Ольга Морозова - Музыкантша Страница 32

— Да полно вам, дорогая моя! Это вы оказываете нам всем неоценимую услугу одним своим существованием, своей игрой! И инструмент украли, ну надо же, сволочи какие! — Он покачал лохматой головой.

В номере Анжела набрала номер своего жениха.

— Алё? Макс?

— Господи! Ангел! Откуда ты? Где ты? Где ты пропадала?

Анжела помолчала в трубку. Он её не ищет. Это странно, но, очевидно, есть какое-то объяснение. Макс забеспокоился.

— Что ты молчишь, дорогая? У тебя всё в порядке? Что за внезапные гастроли? Почему не предупредила меня? Кто тебе их организовал? Ты, что, решила отправить меня в отставку? Сколько тебе заплатили? — Макс сыпал вопросами как из рога изобилия.

— Слушай, — Анжела прервала этот поток словесности, — кроме как о деньгах тебе не о чём больше спросить? Чего ты так распереживался? Что тебе ничего не достанется?

— Ну, зачем ты так… я волновался о тебе. Но твой телефон молчит. В филармонии мне сказали, что ты уехала из города. Потом эта странная телеграмма… я ничего не понял, кроме того, что ты уехала на какие-то сумасшедшие гастроли и не хочешь со мной разговаривать.

— Ясно. Всё нормально, не переживай. Только с деньгами кинули…

— Ангел… это всё потому, что ты не посоветовалась со мной.

— Да, скорее всего. Но я не по этому поводу звоню. У меня возникли проблемы. Меня ограбили. Я без денег и без документов. А завтра я хочу вылететь домой. Вечером.

— Новости одна лучше другой. Денег я вышлю, билет устрою. Паспорт по прилёту будет тебя ждать. Останется вклеить фото. Только почему завтра? Да ещё и вечером? Почему не сегодня?

— Так надо. Все вопросы дома. Я сейчас не расположена к пространным разговорам. И ещё. Деньги вышли на Илью Андреевича, директора филармонии. Он мне устроил номер в гостинице. У меня всё равно паспорта нет.

— Как скажешь.

— Поторопись. Не люблю быть ходить в должниках.

— Иду прямо сейчас.

— Иди. Я ему позвоню. Я в Центральной. Пока.

Анжела первая положила трубку. Всё как всегда. Макс в своём репертуаре. Он получил какую-то телеграмму о том, что она уезжает и даже не удосужился проверить. Надулся как индюк, что она уехала, не посоветовавшись с ним, и денежки проплыли мимо. Дурацкая обида и корысть застили ему глаза, он и не подумал её искать. Ничтожество. Просто жалкое ничтожество. Почему она всегда вынуждена довольствоваться ничтожеством? Да полно. Вынуждена ли? О чём это она? Всегда можно сказать «нет» и уйти. Макс поработил её, связал по рукам и ногам контрактами, неустойками, штрафами. Ну и что? Разве деньги когда-либо что-то значили для неё? Ладно. Возможно, она чересчур придирчива. Макс любит её, он хочет жениться на ней. Хотя один раз в своей жизни она уже выходила замуж. Всё это окончилось печально. Весьма печально. Её муж утонул, или его убили. Сейчас ей трудно вспомнить, так давно это было. Грустная история, но она не просила его жениться на ней. Она что-то вроде чёрной вдовы. Если Макс не знает об этом, то нужно его своевременно предупредить. Может быть, он испугается и передумает. А если нет? Что ж, это будет его выбор. Все рано или поздно делают свой выбор. Во всяком случае, ей-то уж нечего об этом беспокоиться. Глаза слипаются. Зачем она осталась здесь до завтрашнего вечера? Ах, да! Она хочет сходить к мужу её бабки. А зачем он ей? Она даже не знает его адреса. Трудно вспомнить, почти невозможно. Надо немного поспать, и всё встанет на свои места. Она слишком переутомилась от пережитого. Такие вещи не проходят даром. Анжела легла на постель и укрылась одеялом. Так гораздо лучше. Спать одной, зная, что никто не войдёт к тебе и не достанет своего «малыша». Она ненавидит этих мерзких «малышей», хотя надо признаться, они способны доставить немало приятных минут. Как там у Толстого в «Войне и мире»? Всё пустое, всё обман… кроме бесконечного неба. Да, всё пустое. Мысли путаются, сбиваются в кучу… Анжела спит. Во сне к ней пришёл Альберт. Он даже не позаботился привести в порядок свой внешний вид, а пришёл прямо так — с отрезанной головой и разверзнутой грудной клеткой. Он хотел напугать Анжелу, но она только усмехнулась. Разве можно её напугать этим? Шут. Жалкий комедиант. Она захохотала. Альберт молча смотрел на неё, но не уходил. Наконец она успокоилась, и Альберт произнёс одними губами: «Мои камушки. Найди мои камушки. Верни мне мои камушки, и я прощу тебя». Анжела вновь засмеялась. Он простит её? Он, что, это всерьёз? Разве ей требуется его прощение? Она ничего не сделала ему, за что её прощать? Это она простила его. Простила, и пусть покоится с миром. Рашид похоронит его, предаст земле. Скоро он встретит свою любовь и будет счастлив. Зачем ему камни? Как он глуп! Но Альберт упорен. Он твердит и твердит, чтобы нашла камни и принесла ему. Он злится, из багровой полосы на шее сочится кровь, он тяжело дышит так, что видны рёбра. Она не понимает его. Не понимает его настойчивости, но она уступает. Ладно, пусть будет так, как он хочет. Она найдёт ему эти камни. Альберт успокаивается. Порез на шее бледнеет, дыхание приходит в норму. Только куда ей идти? Она ведь совершенно ничего не помнит. Альберт называет ей адрес. Он хочет, чтобы она сходила по этому адресу. Анжела снова уступает. Тяжело спорить с покойником. Она сходит. Завтра утром. Внезапно её осеняет. А, может, он вовсе и не покойник? Хотя, как можно жить без сердца? Но противоречие кроется тут только на первый взгляд. Жил же он много лет без этого органа и ничего. Но нет, нет, это чушь. Кто же тогда будет гнать кровь по венам? И откуда она вообще возьмётся, эта кровь? Яснее ясного, что Альберт умер, и это не подлежит сомнению. А зачем он вообще пришёл? Она и сама собиралась узнать этот адрес и пойти туда. Это адрес её деда, мужа её бабки. Он знает, где она жила и скажет ей. А что потом? А потом будет потом. Она будет искать камни. Как образцовая собака ищейка. Альберт начал исчезать. Попросту растворяться в сизой дымке. Анжела почувствовала облегчение.

Проснувшись, она бросила взгляд на часы — надо же, прошло всего два часа. Она вспомнила сон. Адрес чётко отпечатался в её голове. Она встала, взяла ручку и бумагу, записала его. Съездить? Глупо ехать по адресу, продиктованному покойником во сне, но ей даже интересно. Конечно, она поедет. Она и сама так хотела, иначе бы не сказала Максу, что хочет вылететь завтра. Теперь и её камушки лишили покоя. Это Альберт внедрил в неё эту одержимость. А всё потому, что она так же безумна, как и он. Он чувствует в ней родственную душу. Он понял это с первой минуты, как увидел её. Когда она сошла с ума? Когда жила у цыган? Или когда спала с Вовочкой? Ответ напрашивается сам собой — она всегда была такой, с самого своего рождения, ещё в утробе матери. Ничего не даётся просто так, за всё нужно платить, и за талант в том числе. Она платит безумием. Хорошо, что никто не догадывается об этом. Потому что, если кто-то догадается, это будет очень печальный день… очень… только для кого? Для неё или для того, кто догадался? Анжела сидит, неподвижно уставившись в одну точку. Телефонный звонок выводит её из оцепенения, и она снимает трубку. Голос Макса звучит бодро.

— Ангел? Привет. Как ты?

— Нормально. Поспала немного.

— Умница. Проблемы твои я решил. Билет ждёт тебя в кассе в аэропорту, деньги твоему благодетелю отправил.

— Спасибо, ты меня очень выручил.

— Да не за что. Горю желанием обнять тебя и уложить в постель. Я страшно соскучился, дорогая. А ты?

— Я тоже.

— Звучит невесело.

— Прости. Вся эта история подействовала на меня удручающе.

— Ну, всё. Я жду тебя дома.

— Пока.

Анжела положила трубку и сразу же позвонила в такси. Машина пришла быстро, она спустилась вниз и назвала адрес, который сообщил ей Альберт. Она приготовилась извиниться, если шофёр вдруг скажет ей, что такого в их городе нет, но он кивнул и поехал.

Место, куда её привезли, оказалось за городом, в тихом посёлке. Домик за решётчатым забором утопал в зелени. Калитка был открыта, и Анжела вошла. Она собиралась постучаться, но дверь в дом тоже оказалась открыта. Половица под ней скрипнула, и она услышала голос:

— Глафира, ты?

— Нет. Вы меня не знаете.

— Пройдите сюда. Не встать мне.

Анжела прошла в комнату. На кровати лежал старик, обе ноги его были в гипсе. Он удивлённо уставился на Анжелу.

— Ты из поликлиники, дочка?

— Нет. Я по делу.

— Вот уж не ожидал, помилуй Господи! Какие такие дела могут быть к больному старику?

— Семейные.

— А это уже совсем никуда не годится. У меня семьи-то, почитай, уже лет сто как нет. Как Риммочка померла, так и живу бобылём. Ни деток, ни внуков…

— А где же детки?

— Не было у нас деток, поздно уже встретились с голубкой моей. Вы что-то путаете, дамочка.

— Риммочка, говорите? Это бабка моя родная…

— Бабка? — Старик глупо заморгал глазами. — Да кто вы такая, в конце концов? У Риммы сын был, а у него жена и дочь. Так страшную смерть приняли. В огне сгорели.