Мат - Алкин Юрий Львович Страница 33

Хорошо, конечно, что он все-таки подплыл. Это было бы невероятно, дико глупо — приехать на этот ненормальный курс и вот так утонуть, во время случайной прогулки, в трех часах езды от города. И главное, утонуть, словно последняя дура, пытаясь доказать неизвестно что неизвестно кому и неизвестно зачем. Всю жизнь она кому-то что-то доказывает… Себе, другим… А зачем, спрашивается? Утони она сейчас, и все, к чему она стремилась, для чего работала сутки напролет, осталось бы недостигнутым. И никого бы это не взволновало. Кроме мамы, конечно. Мама бы от этого не оправилась.

А на работе… На работе Барнетт вздохнул бы, покачал своей благородной головой и произнес: «Жаль… Она подавала большие надежды». Ей показалось даже, что она слышит его низкий голос: «Подавала надежды…» А потом голос сменил грусть на озабоченность и строго вопросил: «И кого мы теперь поставим во главе этого проекта?» И о ней забыли бы уже через неделю. Разве что год спустя, встретив ее имя в старых бумагах, какой-нибудь новичок поинтересовался бы: «А это кто? Она еще здесь?» И кто-нибудь другой равнодушно ответил бы: «Куда там, здесь. Утонула она в прошлом году. В глуши где-то… Послали ее учиться на неделю, сошлась она там с кем-то… Поехала с ним гулять да и не вернулась».

Так вот зачем он меня спас! — сообразила она. Ну, может, не только поэтому, но вернись он один, ему долго бы пришлось доказывать свою невиновность. И еще неизвестно, удалось бы ему это или нет. Классический ведь сюжет… Парочка, лодка, несчастный случай. А так — и неприятностей нет, и он — герой. Да еще какой! Дуру эдакую, самонадеянную спас. Жизнью рисковал… как был в одежде, в воду прыгнул…

Она почувствовала, что несправедлива к Роберту, но поделать с этой злостью ничего не могла. Да и не хотела. Вместо приличествующей случаю благодарности, в ней клокотало раздражение. Супермен доморощенный. Хоть бы словом упрекнул. Намекнул бы хоть как-то на то, что он предупреждал. Нет ведь, на берег вытащил, в чувство привел, костер в пять минут соорудил, на лодку сплавал — и все так, как будто он только этим с утра до вечера и занимается. А может, и занимается. Кто его знает, что он после работы делает. Да и на работе тоже. Теперь сидит здесь себе и демонстрирует железную выдержку. Словно взрослый с ребенком. И все было бы хорошо, но ведь это тот самый мерзавец, который женщин вообще за людей не считает. Да он свою собаку и то быстрее спасал бы! Грош цена всей его помощи после разговора, о котором Кевин рассказывал. Вот именно: грош цена!

Стелла угрюмо покосилась на Роберта. Он смотрел на костер с тем видом комфорта и расслабленности, который нормальные люди имеют, развалившись перед телевизором на любимом диване. Уже почти стемнело, и блики огня, освещавшие его спокойное лицо, делали его похожим на охотника, остающегося на запланированный ночлег в лесу. Вот только на костре сходство с запланированным ночлегом заканчивалось.

Роберт почувствовал взгляд и повернулся к ней.

— Ну, как ты? — спросил он.

Стелла сделала усилие и постаралась ответить вежливо. В конце концов, он ее спас, чем бы при этом ни руководствовался.

— Нормально. — Ее тон все-таки оставался сухим.

— Если сможешь, постарайся заснуть. Мы пойдем, как только рассветет.

— Туда? — Стелла показала в ту сторону, откуда их так неудачно привезла лодка.

— Нет, туда, — Роберт ткнул пальцем куда-то за спину.

— Хочешь уйти подальше от озера?

— В некотором роде.

— Зачем?

— Где-то там должна быть дорога. Лучше потратить лишние три часа, но дойти до нее.

Он был снова прав. И это раздражало больше всего.

— Ты будешь спать? — поинтересовалась она, чтобы не молчать. Было очевидно, что его молчание абсолютно устраивало.

— Скорее всего, — кивнул Роберт.

— А я думала, супермены никогда не спят, — съязвила Стелла.

Это было уже совсем глупо.

— Спят. Когда удается.

— А как же дикие звери?

— Здесь никто опаснее кугуара не водится. А кугуар к огню не подойдет.

— А медведи?

— Во-первых, они приходят на запах еды, так что у нас им делать нечего. А во-вторых, их здесь нет.

— Тогда знаешь что… — Стелла поднялась, остро ощущая, что делает глупость. — Я пройдусь. Посижу у воды.

Он должен был спорить. Хотя бы предупредить, чтобы она не отходила далеко. Но он только посмотрел на нее с каким-то веселым интересом и сказал:

— Как хочешь.

А затем повернулся к огню и замолчал. Стелла стиснула зубы, мысленно проклиная все на свете, встала и, сама не зная зачем, направилась к темной громаде озера. Когда пламя костра осталось позади, она поняла, что Роберт мог истолковать ее прогулку совсем неверно. А уж фраза «посижу у воды» обращалась при этом из правды в какое-то неуклюжее объяснение с ехидным подтекстом.

В кустах хрустнула ветка. Хоть бы зверь какой-то, с угрюмой надеждой подумала Стелла. И там действительно оказался зверь. Маленькая желто-серая белка. Она выскочила на траву, с любопытством изучила Стеллу темными бусинками глаз и неслышно исчезла. Ей явно было не до людей и их глупых игр.

Когда она вернулась, Роберта у огня не было. Костер весело потрескивал в полном одиночестве, озаряя летящим светом стволы елей. Было что-то странное в этом хорошо сложенном костре, вокруг которого не было ни малейших атрибутов привала — ни вещей, ни еды, ни даже людей. Только куча хвороста неподалеку. Стелла вздохнула и, ступив в теплый круг, присела на землю. За двадцать минут прогулки вся детская злоба выветрилась. Осталось тяжелое взрослое недовольство — собой, Робертом, всей ситуацией. Да еще это ноющее ощущение в желудке.

Она вдруг с удивлением осознала, что ее совсем не беспокоит отсутствие Роберта. Не то чтобы это было ей безразлично — напротив, перспектива ночевать одной в лесу совершенно не радовала. Но она просто знала, что Роберт вернется. Это было странно — не рассчитывать на его возвращение, не догадываться, а просто знать. Знать с той же степенью уверенности, как о восходе солнца. И тем более странно это было потому, что знакомы они были всего-то три дня, и знакомство это вряд ли можно было назвать приятным.

Слева в отдалении раздался треск — кто-то уверенно и напористо шел к костру. Стелла внутренне напряглась. Конечно, это Роберт. Кто же еще это может быть? А что, если нет? Кто тогда? И, вообще, человек ли там? Темнота между стволами вдруг напиталась враждебностью и тревогой. Треск на мгновение стих, затем возобновился, приблизился, и мгновение спустя, отбрасывая длинную стелющуюся тень, на свет вышел Роберт. В руках он нес какой-то мешок, при ближайшем рассмотрении оказавшийся его курткой.

— Наш ужин, — сообщил он, как будто они закончили говорить секунду назад.

Он присел возле костра, положил куртку на землю и аккуратно развернул ее. Куртка оказалась полна крепких пузатых грибов. После голодного вечера они выглядели очень аппетитно.

— А как мы их будем готовить? — спросила Стелла, на мгновение забывая обо всем. Ее щекотало какое-то детское любопытство. — Пожарим?

Ей почему-то представились дымящиеся грибы, нанизанные на палочки. Или так их сушат?

— Лучше всего было бы, конечно, сварить, — сказал Роберт. — Но не в чем. Так что будем печь на углях. Дай-ка мне, пожалуйста, вон ту палку.

Может быть, все дело было в голоде, но печеные грибы оказались вкуснее, чем сотворенный профессионалом вчерашний обед. Им явно не хватало соли, они немного отдавали горечью, но, тем не менее, они были великолепны. Когда сосущее ощущение в желудке уступило место приятной тяжести, Стелла обнаружила, что ей больше не хочется пререкаться.

Разговор как-то сам собой зашел о том, что случилось с лодкой и кого они должны благодарить за ночлег на холодной земле. Стелла считала, что это, несомненно, дело рук того же интригана, который пытался шантажировать Алекса.

Недавнее купание в ледяной воде делало ее непримиримей, чем обычно, и она только и мечтала о том, как выведет негодяя на чистую воду. Роберт с ней не спорил, но в ответ на вопрос о том, кого подозревает он, сказал, что подозревать можно тех, кому это выгодно, а выгодно это было всем.