Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки Страница 32

Неугомонная в Пуласки

Пуласки, Висконсин, 1943 год

Поскольку почти всех мальчишек, обученных Фрици, забрали в армию, Программу подготовки гражданских летчиков свернули, а самолет продали военным.

А теперь еще и автостанция закрылась, и Фрици осталось только сидеть сложа руки, а этого она терпеть не могла.

Ирландский красавчик ее, конечно, когда-то развлекал, но его загребли в морпехи, и он теперь был где-то в Северной Каролине. Фрици не нравилось просто наблюдать за войной. Хотелось не только скатывать бинты и писать солдатам. Она могла бы наняться на какой-нибудь большой авиазавод в Калифорнии, как кое-кто из друзей, но и этого ей было мало. Она не хотела строить самолеты. Черт бы драл, она хотела на них летать. День за днем она меряла шагами взлетную полосу и чертыхалась не останавливаясь – оттуда ее не было слышно мамуле и сестрам. Черт его разорви вдребезги пополам, как же ее иногда бесило, что она женщина.

Фрици об этом пока не догадывалась, но фортуна уже принялась поворачиваться к ней лицом. Еще до войны две первоклассные летчицы, Джеки Кокрэн и Нэнси Харкнесс Лав[46], взялись обсуждать с высшими военными чинами возможность – в условиях войны – подготовки женщин для полетов на военных самолетах, чтобы те могли осуществлять перемещения новых летательных аппаратов с заводов к военным базам. Таким образом мужчинам останется только воевать. Англия уже поручала женщинам такие задачи, и те успешно с ними справлялись. У России вообще были боевые летчицы. Элинор Рузвельт заявила публично: «Женщины-летчики – не задействованное пока оружие».

Но в США, когда дело доходило до «шишек», те в один голос заявляли, что сама мысль о пилотировании женщинами военных самолетов нелепа и совершенно не обсуждается. Женщины слишком нервные и эмоциональные. Управление самолетом было и будет мужской работой. Так они к этому и относились, пока не началась война, авиапроизводство не активизировалось и мужчин-летчиков перестало хватать. В конце 1942 года те же «шишки» вдруг передумали и неохотно признали, что, может, затея эта все-таки не такая уж и скверная.

Составили список всех американок с летным опытом и удостоверением, разослали телеграммы с запросами о том, готовы ли они управлять военными самолетами правительства США, и если да, то пусть явятся в аэропорт Хауарда Хьюза в Хьюстоне, Техас.

Фрици распечатала и прочла телеграмму. Готова ли она? Не просто готова – держите ее четверо. Обсудила с папулей, и тот ее благословил. Мамуля плакала в фартук и все повторяла:

– Это все Билли Бевинз виноват, что Фрици уезжает из дома.

Сестры, узнав от нее об отъезде, загрустили. Но и гордились ею, и радовались, что их старшая сестра будет летать на самолетах правительства США.

Пуласки, Висконсин

Дорогой Винк,

Воттакенное ура! Похоже, ты теперь не единственный Юрдабралински, летающий во славу старых добрых США. Я с шиком прошла все предварительные проверки, и теперь все точно. Извини, пожалуйста, но я пишу это письмо, а сама скачу до потолка от восторга. Банду девчонок отобрали для тренировок по-военному, будем перегонять самолеты по Штатам и высвободим больше ребят для боев, так что, мальчик мой, будь спок. Помощь уже на подходе. Выезжаю через два дня в Хьюстон в учебку. Начнем как гражданские добровольцы, но, болтают, как только примемся за дело, нас заделают в настоящие военные, и я надеюсь обойти тебя чином, дружок, так что ты гляди. Техас, я иду!

Старый друг

Хьюстон, Техас

Фрици прибыла на железнодорожный вокзал Хьюстона, откуда ее и других девушек со всей страны забрали и отвезли либо в гостиницу «Блубоннет», либо в «Олеандр Мотор Корт», где им положено было жить, пока их не переведут в новые казармы при аэродроме Авенджер-Филд, Суитуотер, Техас.

На следующее утро все были в сборе на авиабазе. На первой переменке Фрици зашла в комнату отдыха за колой и тут вдруг услышала знакомый голос:

– Ты посмотри, кого принесло!

Фрици обернулась и глазам своим не поверила. В углу за столом сидела Гасси Минц, старая подруга Билли, еще со времен Грэнд-Рэпидз.

– Я слыхала, ты сегодня приехала, – сказала она.

– О боже ты мой… Гасси! Ты как?

– Милая, я – как старая покерная фишка, но ты все равно не выделывайся. Ты вообще не изменилась. Садись-ка, подруга.

Фрици бросила сумку и уселась к Гасси за стол. Та налила ей колы, подтолкнула к ней стакан.

– Ну, так этот сукин сын Билли Бевинз еще жив?

Фрици рассмеялась:

– О да, по-прежнему с нами.

– Вот черт, а я-то надеялась на добрые вести. Где он? Надеюсь, в тюрьме.

– Нет. В Пенсаколе, учит курсантов.

– Да ладно? Видимо, совсем дело табак, раз взяли этого балбеса. Вы-то двое сошлись?

– Нет. Ты же знаешь Билли.

– Да, знаю. Но все же вы вместе?

Фрици кивнула:

– То так, то эдак. Ты знаешь Билли.

– Что ж, ты хоть задержалась. Ну и хватит о нем. Что думаешь о всей этой затее с девахами в воздухе? Класс, а?

– Отлично просто. Наконец-то они там доперли.

– Плохо, что в военные нас официально пока не пустят. Черт бы драл, если б пустили, мы бы с тобой япошкам да фрицам и дня б не начислили. Уж что-что, а уматерить их до смерти я бы могла.

Фрици хохотнула:

– Ты-то наверняка, но я тут слыхала, в автобусе, что того и гляди звания дадут. Ты тут на обучении?

Гасси с грустью покачала головой:

– He-а… Свидетельство-то при мне, но летать больше не могу, Фрици. Хватку потеряла.

– Вот те на.

– Ага. Бросила я выступать, протрезвела чуток – и все, больше не могла. Получила от них письмо и сказала им, что больше не летаю, но хочу на аэродром, хоть ангары подметать, хоть туалеты мыть, ну и вот, приехала… куда старше и нисколечко не умнее, но все равно тут.

– Я рада, что так, подруга, – сказала Фрици.

– Ага, я тоже. Столько лет прошло, а я все там же, с чего начинала. Подаю жратву в столовой, но зато работаю на Дядю Сэма и на девчонок, так что все неплохо.

Рассказала детям

Пойнт-Клиэр, Алабама

Обсудив с Эрлом и все равно ужасаясь, Сьюки решила, что детям сказать все-таки придется. Они имеют право знать о своих генах. Как и планировалось, начала с Ди Ди, и ничто не предвещало легкого разговора. Ди Ди была предана бабушке и своей клановой принадлежностью кичилась вовсю. Сьюки боялась, что, узнав такую новость, Ди Ди закатит бешеную истерику. А потому решила, что «Розовая чайная мисс Басби» в центре Мобила, рядом с конторой Ди Ди, подойдет лучше всего. Никто и никогда не повышал там голоса. Только на это Сьюки и надеялась.

Собравшись с духом, Сьюки позвонила Ди Ди на работу. Через два дня они устроились в уютной розовой кабинке в углу. Подали чай, и Сьюки сказала:

– Долго я тут не была. Забыла уже, какое это приятное место.

– Да, бабушка его любит.

– И понятно за что. Такие милые маленькие сэндвичи с салатом. Надо нам почаще с тобой встречаться вот так. Мне кажется, это важно, чтобы матери с дочерями были близки, верно? И кстати, я тут почитывала кое-что. Ты знаешь, что поляки, как правило, добродушны, трудолюбивы и преданны?

– Да? – отозвалась Ди Ди без всякого очевидного интереса.

– Да. Я подумала, это занятно. А ты знаешь, что Шопен и Либерачи – польского происхождения?

– Знаю.

– И вот еще какая интересная штука. Поляки не только пианисты отличные, но и аккордеонисты.

– Да, и кому до этого дело, мама?

Сьюки примолкла, а потом ответила:

– Ну… тебе, например.

Ди Ди уставилась на нее:

– Мама, к чему ты все это рассказываешь? Что-то мне беспокойно за тебя. У тебя все хорошо? Какая-то ты сегодня сама не своя.

– Забавно, что ты это сказала, Ди Ди… потому что именно об этом я с тобой хотела потолковать. Дело в том, милая, что я действительно сама не своя, – или, по крайней мере, не та своя, какой себя видела, – но хуже то, что, к сожалению, ты тоже.

– Что?

– Ох, Ди Ди, мне ужас как трудно. Поверь, я сама пережила потрясение и раздумывала, говорить ли тебе… но ты должна знать, особенно если у тебя будут дети.

– Мама, о чем ты?

– Ну… несколько месяцев назад Ленор получила письмо, и я его, естественно, прочла, думая, что это какой-нибудь счет или что-то вроде.

– И?

– Оно было из Техасского отдела здравоохранения, и я выяснила, что твоя бабушка… обещай мне, что не расстроишься.

– Хорошо, ты выяснила – что?..

– Что моя мать – твоя бабушка – не настоящая моя мать, и под «настоящей» я имею в виду, что она мне не кровная родственница, то есть я… удочеренная.