Olga Koreneva - Интимный портрет дождя или личная жизнь писательницы. Экстремальные мемуары. Страница 32

Он, ее Володя на обложке, смущенно улыбался, а во всю ширину фотки шел текст: «Президент нового Российского концерна…»

А вообще, я так и не поняла, на какого именно президента она смотрела. Скорее всего, на журнального. Ведь тот, с экрана, был тогда еще не президент, а лишь «и.о.» Хотя, кто их разберет, Ира так смазала концовку сей истории, будто проговорилась и решила замести следы.

А что, я ничего такого не сказала. Я же фамилий не назвала.

2. Ретроспекция

Не помню, мечтала ли я в детстве о принце на белом коне, наверно был такой период. Но после того, как поняла, что у меня никогда не будет собаки, стала мечтать о Змее Горыныче. Он гораздо лучше всех принцев, вместе взятых! Он – шикарнее! Это же что-то вроде гигантской летучей собаки, да еще трехголовой! Такой огромаднейший бультерьер с тремя башками, изрыгающими пламя, причем с интеллектом ребенка и человечьей речью, только дикий, но его можно приручить и воспитать. Легко. А чтобы его не «замочили» всякие там богатыри, я ему пристегну ошейник с надписью: «Вася домашний, не трогать, охраняется мной, внесен в Красную Книгу Гиннеса». На нем ведь летать можно, и тогда я никогда не буду опаздывать в школу, меня никто не побьет на улице, меня не выпорет папка, да мне и двойку не влепят – попробуй обидь меня, мы так фиганем пламенем, все огнетушители расплавятся. А потом мы улетим на край света, на море куда-нибудь, наплаваемся, назагораемся, наедимся фруктов, и никто больше не будет нас пичкать противными котлетами, жестким жилистым мясом с перловой кашей на второе, и гороховым супом на первое. Вот житуха-то начнется!

Однажды мне приснился Кощей Бессмертный, изможденный, в белом кожаном костюме, он сидел на огромном валуне и плакал. Я стала его успокаивать, а он посмотрел на меня своими огромными серыми глазами и сказал:

- Какой же я бессмертный, я не бессмертный, это просто фамилия у меня такая. Не бессмертный я. Моя жизнь – в иголке, иголка – в яйце, а яйцо – в утке. Этот придурок убьет утку, достанет яйцо и сломает иглу, я и окочурюсь сразу.

Тут выскочил Мальчик с Пальчик и говорит:

- Кто тут на игле сидит? Ах, игла в яйце? Это хреново. А утка бывает газетная или больничная, разные утки бывают.

Он засмеялся и побежал по теплому цветущему лугу прятать Кощееву утку. Мы с Кощеем тоже засмеялись.

Тут я проснулась, пора было в школу тащиться, так неуютно падать в мерзкую холодную реальность сразу из теплого сказочного сна…

А еще я хотела… Нет, не мечтала, об этом я даже и мечтать не смела, это же запредельно для меня – стать певицей настоящей эстрадной! И петь со сцены. Хотя по пенью всегда пятерки были у меня. Наверно, все-таки неплохо пела. Но страдала от заниженной самооценки. И поэтому не решалась записаться в хор. Но зато когда была одна дома, распевала во все горло. Однажды даже, размечтавшись о большой любви с Кощеем Бессмертным (классный персонаж, так нравился, супер просто. Только он один смог бы меня понять и полюбить!) сочинила песенку, мотивчик вдруг придумался веселенький. Забыв, что не одна дома, я распелась за мытьем посуды:

- Я не супер, но для тебя, но для тебя

Сойду я с небес,

Пусть не супер, но для тебя я,

Для тебя сойду я с небес,

Пусть не супер я, но для тебя…

Я так раздухарилась, что вообразила себя на сцене, в свете прожекторов, танцующей со своим сказочным героем. И тут, как ледяной душ, - за спиной резкий мамин голос:

- Прекрати выть, надоело!

Во мне все вмиг оборвалось.

- Я что, плохо пою?

- Противно воешь.

- По пенью у меня одни пятерки.

- Небось, слова выучила, вот и пятерки. Вам за слова ставят.

- Неправда, за пенье.

- Нет, за слова. Хватит дребезжать. Все, я сказала. С тех пор я больше не пела, даже когда была одна. А уроки пения стала прогуливать.

Но самое интересное, что через много лет я вдруг услышала это, и даже увидела – по телевизору. Коренастый молодой блондин, похожий на деревенского ухаря, хорошо так, с чувством исполнял эту самую мою песенку с моим мотивчиком, только слегка измененную:

- Ты не ангел, но для меня, но для меня

Пришла ты с небес…

Пусть не ангел ты, но для меня, но для меня

Пришла ты с небес…

Я отвернулась от экрана и сглотнула горечь. Все в жизни вышло не так, как хотелось. Хорошее прошло мимо. Я – нищая писательница, никому не нужна, кроме парализованной тети Зины, старого верного пса, да горстки поклонников и поклонниц, зачитывающихся моими книжками. Книжек мало, меня не печатают, жить трудно, радостей почти нет, друг в Англии, и я не знаю, люблю ли я его еще. «С глаз долой – из сердца вон», словно в ответ на мою мысль, раскрылся календарь на этой фразе. Я удивилась – не фразе, а тому, что он открылся сам – и стала читать дальше. Разрозненные сведения. «Природа создала лекарства от всех болезней. Неизлечимого нет. От остеохондроза позвоночника люди издревле носили на больном месте мех зайца. При подагре лежали на медвежьей шкуре. Кусочек шкуры льва, привязанный к шее ребенка, не достигшего 14-летнего возраста, полностью исцелял его от припадка эпилепсии. Кожа мула помогает при ожогах. Кожа бегемота избавляет от угрей. Кожа овцы, наложенная на ушибленное место, снимает боль и уменьшает отек. Змеиная кожа лечит облысение…»

Но самого главного лекарства в календаре не оказалось – лекарства от неисполненных желаний.

Когда-то давно, еще в Литературном институте на первом курсе, я написала рассказ, он потом вошел в мою дипломную работу, в первую книгу, о нем много говорили, и даже напечатали в журнале «Знамя». И только теперь я поняла, что в этом рассказе, как иголка в яйце (из той самой сказки про Кощея Бессмертного) скрыта горькая история о неисполненном желании, может быть, самом заветном… Несмотря на хэппи энд… Желания иногда исполняются, но не самые главные, и только тогда, когда они уже не очень-то и нужны, когда все уже перегорело… Или… А сами посудите, вот вам рассказ:

3. Испанец Иванов

- Бык, во! - громадина, как гора, это, нагнул башку... И фишки его, значит, стали наливаться кровью. Рога - во-о! - здоровенные, эти, мощные, острее, чем, значит, штыки... – Иванов в азарте размахивал руками.

Мы сидели на ступеньках вокруг него.

- Сантос пику свою в песок воткнул и стоит, значит, смотрит. Чтобы когда Рауль выскочит со своей, этой, красной тряпкой...

Мы слушали затаив дыхание. Иванов умел рассказывать. Он помогал себе жестами, мимикой, он то хрипел, то пищал. Впечатление было сильное. Иванов уверял, что он по происхождению испанец, из северных испанских басков. И что отец его - некий пикадор Сантос. И хотя Витька был блондин, да к тому же еще курносый, все же некоторые из нас верили. Очень уж живописно рассказывал Витька про Мадрид, про испанские обычаи, даже говорил нам что-то по-испански.

- Бык замотал башкой и, это, вытаращился на красную мулету... А Рауль, значит, машет, чтобы быка отвлечь, и... - тут Витька повел головой и расширил глаза.

- Ой! - вскрикнула Лена Зайчикова. Сашка Серегин раздраженно зашикал на нее. Уже был звонок, а мы все сидели на чердачной лестнице и ловили каждое Витькино слово. Специально залезли сюда, чтобы никто не мешал. - И тогда, значит, бык взбесился. Изо рта у него пена, розовая, это, и он ка-ак рванет на Рауля!..

Иванов выкатил глаза, и на губах его появилась пена.

- А-а-а... - пронзительно заверещала Зайчикова и закрыла лицо руками.

От этого визга всем нам стало не по себе, как будто и в самом деле мы увидели жуткого быка.

А Сашка Серегин разозлился:

- Да заткнись ты, Зайчикова, елки-палки! Хоть Сашка и считал Иванова вруном, но слушал, как и все, с интересом.

- Пыль столбом, значит, публика орет и свистит! — невозмутимо продолжал Витька. — А бык, это, рога — во-о! — толстенные, что твоя нога, о-острые, как финки. И, это, он рогами ка-ак долбанет Рауля...

Тут Иванов привстал, сделал свирепую рожу и руками изобразил рога. Мы на всякий случай шарахнулись в стороны. Мы не заметили учительницу, которая прислонилась к стене и с улыбкой смотрела на нас.

Нина Николаевна (это наша классная руководительница) привыкла находить нас в самых неожиданных местах. Маленькая, худая, с узенькими неразвитыми плечами, она издали была похожа на подростка.

- Ну, Иванов в своем репертуаре, - сказала Нина Николаевна, и тут мы ее увидели, - А ну, марш в класс. Все на дополнительные занятия!

Она часто устраивала нам дополнительную математику, потому что наш класс был отстающим. Она просто выходила из себя, если кто-нибудь не понимал теорему или не мог решить уравнение.

- Я научу вас мыслить, лентяи! – кричала она тогда, и лицо ее становилось малиновым. - Я сделаю, сделаю из вас математиков!

Но вообще-то Нина Николаевна была неплохая, нормальная училка в общем. Все это знали. И вот мы пошли на дополнительные занятия. Как всегда, долго искали свободную комнату, а когда нашли класс, он оказался заперт. Пока Нина Николаевна ходила за ключами, Сашка Серегин напихал в дверную скважину бумажек. Потом математичка вернулась и долго тыкала ключом в скважину, усердно вращала его. Дверь не отпиралась. И у Нины Николаевны сделалось такое растерянное лицо, что нам даже жалко ее стало.