в районной политике, поэтому часто за разъяснением обращался к Андрею, или, как у нас на хуторе говорили, советовался с грамотным человеком. Одним словом председатель ему доверял. Так что, если какое ответственное дело, то оно поручалось брату. Вот и на этот раз, случилась в хуторе беда, и распутывать её председатель поручил Андрею.

НАШ АНДРЕЙ И ДЕЗЕРТИР

Пропал бычок-двухлеток из колхозного стада, куда он девался, никто не знает. Два года телку, это довольно крупное животное и потеряться в наших местах ему трудно, всё просматривается, кроме лесной полосы. Хотя лето в разгаре и деревья в листве, но лесная полоса узкая и, если к ней подъехать верхом на лошади, то всё можно увидеть. Ждали два дня, думали сам придёт, но он не пришёл. Затем его пошёл искать мальчишка-пастух, ходил, искал, но не нашёл.

Жители хутора сначала молчали, но когда прошло три дня и бычка не нашли, хутор загудел как пчелиный рой. Председатель понимает, что надо что-то делать, и поручает Андрею, как человеку прошедшему войну, создать поисковый отряд из пяти человек и найти потерю, во что бы то ни стало. Брат создаёт поисковый отряд из четырёх парней, пятого не могли найти — все были заняты на работе в колхозе. Мальчишки 15–16 лет, верхом на лошадях, а сам Андрей на линейке, так как из-за ранения брат верхом ездить не мог, отправились разыскать бычка. Оружие на всех было одно, берданка, с винтовочным затвором, она была у Андрея.

Рано утром отряд выдвинулся на поиски. Брат решил проехать всю лесную полосу, которая идёт от грейдера до Джалгинской межи, а это примерно три километра, бычок пропал именно в том районе. Пока Андрей со своими подручными искал преступника, в хуторе поднялся переполох, на всех углах обсуждали случившееся.

Сбор в основном был у колодцев, куда хуторянки приходили за водой. Здесь обсуждение шло на все лады. Обсуждали, кто может быть преступником, который поживился нашим бычком. Одни говорили, что это немецкие солдаты, отстали от своих частей при отступлении, спрятались в наших местах (ага, в нашей степи спрячешься), а теперь воруют, что не попади, есть-то хочется. Другая тётка подошла к остальным и вступила в разговор: «Слышала, что в Джалге, прямо со двора увели козу и унесли гуся, истинный Бог, то их рук дело, что творится, что творится, прямо жить страшно». Ещё одна хуторянка говорит: «Эти изверги расставили мины вокруг хуторов и сел, чтобы людей убивать, Господи, что делают изверги проклятые, хотя бы их поймали быстрее» — «А кто поймает? — вмешалась другая женщина, — Андрей с мальчишками? Андрей инвалид, а те ещё дети, так что вояки из них никакие и надежды никакой». В это время к колодцу подошла ещё одна колхозница и с ходу начала: «Слухайтэ шо я вам скажу. Моя сватья вчера ходила в Бурукшун к нашей тетке, так там говорят, что их односельчанин сбежал из фронта. Фамилия его Боротенко, селяне это определи по его жене и его детям, они-то были такие худые, как и все сельчане, а последнее время ходят упитанные, как будто их война и не коснулась. А не так давно заметили, что жена этого Боротенко беременная и это притом, что её муж как бы на войне, вот кого надо ловить. Хотя бы Андрей со своими помощниками поймал его».

А в это время, поисковый отряд начал прочёсывать лесные насаждения, не прошли и двухсот метров как наткнулись на остатки от бычка: кожа, голова, ноги. Это он не взял, ему мяса было достаточно. «Всё, — сказал Андрей, — этот ворюга, где то здесь, спрятаться тут ему некуда». Начался поиск, проехали около двух километров по лесной полосе и один из мальчишек увидел, что кто-то от них убегает, прячется за деревьями, а как конники приближаются, он снова убегает. Один из мальчишек закричал: «Дядь Андрей, вон он бежит впереди нас» — «Давайте ребята, гоните его, только быстрее, он не выдержит гонки, задохнется и свалится, тут его, голубчика, мы и возьмём».