Вячеслав Миронов - День курсанта Страница 33

— И что?

— Дерево сушилось для музыкальных инструментов. Для фаготов. Так вот герр Фагот запретил после войны поставлять фаготы в СССР.

— Во, дела!

— Ну, и гад этот Фагот!

— Обиделся!

— А что ему делать было?

— Ну, привез бы пару телег дров, чтобы военные не мерзли, заодно пару флягу шнапса и мяса, — подал голос Поп.

— Ага, и две телеги шлюх!

— Хочу пива, мяса и две телеги шлюх!

— Сам говорил, что тебя невеста дома ждет!

— Не давите мне на совесть. Ее там нет! Я же только мечтаю, а не изменяю! Хотя… Пиво, мясо и шлюхи… Не устоял бы…Дома устоял бы, а тут — нет! Хочу! Здесь, сейчас и немедленно!

— Наши инженеры потом отомстили Фаготу. Сделали противотанковый ракетный комплекс и назвали его «Фагот».

— И когда будем фигачить немцев и все НАТО из «Фагота», мы им припомним, как он нам не поставлял в Союз музыкальные инструменты!

— Войну закончим, и все музыкальные инструменты они сами нам будут поставлять по контрибуции!

— Видимо, что-то и Гобой нам какую-то гадость сотворил, коль наш военпром сообразил в отместку гранатомет с таким же названием.

— Ну, да у советских инженеров свой особенный юмор!

— Чтобы никто не догадался!

— Как в «Операции «Ы».

Лунь тем временем собрал из лоскутной мозаики подобие переда, а может, и зада тельника. Прихватил крупными стежками. Поднял на свет, рассматривая.

— Зема если еще раз его найдет, то присвоит тебе почетное звание «швея-мотористка 42 роты».

— Лучше бы он не нашел.

— На полигон пойдем — там все вшивники пригодятся. Холодно будет!

— Как бы офицеры не провели шмон на построении и не отобрали. А, то хана будет.

— Это точно.

— А две телеги шлюх — это сколько?

— Поп, ты из деревни, сколько на две телеги баб поместится?

— Ну, это… Телеги бывают разные, бабы тоже. Тощие, толстые, мясистые.

— Поп, ты рассуждаешь, как о свинине. Мясистая порода или жирная.

— Главное, чтобы сиськастые были!

— И жопастые!

— Мне больше стройные нравятся!

— Ну, а также, — продолжал Швейк, — как их укладывать. Если просто рассадить по краям телеги — мало. А если вилами, да, телеги с наращенными бортами для сена или навоза — то много.

— Тьфу, Поп!

— Шлюх в телегу для навоза!

— Две телеги мертвых шлюх!

— Ну, ты и сволочь!

— Так их же потом и разгружать придется! — Женька оскалился на весь свой щербатый рот. — И тоже вилами!

На секунду повисла пауза.

И многие голоса, не сговариваясь, начали материть Попа.

— Это же надо! Такую мечту обосрал!

— Пиво, шнапс! И …две телеги… мертвых шлюх!!!! Тьфу!

— Мерзость!

— Мне шлюх жалко!

— Прикинь, какую надо яму выкопать, что их там закопать!

— Можно и в траншею! — подал снова голос Поп.

— Да, заткнись ты — разрушитель светлой мечты любого советского курсанта!

— Две телеги в траншею!

— А тут уже выбирай. Любо длинную копаешь, узкую, тогда их укладываешь вдоль. Или короткую, но широкую. Тогда придется поперек.

— А можно и среднюю — наискосок!

— Да, умолкните, уроды!

— Начали хорошо — с моря, — не отрываясь от восстановления тельника, подал голос Лунь. — А закончили похоронами двух телег мертвых шлюх! Лучше о море! Баба на корабле — к несчастью.

— Так понятно, что к несчастью! Все мужики передерутся.

— А если договорятся, то задрючат ее до смерти.

— И опять — мертвая шлюха! — подал голос Поп.

— Да, угомонись ты, Швейк! Ты все разговоры к мертвым бабам сведешь!

— Небось, у себя в деревне ходил по ночам на кладбище и выкапывал при луне женские трупы, дрючил до первых петухов, а потом, закапывал.

— А мне живых хватало!

Помолчал немного, затем продолжил:

— Зато в море хорошо — яму копать не надо! Железяку к ногам, в воду, чтобы не всплыла, а потом ходу от того места. Дешевые похороны! И ментов рядом нет! Концы в воду!

— Поп, я сейчас тебе в рыло дам!

— А что сразу в рыло?! — сделал обиженный голос Женька, продолжая улыбаться. — Ладно летом, а попробуй зимой могилу отрой, если мороз под минус тридцать и снега по пояс. На кладбище снег-то не сдувается, как в полях! И земля на метр — как камень. Или выпиливай бензопилой куски, но тогда цепь — в говно, выбрасывать, а то и не одну. Да, и пилу можно загубить. Либо киркой, да ломом махай, аж искры в разные стороны. Или углем и солярой отогревай. И землю далеко не отбрасывай, закапывать гроб чем — то надо, — секундная пауза. — Лучше в море! Оно всегда жидкое!

— Сам ты понос жидкий! — не выдержал уже Лунь. — Море жидкое! Это же надо было сказать такое!

— А что, оно — твердое?

— Эх, что с вами спорить о море, шкеры сухопутные! — Валера, не отрываясь от работы, махнул рукой.

В училище стали отрабатывать действия поротно, побатальонно, в составе всего училища по команде «Тревога».

Целая наука, должен вам доложить! Дневальный кричит:

— Рота, подъем! Тревога!

Но свет не включает, горит дежурное освещение.

Те курсанты, что спят ближе к окнам, бросаются со своими одеялами и закрывают их, в окна заранее вбиты гвоздики. Есть свернутая в рулоны бумага, она висит над окнами, но она такая старая, что уже почти не разворачивается, а рвется.

Отсюда и появилось выражение: «строиться на подоконниках с простынями», или «строиться на подоконниках с тумбочками на вытянутых руках»!

Через сорок минут после объявления тревоги, училище должно покинуть расположение. Почему сорок минут? Столько времени летит ракета с ядерным зарядом от Америки до Советского Союза. В частности до Кемерово.

Ну, а потом, если удар не нанесен по нам, нужно эвакуировать училище, перебазировать его в новое, секретное место. Демонтировать и перевозить аппаратуру, потом монтировать ее заново — тяжкий труд.

Нашему взводу досталась кафедра радиорелейной связи.

Полковник Меркулов, прохаживаясь мимо нас сгорбленной походкой в туристических ботинках, а не уставных, рассказал о задаче, стоящей перед нами. В конце заметил. Если это произойдет и придется перевозить кафедру, то награждать за этот подвиг будет некого.

— Почему, товарищ полковник?

— Вы все умрете от грыж.

Все заржали. Полковник оставался неприступно суров.

Дни становились похожими друг на друга. Множество информации на занятиях, что-то новое в армейской жизни, постепенно вытесняли из памяти прежнюю жизнь. Хоть с присяги прошло и не более месяца. Всем уже казалось, что мы живем в казарме целую вечность. И все, что было раньше — не с нами. Как во сне, иногда всплывают какие-то образы, говорят, что это рудиментарная память, что-то было с нашими предками или с тобой, но в иной жизни. Только периодически хотелось выпить. Стакан портвейна или водки. Залпом, вытряхивая последние капли в широко раскрытый рот. Потом выдохнуть, утереть рот рукавом и, не спеша, закусить черным хлебом. Сначала понюхать его зажаристую корочку, вдохнуть полной грудью приятную горечь. На секунду задержать вдох, потом положить в рот. Сверху — сало, зубок чеснока, штык-ножом отковырять большой кусок говяжьей тушенки и с дрожащим желе, аккуратно, чтобы не порезаться, положить в рот. У-у-у-у! Этот сон мне часто снился. Очень часто! Не хронический алкоголик, но очень хотелось выпить. Очень! Я чувствовал вкус водки на языке и в глотке. Мне снился запах портвейна «Агдам». И команда в ухо дневального «Подъем через десять минут!» вырывала меня из объятий Морфея.

Оказывается, не одному мне хотелось выпить. Многим, очень многим. Часто слышал от своих товарищей о подобных желаниях. Но, увы, выпить нечего было, а нагрузки, которые возрастали ежедневно, вытесняли мысли об алкоголе. Днем, а вечером и ночью хотелось выпить! Отчаянно хотелось выпить!

Так получилось, что Бударацкий все-таки загнал меня «на орбиту». Три плюс два это сколько? Правильно — пять. Пять нарядов вне очереди предстояло мне отпахать. Казалось бы — фигня. Увы. Вроде бы дежурный по роте, не дневальный, не моешь полы, не драишь очки в туалете, не моешь официантом посуду за всей ротой. Но все равно бегаешь, как собака за всеми. И гавкаешься со всеми. Как собака.

Тут как назло забилась канализация, стоит дерьмо в очках — плавает. Хрен знает от чего. Кто виноват? Что делать? Виноват дежурный по роте, потому что не досмотрел, может, дневальный тряпку вместе с водой спустил в канализацию, а может, кто сапоги чистил в туалете, да щетка сапожная выскочила и улетела. Хрен его знает!

И у нас все стоит, да в сорок первой, что под нами тоже все в говне. Ну, этим-то не привыкать! Есть там, конечно, несколько нормальных мужиков. Юрка Пальчиков, Леха Павленко, да еще несколько.

Не хочется нам самим в говне ковыряться плавучем, вызвали с грехом пополам сантехников. Они гражданские.

Бригадир у них дед старый и двое помощников…