Роберт Джирарди - Неправильный Дойл Страница 32

– Считай, день прошел, парень, – сказал он. Потом он заметил, что обед в бумажном пакете остался нетронутым. – Похоже, ты забыл съесть свой обед.

Пацан замотал головой.

– Нет, это вам. Шоколадное печенье. Мама сделала.

– Что ж, это очень мило с ее стороны, – сказал Дойл, взяв пакет.

– Это только так кажется, – сказал пацан. – Никогда не знаешь, что у этой женщины на уме. Она сказала мне, чтобы я даже не заглядывал внутрь. Она сказала, что все это вам.

– Посмотрим, – сказал Дойл. Он открыл пакет и вытащил одно печенье, которое было сделано в виде члена в состоянии эрекции и яичек.

– Понятно, что я имею в виду? – сказал Гарольд, вращая глазами. – Эта женщина безнадежна.

Дойл был в замешательстве. Он нерешительно держал непристойное печенье большим и указательным пальцами.

– Печенье есть печенье, – наконец сказал он. – Не важно, как оно выглядит, правда?

Он разломил его пополам, лишив определенной формы, и спокойно съел. Потом разломил второе и протянул Гарольду. Они прислонились к низкой стене с бойницами, смотрящими на Бич-роуд, и принялись жевать, глядя на сгущающиеся сумерки.

– А что с твоим отцом? – спросил Дойл.

– А что с ним?

– Ты когда-нибудь слышал о нем?

Пацан пожал плечами.

– Иногда получаю открытки. Он пошел работать на эту нефтяную вышку, потому что не смог найти работу здесь, в городе. Они с мамой ненавидят друг друга. – Он замолчал, чавкая, потом посмотрел на Дойла. В его глазах стоял вопрос. – И что при этом чувствуешь?

– Когда? – спросил Дойл.

– Когда стреляешь в кого-то.

– Это произошло слишком быстро, я не успел ничего почувствовать, – ответил Дойл. – А потом мне стало плохо.

– Плохо? – переспросил Гарольд. – Тебя рвало?

– Нет, – ответил Дойл. – Но мне было страшно, потому что я знал: если это случится еще раз, мне уже плохо не будет. Мне будет нормально. Вот это-то меня и напугало.

– Да? – сказал Гарольд. Он не понял, а у Дойла не было сил объяснять. Пацан доел последний кусок фаллического печенья, скомкал пакет и оттолкнулся от стены. – Завтра? – спросил он.

– Завтра, – сказал Дойл. – Но сначала сходи на историю.

– Посмотрим, – ответил Гарольд.

5

Посредине огромной, посыпанной гравием парковки, словно форт в прерии, возвышалось не поддающееся описанию кирпичное здание. Рядом, на флагштоке, воткнутом в куст огромной, размером с бункер, форзиции, хлопал на ветру потрепанный американский флаг. Алюминиевые буквы над дверью определяли строение как ПОСТ VFW 116.[74] Дойл зашел внутрь и огляделся, его глаза постепенно привыкли к тусклому свету внутри, окутывающему по утрам все бары. Внизу, в полумраке, сидел, ссутулившись, всего один человек.

– Покупаете мне выпивку, констебль? – сказал Дойл, устраиваясь через два стула от полицейского.

Смут помотал головой:

– Я себе покупаю выпивку, ты – себе.

Через несколько минут из-за занавеса, отделявшего бар от зала для вечеринок, вышел бармен, мужчина средних лет с неровными бакенбардами в стиле Элвиса и пузом, напоминающим последние годы короля рок-н-ролла.

– Доброе утро, Герб, – сказал констебль.

– Semper Fi,[75] – ответил Герб, метнув в сторону Дойла подозрительный взгляд.

– Дела, – объясняя, буркнул констебль. – Мистер Дойл – местный специалист по опоссумам. – Потом он вынул часы – сложную штуку с концентрической гравировкой и несколькими циферблатами размером с крышку от колеса. – Только десять утра, – сказал он. – Сделай мне «Удар быка».

– Мне тоже, – сказал Дойл.

Бармен быстро достал водку, сырые яйца, стаканы с толстым дном, приправы, налил по порции в каждый стакан, сверху разбил яйцо.

– «Ворчестершир» или «Табаско»?

– Почему бы не оба? – ответил констебль Смут.

Дойл тоже взял оба соуса и выдавил в ярко-желтый желток, таращившийся из стакана.

– За сальмонеллу, – провозгласил он.

– За то, что рано или поздно тебя достанет. В твоем случае – рано, – сказал констебль Смут, и они выпили.

Дойл почувствовал, как яйцо проскользнуло в горло, словно сырая устрица, потом ощутил резкий пшеничный вкус водки, и в желудке начало разливаться приятное тепло.

– Герб был во Вьетнаме в то же время, что и я, – сказал констебль, когда бармен снова скрылся за занавеской. – Служил в артиллерии морской пехоты в Ке-Сан. Опубликовал книгу об этом, называется «Зарядные ящики в Ке-Сан». Отличная книга.

– Ке-Сан. Я слышал, что там пришлось туго, – сказал Дойл.

– Хрен его знает, – ответил констебль. – Я там не был, но был в других местах.

– Ну и как там?

Констебль долго думал.

– Плохо и не очень, – сказал он. – Сайгон был просто смех: вьетнамские шлюхи с кошачьими глазами, хорошая еда и хорошая тусовка. В джунглях была засада: за обычными пятью секундами ужаса – недели скуки и воняющие мешки с трупами, к которым все привыкли. Но, знаешь ли, это проникает в душу. А потом ты возвращаешься домой, и наступает что-то вроде долгой тоскливой тишины.

– Да-а, – впечатлился Дойл. – А после тишины?

– Еще не знаю, – сказал констебль. – Наверное, снова тишина. – Потом придвинул Дойлу толстую виниловую папку, лежавшую на барной стойке. – Здесь досье на ирландских подонков, только что прислали из ФБР, а те достали в Интерполе. Посмотри, вдруг узнаешь того второго, сообщника нашего стрелка.

Дойл вглядывался в фото, в это зловещее собрание закоренелых преступников, смотревших на него с одинаково жестоким, пустым выражением глаз. Один из них в восемь лет фейерверками и бензином замучил до смерти собственную кошку, другой в десять избил соседскую девчонку доской, утыканной гвоздями, третий в двенадцать украл оставленные на еду деньги из кошелька матери и потратил их на сигареты, презервативы и выпивку… Может быть, они были бедными, непонятыми или их кто-то обидел, а может, и нет. Одно было точно: здесь под один и тот же дьявольский мотив плясали глупость, эгоизм и жестокость.

– Не-а. – Дойл отложил папку в сторону.

– Вы в курсе, что наше отделение слишком мало, чтобы предложить вам больше, чем минимальную защиту, – сказал констебль. – Я делаю ударение на слове «минимальную», что в данном случае означает одно: вы уже труп.

– Спасибо за предупреждение, – сказал Дойл. – Но я смотрю еще дальше. Мы все трупы. Так, а что с тем стрелком? Все еще без сознания?

– Вы хорошо в него разрядили свою чертову пушку. – Он метнул на Дойла взгляд, в котором промелькнуло что-то похожее на восхищение. – Вы знаете, что кольт «уокер» весит больше четырех фунтов?

– Да, – сказал Дойл.

– Даже если он очнется, то ничего не расскажет, потому что сам ничего не знает. Безликий убийца, нанятый кем-то, кого он никогда не видел, чтобы убить кого-то, кого не знает. Если он ирландец, как вы сказали, он, возможно, состоял в ИРА. Я уже запрашивал федералов, что они могут найти на этот счет. Между тем я проверил его права и прочее. Все поддельное, но подделки высокого качества. Я проверил и его оружие: незарегистрированный девятимиллиметровый «глок», рукоять обернута изоляционной лентой. Серийные номера очень аккуратно стерты кем-то, кто четко знал, что делает. Далее, что касается отпечатков пальцев, то тут и говорить нечего, они просто отсутствуют. Кожа с кончиков его пальцев не так давно была удалена хирургом, который тоже знал свое дело.

– Дерьмо, – сказал Дойл, почувствовав холодок на шее. – Ерунда какая-то.

– Кто-то действительно хочет, чтобы ты убрался с «Пиратского острова», – ухмыльнулся констебль, – им не важно, живой или мертвый.

– Блестящая дедукция, констебль, – сказал Дойл.

– Ты в самом деле порядочная задница, Дойл. Удивительно, что кто-то раньше не попытался тебя грохнуть.

– Послушайте, я могу раскрыть это дело прямо сейчас, – упрямо сказал Дойл. – Таракан Помптон! Вы же знаете, что этот ублюдок предложил продать эту землю, и знаете, что я отклонил предложение. И позвольте мне рассказать, каким он становится, когда не может получить, что хочет. С этической точки зрения он не старше двухлетнего ребенка!

Констебль Смут долгое время молчал. В задней комнате бармен включил старый «вурлицер»,[76] и Дойл услышал первые ноты «Битвы при Новом Орлеане» в исполнении Джонни Хортона.

– Я допускаю, что Помптон маленький засранец, – наконец сказал констебль. – Но он умный засранец, и теперь ему есть что терять. Деньги, собственность, законных инвесторов, и, дьявол, он член Совета уполномоченных представителей. Я не могу представить, чтобы он рисковал всем этим, чтобы выжить тебя с твоей болотной кочки, которая стоит чуть больше, чем ничего. Если спросишь меня, я скажу, что у тебя проблемы не с ним. – Его голос понизился, чтобы усилить впечатление. – Я имею в виду «Королевскую синюю». А теперь спроси меня, кто владеет «Королевской синей».

– Ладно, и кто же это? – спросил Дойл.