София Ларич - Черно-белая радуга Страница 32

– Андрею? – удивленно уточнила Анна.

– Я же его люблю. Значит, ему и буду звонить…

– Любишь? Так скоро?

– А! Какое разочарование, абонент недоступен. – Миша сунул телефон в карман. – Что значит: скоро? Я его уже почти полгода знаю.

– А он тебя любит?

– Знаешь, я таких вопросов уже не задаю. Ни себе, ни тем, кого люблю. Зачем мне информация, которая может меня расстроить?

– Это у тебя отрицание какое-то получается, – вздернула брови Анна.

– Ой, давай мы не будем в психологические дебри лезть.

– Еще одно отрицание. – Анна выставила указательный палец. – Ладно, раз ты не даешь мне поумничать, я пойду попытаюсь еще раз в туалет протолкнуться. Береги мой стакан пока.

– Давай. А я попытаюсь протолкнуться Машкин камешек разглядеть.

Вернувшись в комнату, в которой за десять минут ее отсутствия стало еще теснее, Анна увидела, что Миша увлеченно беседует с мужчиной лет сорока, одетым в кофту с капюшоном. Судя по движениям губ, говорил Миша по-английски. Он то и дело легко касался пальцами руки собеседника и открывал рот в смехе.

Анна отступила к стене, робко улыбаясь окружающим, и принялась разглядывать гостей в надежде привлечь внимание кого-нибудь из них. Вечеринка, однако, была уже в той стадии, когда алкоголь помог толпе разбиться на пары и группы по интересам. Аутсайдеров было не так уж много – очень пьяный юноша, глубоко вдыхавший воздух у распахнутого окна, девушка с чересчур ярким макияжем на диване, мужчина с седыми кудрями, похожий на редактора научных статей, у стола с остатками закусок и пустыми бутылками. Анна приосанилась и попыталась напустить на лицо беспечное выражение, но в следующую же секунду поняла, что изобразить беззаботность правдоподобно у нее получается. На этой разномастной вечеринке она чувствовала себя одинокой и уязвимой.

– А вы со стороны жениха или невесты? – прервал ее попытки улыбки нетрезвый голос.

Анна тут же обернулась:

– Невесты.

Она увидела мужчину, одетого в свитер отвратительного мышиного цвета. Внешним видом и выражением лица мужчина хорошо вписывался в категорию людей, чувствующих уверенность в себе только между третьей и пятой порцией пива. Анна почувствовала было пренебрежение, но тут же подавила его, вспомнив, что и сама не является сейчас воплощением уверенности, и улыбнулась:

– А вы?

– А я их вообще не знаю. Я тут случайно. Пришел со знакомыми.

– Понятно.

– Большая вечеринка, да? Можно было бы хорошо заработать, если б входную плату у дверей собирать, – он хохотнул и поднес ко рту банку пива.

Анна выдавила улыбку: «Да, мне такая мысль в голову не приходила».

Она глянула в центр комнаты, где танцующие становились все более и более активными, и увидела среди них Мишу. Его взаимодействие со своим сначала собеседником, а теперь партнером по танцу, выглядело весьма интимным – он касался уже не только его рук, но и плеч. Наблюдая за их движениями, Анна позавидовала уже не раз отмеченной ею легкости, с которой жил Миша. Нет, не отрицание руководило им, он следовал девизу «я подумаю об этом завтра», произнесенным ею и поддержанным им в их первый ужин вместе. Он плыл по течению, не захлебываясь в нем и позволяя потоку жизни самостоятельно вымыть на берег лишнее и оставить в нем только то, что было достойно внимания и усилий.

– Как вас зовут? – обратилась она к мужчине в свитере.

– Алексей. А вас?

– Меня Анна, – она улыбнулась, надеясь, что в ее улыбке достаточно обворожительности. – Алексей, вы не могли бы раздобыть мне вина?

– Сейчас попробую.

Музыка сменилась на менее ритмичную, и Анна заметила, что Миша двинулся со своим спутником к двери. Она вытянула вверх руку, привлекая его внимание, и почти устремилась навстречу, но он уже увидел ее и поднес ладонь к лицу в жесте «созвонимся». Она ответила понимающим кивком и сразу отвела взгляд, чтобы не выдать своего разочарования.

Анна решила подождать вина, но уже в следующую минуту почувствовала отвращение от своего покорного ожидания, и направилась в коридор. Она раскопала в груде верхней одежды свое пальто и вышла из квартиры, заглушив хлопком двери гул голосов и петлей зазвучавшие слова I just can't get enough, so give me more, more, more, more, more _.

На улице у нее вспыхнуло было желание вернуться к людям, но она подавила его мыслью о том, что поступила правильно, не став заискивать и прилагать усилий, чтобы попытаться стать своей в чужой компании.

Она густо обмоталась шарфом и медленно двинулась по улице, заложив руки за спину и думая, что утром похвалит себя за то, что не напилась и не сошлась в пьяной фальшивой экзальтации с кем-нибудь, кто после не вспомнит даже ни ее лица, ни ее имени.

15.

Миша вышел из ванной, вытирая полотенцем волосы.

– Ты уже? Поедешь? – спросил он Андрея, который заправлял рубашку в брюки, стоя у окна.

– Чаю бы выпил на дорогу. Ты катаешься, что ли? – Он указал подбородком на пыльный велосипед.

– Собираюсь открыть сезон на следующие выходные. Если, конечно, ты ничего интереснее не предложишь.

– Я не знаю еще, что у меня на следующие выходные. Посмотрим.

Миша молча кивнул, хотя ему и хотелось объявить, что Андрей слишком часто увиливает и отговаривается не только на намеки, но и на прямые вопросы.

– Тебе черный или зеленый? – крикнул он из кухни, набирая в чайник воды.

– Давай черный, – Андрей вошел следом за ним, держа в руках фотографию, и остановился в дверях. – Это ты где? Такой юный?

– Но-но, я всегда юный! Дай гляну. А, это в Амстердаме у «Розового треугольника». Знаешь такой памятник?

– Лесбиянкам? Если розовый?

– Почти. Больше все-таки голубым. Это один из символов движения за права голубых. В концентрационных лагерях такие треугольники нашивали заключенным, обвиненным в гомосексуализме.

– Однако, – качнул головой Андрей. – Я думал, они только евреев с коммунистами истребляли.

– Если бы. Им же нужна была арийская раса, так что они стремились уничтожить всех, кто мог ее попортить. А гомосексуализм считался болезнью… – Миша горько усмехнулся. – Знаешь, я видел таблицу знаков для разных типов заключенных, ну, евреи, политические, уголовники и так далее… И у некоторых из них не было вообще никаких шансов выжить. Представляешь, если ты и еврей, и гомосексуалист, и коммунист? И все эти значки у тебя нашиты на робе… Убивали не за одно, так за другое. – Миша поставил чашки на стол, отодвинув локтем стопку бумаг. – Ты к чаю чего-нибудь хочешь?

– А? – вскинул Андрей голову от фотографии.

– Ты куда улетел? К чаю чего-нибудь хочешь?

– Нет. Я что-то уже и чая не хочу. Поеду. Дел еще куча.

Миша подошел к нему и положил руки на его плечи: «Тебе надо научиться отдыхать хотя бы по воскресеньям».

– Я попробую.

– Когда увидимся?

– Миша, я не знаю. Позвоню, когда смогу.

Он терпеливым жестом снял с плеч руки Миши и наклонился обуться. Когда он распрямился, Миша вложил на его ладонь брелок – серебристый гладкий прямоугольник.

– Я решил сделать подарок твоим ключам. А то они у тебя такие голые… Как ты думаешь, понравится им?

– Спасибо. Думаю, они будут счастливы.

Миша потянулся к нему, но он словно не заметил порыва – лишь сухо мазнул по Мишиной скуле большим пальцем и взялся за пиджак.

– Все, я пошел. Не скучай.

– Не буду.

Закрыв дверь, Миша подошел к окну в комнате. Солнце уже растопило без остатка снег, с укоризной указывая своим безжалостным светом на мусор, скопившийся во дворе за зиму. Картина эта была неприглядной, но она не отталкивала, потому что весна, даже и московская медленная, всегда будила в Мише снисхождение, подобное тому, какое испытывают в любое время года влюбленные или довольные собой.

Скоро внизу показался Андрей. Высокий и статный, он направился широкими шагами к своей машине, разговаривая по телефону. Мишу уколола ревность – Андрей практически никогда не говорил при нем по телефону, или же ограничивался коротким «я перезвоню». Миша, конечно, и сам избегал подобного прилюдного обсуждения своих дел, но только потому, что считал это дурным тоном. В Андрее же чувствовалось, что он поступает так из скрытности. И эта его скрытность, всегда витающая между ними, недосказанность и расплывчатость, очень мешала Миша радоваться своей любви. Из-за нее он чувствовал попеременно то злость, то обиду, то ревность. Но пока эти чувства не перевешивали радости, которую дарил ему Андрей, пока он ждал каждую встречу с нетерпением. И избегал вопросов, страшась лжи в ответ.

Проводив взглядом машину Андрея, плавно выехавшую на дорогу, Миша вернулся в кухню и включил компьютер. Пока скачивалась почта, он бегло просмотрел заголовки новостей на сайте «Би-би-си» и покривился, увидев очередную порцию фотографий из иракской «Абу Грейб». Кровожадный публичный интерес к унижениям беззащитных людей всегда вызывал в нем отвращение.