Видиадхар Найпол - Территория тьмы Страница 34

Это служило доказательством его таланта. В Индии поэтам и музыкантам приходится играть свою роль до конца: от них требовалось быть печальными и крепко пить.

Но Кадыр выглядел совсем юным, совсем бедным.

— Ты правда пьешь? — спросил я его.

Он ответил просто:

— Да.

— Читай, — приказал ему Башир.

— Но он же не поймет урду.

— Читай! Я переведу. Это нелегко, вы понимаете. Но я переведу.

Кадыр стал читать стихи.

— Он рассказывает, — пояснил Башир, — о дочери бедного лодочника, понимаете… Он говорит в своем стихотворении, что она дарит цвет розе. Понимаете, мистер? Другой, наверное, сказал бы, что роза дарит цвет щекам девушки. А он говорит, что девушка дарит цвет розе.

— Очень красиво, — сказал я.

Кадыр устало проговорил:

— В Кашмире есть только красота, и больше ничего.

Потом Башир, блестя своими большими глазами, продекламировал какие-то строки и пояснил, что их можно прочесть на одном могольском здании в Дели. Он вдруг сделался сентиментальным и принялся рассказывать:

— Однажды англичанин гулял по холмам. И увидел под деревом девушку-гуджаратку. Она была очень красивая. И она читала Коран. Англичанин подошел к ней и спросил: «Ты выйдешь за меня замуж?» Она оторвала взгляд от Корана и ответила: «Конечно, выйду. Но сперва ты должен отказаться от своей веры и перейти в мою». Англичанин сказал: «Конечно, я переменю веру. Я люблю тебя больше всего на свете». И он переменил веру, и они поженились. Они жили очень счастливо. У них родилось четверо детей. Один сын стал полковником в армии, другой стал подрядчиком, а дочь вышла замуж за шейха Абдуллу. Англичан был очень богат. Слишком много денег. Он владел отелем «Неду». Знаете отель «Неду»? Лучший в Шринагаре.

— Лучший — «Оберой-Пэлас», — возразил Кадыр.

— Лучший — «Неду». Лучший отель. Ну вот, вы поняли — она англичанка!

— Кто?

— Жена шейха Абдуллы. Чистокровная англичанка.

— Она не может быть чистокровной англичанкой, — возразил Кадыр.

— Чистокровная англичанка. Ее отец был англичанином. Он владел отелем «Неду».

Вот так, в этом мифотворческом ключе, разговор часто переходил на шейха Абдуллу. Почему же шейх Абдулла рассорился с Нью-Дели? Один человек сказал, что индийское правительство захотело тогда купить Почту, а шейх Абдулла не желал ее продавать. Что тут подразумевается, ясно: произошла грызня из-за требования большей автономии. Однако мой информант считал, что Почта — это здание почтового отделения на Набережной, где торговали всякой всячиной и каждый день делали неплохой оборот. Его-то, по мнению моего собеседника, и желало похитить индийское правительство у Кашмира. Это был образованный человек, и можно не сомневаться, что факт требования большей автономии подвергся значительному искажению и упрощению, прежде чем его довели до сведения крестьян. Пропаганде необходимо находить свой уровень, а средневековая пропаганда была так же страшна своей умной простотой, как и любой другой метод скрытого внушения. Пакистанское радио заявляло, что огромные деньги, которые расходуются в Кашмире на образование, служат средством для подрыва Ислама и Закона; и это оказывалось более действенной пропагандой, чем выставленные кашмирским правительством щиты с фактами и цифрами, касающимися развития штата.

— Но ведь шейх Абдулла пробыл министром больше пяти лет. Что же он делал?

— А, в этом-то вся соль. Он ничего не делал. Он ни от кого не хотел принимать помощи. Он хотел, чтобы народ Кашмира научился стоять на собственных ногах.

— Но, если он ничего не сделал за пять лет, то почему вы считаете его великим? Приведите мне хотя бы один пример его величия.

— Я вам приведу пример. Случился такой год, когда рис не уродился, и люди начали голодать. Они пришли к шейху Абдулле и сказали ему: «Шейх Абдулла, у нас нет риса, мы умираем от голода. Дай нам риса». И знаете, что он им ответил? Он ответил: «Ешьте картофель».

В этом не было ничего смешного: шейх дал благоразумный совет. Индийцам нравится есть то, что они ели всегда, а основные продукты питания разнятся от провинции к провинции. В Пенджабе, например, едят пшеницу. В Кашмире, как и на юге страны, едят рис. Причем один только рис — огромные порции риса, сдобренные разве что чуточкой томатного соуса; именно они давали силы подвижному маленькому телу Азиза. Когда не было риса, кашмирцы голодали; может, у них и был картофель, но картофель ведь не еда. В этом-то и заключалась суть совета шейха Абдуллы. Излишне и говорить, что его совету не вняли, зато впоследствии превратили его в образец почти пророческой мудрости, о котором следовало с восхищением рассказывать потомкам. И вот не стало пищи на земле, и народ пришел к вождю и сказал: «У нас нет еды. Мы умираем от голода». А вождь ответил: «Это вы так думаете, будто у вас нет еды. Но у вас же есть картофель. А картофель — это еда».

По дорогам то и дело проносились белые джипы и универсалы. Днем они, похоже, возили на пикники женщин и детей в соломенных шляпках, а вечером — игроков в бридж. На этих джипах и универсалах виднелись тонкие квадратные буквы: ООН; они наблюдали за линией прекращения огня. В Кашмире эти машины казались таким же анахронизмом, как часы с боем в декорациях к «Юлию Цезарю»[5].

Но деньги в Кашмире водились — и теперь больше, чем когда-либо ранее. Мне рассказывали, что в 1947 году во всем штате насчитывалось пятьдесят два автомобиля, — теперь же их число выросло почти до восьми тысяч. В 1947 году плотник зарабатывал две-три рупии в день, сейчас же он мог заработать одиннадцать рупий. Новое богатство сказывалось и в возраставшем количестве женщин в покрывалах: для какого-нибудь кучера тонги или продавца топлива новая, закутанная в покрывало жена становилась символом его положения. Предполагается, что в Кашмире, как и в остальной Индии, около трети средств, отведенных на развитие хозяйства, уходит на коррупцию и обмен подарками. И это не считается чем-то зазорным. Кашмирский портной с завистливым восхищением рассказывал о своем друге патвари (это что-то вроде инспектора и хранителя документов), который за один день порой умудряется собрать сто рупий; водитель грузовика с таким же восхищением относился к инспектору дорожного движения, который ежемесячно получал от водителей грузовиков деньги за «защиту». Время от времени в прессе и парламенте происходил взрыв возмущения коррупцией, и тогда в отдельных местах мгновенно принимали различные меры. Например, в одном штате министр обвинил в коррупционных замашках собственного привратника: привратник, мол, кланялся ему слишком низко и слишком часто, явно показывая, что ждет чаевых. Архитектор в Дели сказал мне, что даже такие символические попытки «искоренить» коррупцию по-своему вредны и опасны: Индии необходима система, а эта система — единственная, какая тут работает.

От инженера я узнал, как эта система работает в Кашмире. Подрядчик выкапывает, скажем, сто кубометров земли. А счет подает на двести кубометров. Именно для пресечения подобных мошенничеств Индийская гражданская служба разработала метод проверки и встречной проверки. Нужно проверить, соответствует ли истине заявка подрядчика; результат этой проверки также необходимо подтвердить; полученное подтверждение тоже, говоря коротко, следует одобрить. В основательности такой системы и заключается ее справедливость. Когда проверка завершается на всех уровнях, то все, от начальника до гонца, уже посвящены в подоплеку дела, и каждому необходимо сделать подношение. С подрядчика взимается четко установленная доля от дополнительной прибыли, и эту долю распределяют — опять-таки в четко установленных пропорциях — между всеми работниками департамента, участвовавшими в операции проверки. Все это заранее регламентировано и делается открыто; все проходит — как, улыбаясь, сказал инженер, употребив типичный оборот гражданской службы, — «через должные инстанции». И ни одному правительственному чиновнику практически невозможно уклониться от этой практики, да никто особенно и не хочет этого делать. Взяток ожидают; подрядчик, который выроет сто кубометров и пришлет счет за сто кубометров, скорее всего попадет в беду. Действительно, случалось такое, что гражданского служащего, который протестовал против коррупции, переводили в другое место или вовсе увольняли — за коррупцию. «Даже если подрядчик — родственник, — говорил инженер, — он все равно должен что-то давать. Таков принцип всей системы». Начальник не обязательно получает самую крупную часть от одного сбора; но в итоге он, конечно, наживается больше своих подчиненных, потому что ему достаются отчисления от большего количества сборов.