Эрскин Чайлдерс - Загадка песков Страница 32

Из отмелей, расположенных между материком и островами, две трети выходят во время отлива на поверхность, а оставшаяся треть превращается в цепочку лагун, обозначающих естественные пути, по которым Северное море вторгается в промежутки, разделяющие острова. Каждый из этих промежутков похож на речной бар и прегражден опасными мелями, в которых при каждом приливе море промывает глубокие рвы. Огибая остров с востока и запада, две ветви течения устремляются навстречу друг другу, разливаясь на плоском пространстве. Но чем дальше проникают они, тем больше теряют силу, и в результате ни один из островов не может похвастаться, что опоясан не пересыхающим при отливе каналом. Примерно по центру острова с материковой стороны находится водораздел, покрытый водой только пять или шесть часов из двенадцати. Судно, даже самое мелкосидящее, вынуждено подгадывать время, чтобы пройти с этой стороны острова. Что до навигационной пригодности, «Лоцман Северного моря» определяет ее в следующих сухих выражениях: «Проливы, отделяющие эти острова друг от друга и от материка, позволяют мелким каботажным судам служить средством сообщения между Эмсом и Яде, для каковой цели подходят исключительно эти корабли». Самим островам уделяется только пара строк касательно маяков и сигналов.

Чем внимательнее разглядывал я карту, тем сильнее недоумевал. Острова явно представляли собой не более чем песчаные отмели, на каждом из которых ютились горстка домов и церквушка, и единственным намеком на развлечения в сем уединенном ensemble[59] были встречающиеся кое-где надписи «Баде-штранд», означающие, что в летние месяцы эти места навещает некоторое количество отдыхающих с целью принять морские ванны. Нордерней, разумеется, наиболее развит в этом отношении, но даже его городок, пользующийся репутацией веселого и модного водного курорта, на несколько месяцев в году совершенно пустеет и не имеет серьезного коммерческого значения. Материковое же побережье вообще почти пустынно и представляет собой унылую линию дамб со встречающими изредка крошечными деревушками. Я подметил, что большинство их названий оканчивается на «зиль» – омерзительное окончание, которое словно просится применить его ко всей этой области. Тут есть Каролинензиль, Бензерзиль и пр. «Зиль» в переводе с немецкого означает «сточная канава» и «шлюз». В случае с названиями речь, наверное, идет о последнем варианте, но, насколько я заметил, каждая деревня располагается у устья потока, посредством которого в море сбрасываются в том числе и стоки с расположенных за населенным пунктом полей. Шлюз на них присутствует обязательно, потому как иначе расположенные за дамбой низинные земли оказывались бы затопленными. Приглядевшись к отмелям у побережья, я обратил внимание, что через них от устья к устью обозначены линии бонов, свидетельствуя о возможности в прилив проплыть от деревни к деревне, используя русла тех самых потоков – зилей.

– Их мы будем обследовать? – спросил я у Дэвиса.

– Не вижу смысла, – ответил тот. – Это всего лишь пути к этим мелким селениям. Как понимаю, ими пользуются местные галиоты.

– А как насчет миноносцев или патрульных катеров?

– Они могут пройти при высокой воде. Но мне трудно представить себе, какую ценность могут иметь эти зили, разве что послужить последним убежищем для германского флота. К гаваням они не ведут. Постой-ка! Вот тут, в дамбе между Ноейрлингзилем и Дорнумерзилем есть зарубка, означающая, что там есть нечто вроде причала. Но какой смысл его тут строить?

– Почему бы нам не посетить парочку этих потоков?

– Не возражаю, но у нас нет времени слоняться вокруг этих деревень, когда важной работы по горло.

– Так какое значение ты придаешь этому побережью?

У Дэвиса не было ничего, кроме его старой теории, но излагал он ее с такой убежденностью и энергией, что впечатлил меня сильнее, чем раньше.

– Посмотри на острова! – сказал он. – Они явно представляют собой старую береговую линию, разорванную морем на куски. Пространство за ними является огромной приливной гаванью, тридцать миль в длину и пять в ширину, идеально защищенной со стороны моря. Эта акватория просто создана для мелкосидящих военных кораблей с опытными лоцманами. Они способны вынырнуть через прорехи между островами, нанести удар и укрыться. С одной стороны Эмс, с другой – большие эстуарии. Великолепная база для торпедного флота.

Я был согласен с ним (и до сих пор согласен), но все равно пожал плечами.

– Значит, мы продолжаем исследования в том же ключе?

– Да, но теперь надо глядеть в оба. Помни, мы постоянно будем находиться в виду берега.

– Как там поживает барометр?

– Стоит выше, чем обычно в последние дни. Надеюсь, это не принесет за собой тумана. Здешние места знамениты своими туманами, и хорошая погода в такое время года благоприятна для них, как никогда. Я предпочел бы шторм, но нам предстоит облазить проливы между островами, а там очень неуютно, когда ветер дует с моря. Завтра поднимаемся в половине седьмого, не позже. Думаю, что после сегодняшних событий мне стоит лечь в салоне.

Глава XV

Бензерзиль[60]

Решающие события нашего круиза стремительно приближались. Оглядываясь на шаги, приведшие к ним, и стараясь дать читателю возможность видеть все нашими глазами, я почел за лучшее привести выдержки из моего дневника, относящиеся к последующим трем дням.

«16 окт. (Встали в 6.30, яхта на грунте.) Из трех галиотов, стоявших вчера на якоре в проливе, остался только один… Сегодня моя очередь вооружаться баклажками и идти в Вангерог. Деревеньку я нашел наполовину засыпанной песком; ее обрамляют геометрически правильные ряды песчаного тростника – их задача сдерживать наступление дюн и не дать сему населенному пункту разделить судьбу Помпей. Дружелюбно настроенный бакалейщик поведал мне все, что стоит знать, а это весьма немного. Острова именно такие, какими мы их себе представляли: почти не населенные большую часть года, если не считать небольшой рыбацкой общины да скудного притока летних отдыхающих. Сезон уже закончился, и бизнес моего собеседника пошел на спад. Впрочем, небольшая торговлишка с Большой землей еще ведется при помощи галиотов и лихтеров, часть которых приходит из «зилей» на материке.

– Есть там гавани? – спрашиваю я.

– Грязные дыры! – со смехом отвечает бакалейщик (он приезжий в этих диких местах, не коренной).

Он сказал, что слышал о планах преобразовать острова, превратить их в курорт, но считает все это пустой болтовней.

Трудный переход назад, к яхте, сгибаясь под грузом снаряжения. Пока Дэвис совершает очередную ходку, я отправляюсь поохотиться на птиц и добываю нечто вроде мелкой разновидности бекаса. Мой экземпляр – даже среди своих собратьев карлик, но я издаю радостный клич в надежде убедить всех в искренности наших мотивов.

В час снимаемся с якоря и, проходя мимо стоящего на якоре галиота, хорошенько рассматриваем его. “Корморан” – значится у него на корме. Во всем остальном он похож на сотни других таких же. На палубе никого.

Все оставшееся до наступления темноты время проводим, исследуя Харле, то есть пролив между Вангерогом и Шпикерогом; волнение с внешней стороны очень сильное… При том, что день погожий, картина со стороны кажется унылее некуда. Пустынные места обоих островов выглядят зловеще в своей стерильности, единственный рельеф составляют меланхоличные кучи выброшенного на берег плавника. Прибавьте к этому два гротескных маяка и самое причудливое архитектурное творение – высокую церковную колокольню, стоящую, по сути, в воде на северной стороне Вангерога, убедительное доказательство наступления моря. На материке, который едва различим, заметен лишь один выдающийся предмет ландшафта – шпиль, который, судя по карте, размещается в Эзенсе, городке в четырех милях в глубь суши.

Дни становятся короче. Солнце заходит вскоре после пяти, и час спустя становится слишком темно, чтобы разглядеть боны и бакены. Приливы и отливы в это время года тоже сильны[61]. Пик подъема воды по утрам и вечерам приходится на промежуток между пятью и шестью, как раз на сумерки. На ночь мы заползаем с постоянными промерами в Мушель-Бальге – отводок от пролива, идущего по внутренней стороне Шпикерога, и встаем на глубине в две сажени. Волны с моря сюда не доходят, но в отлив, когда течение идет против ветра, нас немного качает.

Мимо проходит галиот, направляясь на запад. Мы как раз убираем паруса. Слишком темно, чтобы прочитать название. Чуть позже мы замечаем его якорный огонь чуть дальше по каналу.

Главное событие дня – встреча с небольшой немецкой канонеркой, неспешно пыхтящей на запад вдоль побережья. Время было половина пятого, мы как раз промеряли Харле.

Дэвис сразу же идентифицировал канонерку как “Блиц”, корабль коммандера фон Брюнинга. Нам оставалось гадать, узнал ли тот “Дульчибеллу”, но, так или иначе, немец не обращал на нас внимания, продолжая медленно идти своим курсом. Мы почти ожидали увидеть “Блиц” в этих водах, и се равно его вид вызвал немалое волнение. Это уродливый, неприятный корабль серого цвета, с одной трубой. Дэвис презрительно отзывается о его низком баке, говорит, что в открытое море предпочел бы выйти на “Дульчи”. Размеры и вооружение канонерки мой приятель знает назубок: сто сорок футов в длину, двадцать пять в ширину, одно орудие калибра 4,9 дюйма, одно – 3,4 дюйма, четыре “максима”. Устаревший тип. Укладываемся спать, ночь жутко холодная.