Олег Рой - Нелепая привычка жить Страница 34

Он торопливо шагнул в сторону… и вдруг увидел ее. Снова, как и несколько недель назад, в саду у казино, она стояла над телом и смотрела вниз. На лице ее было то же самое выражение, что и тогда, но теперь Виталий понял, что оно означает. Это была удовлетворенность мастера своей работой. Работой мелкой, рутинной, малоинтересной, но которую изредка приходится выполнять даже лучшим специалистам. Не всегда повар-виртуоз готовит кулинарные шедевры – иногда он жарит и самую обыкновенную яичницу. Одаренный писатель иногда строчит на бегу коротенькие записки для родных «не волнуйся, буду поздно», а талантливому художнику может понадобиться быстро покрасить батарею отопления в своей квартире. И тогда они не вкладывают в этот труд всю душу. Просто закончат работу, кинут быстрый оценивающий взгляд, убедятся, что все сделано хорошо, и отправятся творить дальше.

Дама посмотрела на труп, потом подняла голову, встретилась глазами со взглядом Виталия и усмехнулась:

– А я ведь предупреждала тебя: будь осторожен в своих словах! Я ж тебе сказала, что иногда люблю зацепиться за одну случайную фразу. Иногда я исполняю подобные просьбы, будто бы оброненные невзначай. Ты пожелал ей смерти – и ее тут же не стало.

Только сейчас он разглядел, что одета дама в этот раз была ярко и броско, даже безвкусно. На плечах полушубок из натурального меха – это в мае-то месяце! – на голове блондинистый парик, в ушах огромные тяжелые серьги, на пальцах – множество золотых колец с крупными камнями. Дама была очень сильно накрашена, почти размалевана, но, несмотря на это, казалась намного моложе, чем в казино. И совсем не худощавой, даже наоборот, скорее, полной.

«Наверное, именно так и представляла себе Смерть эта несчастная нищенка, – пронеслось в голове у Виталия. – Получается, для нее кончина была благом?»

Дама удовлетворенно кивнула:

– Молодец, догадался. Я смотрю, ты начинаешь соображать… Ну что, надеюсь, теперь ты мне поверил? И наконец-то перестанешь уговаривать себя, что я – только необычный сон?

Он хотел ответить, но она жестом остановила его:

– Помолчи! Сейчас не время и не место. Обсудим все завтра, как договорились.

Он был уверен, что не сможет заснуть в эту ночь, но снова мгновенно отключился, едва коснулся головой подушки. Вырубился, как говорила в таких случаях Долька. А около одиннадцати утра уже подъезжал к сторожке.

В глубине души он еще надеялся, что не встретит никого на поляне, но в то же время отчетливо осознавал, что надежды эти напрасны. И нисколько не удивился, увидев ее сидящей все на том же месте, в странном кресле. Скорее, он изумился бы, если бы дамы там не оказалось. Но она была – а значит, им предстоял новый разговор.

– Ну, здравствуй, – строго сказала она. Сегодня у нее опять был новый имидж. Большие очки в толстой старомодной оправе, рыжеватые, точно подкрашенные хной, волосы собраны на макушке в небольшой пучок. Невзрачный темно-бордовый вязаный жакет, бежевая блузка с воротником-стойкой, коричневая юбка-миди и коричневые же туфли на плоской подошве. Настоящая училка – разве что указки и классного журнала с «двойками» не хватает.

Виталий вышел из автомобиля и молча направился к своему «старому месту» на лавке у стены. Приветствовать собственную смерть и уж тем более желать ей здравия ему показалось абсурдным. Женщина скривилась:

– Какой ты все-таки некультурный! Разве не знаешь, что не отвечать, когда с тобой здороваются, невежливо? И садиться без приглашения дамы – тоже дурной тон… Впрочем, откуда тебе это знать? Ты же как был, так и остался деревенским мальчишкой. Носишь галстуки за тысячу долларов, а не знаешь элементарных правил этикета. Собственную жену называешь супругой.

– А что в этом особенного? – не понял Малахов.

– То, что это не принято. Слова «супруг» или «супруга» можно употреблять только по отношению к кому-то другому: ваш-ваша или его-ее. А моя всегда только жена. Ладно уж, можешь сесть.

Виталий опустился на скамью, чувствуя себя просто по-идиотски. Он ожидал от этой встречи всего, чего угодно, – но уж никак не того, что Смерть будет учить его хорошим манерам.

– Ну что? – улыбнулась она. – Так и продолжаешь убеждать себя, что я сумасшедшая, сбежавшая из местного дурдома?

Он покачал головой:

– Тогда бы у тебя не было никаких сведений обо мне. А ты в курсе моего прошлого, моих воспоминаний, поступков, о которых никто не знал, моих мыслей… И потом, все то, что я испытываю, находясь рядом с тобой…

Он не договорил, прислушиваясь к своим ощущениям. В этот раз не было ни ступора, ни панического ужаса. Даже наоборот – он чувствовал себя довольно комфортно. Настолько, насколько может быть комфортно человеку, которому суждено вот-вот умереть.

Дама довольно улыбнулась и кивнула:

– Вижу, что ты не просто так потратил время между нашими встречами. Размышлял и кое до чего додумался сам… Что же, молодец. Не сомневаюсь, что у тебя накопилось множество вопросов – можешь задавать.

Так оно и было. Малахову не терпелось выяснить массу вещей, но начал он с самого главного:

– Когда я умру? Сегодня, сейчас?

Она посмотрела на него поверх очков.

– За сегодня и завтра можешь не беспокоиться. Я тебе обещаю, что это произойдет после следующей нашей встречи, которая будет… Ну, скажем, опять послезавтра. Во вторник.

Значит, на все про все у него осталось двое суток. Виталий застонал и спрятал лицо в ладонях.

– Ну почему?! Почему так рано? Мне же всего сорок лет…

– Всего? – переспросила она с усмешкой. – Ты же сам совсем недавно говорил: целых сорок. Мол, это уже солидный возраст, почти старость, все уже позади…

Но ему было не до ее иронии.

– За что? Чем я это заслужил? Что я сделал?

– Можно подумать, ты праведник! – снова усмехнулась она. – Поразмышляй-ка на досуге – есть ли на свете грехи, которых ты не совершил? Хотя бы за последний месяц? Слышал когда-нибудь о смертных грехах? Ну да ладно, я тебе не исповедник, и мне нет до этого никакого дела. И вообще, если бы я забирала вас в зависимости от того, кто как себя вел… Это уже каким-то детским садом попахивает, ты не находишь? Вот ты плохой мальчик, отправляйся в чулан. А ты хорошая девочка, на тебе конфетку.

– Тогда чем же ты руководствуешься в своем выборе? Почему одни уходят с тобой рано: в юности или даже в детстве… Да что там – сразу после рождения! А другие остаются жить до глубокой старости, когда и им существование не в радость, и сами они становятся в тягость окружающим? Кто это решает? Бог?

– Бог?.. – повторила она задумчиво. – Знаешь, меня вообще всегда изумляли ваши людские представления о Боге и о Дьяволе. На самом деле все выглядит совсем иначе… Не сомневаюсь, что Сатану, каким вы его рисуете в ваших сказках, вы специально выдумали для того, чтобы оправдать свои же подлые стороны души. Да и Бог для вас – только способ решить проблемы. В церковь вы ходите, как в супермаркет, когда что-то понадобится – пошли мне, Боженька, прибыль побольше, должность новую или мужа чужого, а я тебе за это свечку поставлю…

– Но кто же тогда решает, жить нам или умирать? Неужели ты?

– Думаю, тебе знакомо такое понятие, как судьба… Каждому из вас предопределен некий путь, то, что вы называете «на роду написано». И обычно в течение земной жизни человек более или менее четко следует этому пути. От рождения и до встречи со мной.

– И что, эту программу никак нельзя изменить?

– В том-то и дело, что можно, иначе это было бы слишком скучно. На программу, как ты выразился, влияет очень и очень многое. Случай. Сам человек. Другие люди, которые его окружают. Всевозможные обстоятельства. Ну, в том числе и я. В конечном счете именно я принимаю решение, когда тот или иной человек покинет этот мир.

– И от чего же зависит это твое решение?

– Да каждый раз по-своему. Иногда просто от какой-то одной случайной фразы. Ведь каждый случай особенный. Не думаю, что для тебя будет новостью услышать, что все люди разные. При всей схожести, при многих общих чертах, все вы – особенные. И любой, кто стремится себя осознавать, готов бороться за эту свою особенность, отстаивать свое неповторимое «Я». Мир не случайно устроен так, что каждый человек – это центр вселенной. Во всяком случае, пока он живет на земле. Оттого-то я и хожу к вам, и разговариваю…

– И решаешь за нас, жить нам или умереть? – Он сам не знал, зачем расспрашивает ее так подробно. Да, конечно, хотелось узнать как можно больше… Но он уже не сомневался в том, что все усилия будут бесполезны. Его участь уже была определена.

– Ну, случается, даже вы берете на себя смелость решить, продолжится чья-то жизнь или оборвется. Один сам лезет в петлю, другой бьет соседа дубиной по голове, а третий приказывает сбрасывать бомбы на город. Но и тут не так просто… Кто-то умрет, а кто-то нет. Потому что его время еще не пришло.