Владимир Спектр - Русский жиголо Страница 34

Он переводит дух и снова откидывается на спинку. Бросает в пепельницу изжеванный окурок и тут же прикуривает новую сигарету.

– Что же я должен делать?

– А ничего такого, – затяжки Тимофей делает глубокие и частые, сигарета уже скурена до середины, – да ниче не надо делать, прикинь?

Он снова смеется, гогочет, словно старая дряхлая утка, нет, скорее, как гусь, старый, больной гусь, гогочет, а потом снова резко умолкает, мутно глядит на меня с мгновение и продолжает:

– Просто надо отвечать на некоторые наши вопросы, следить за перемещениями, встречами, попытаться найти кое-какие документы. Ничего особенного.

– А если я откажусь?

– Ну! – восклицает лысый и поднимает руку, подзывая официантку, – ты же знаешь. Был бы человек, а статья найдется. Мы пока только немного посмотрели, пробили тебя по своим каналам, а уже нашли кое-что. Ты ведь в клубном мире крутишься. Nightlife, бля. «It's a first day, la, la, la!» Наркотики, проституция и все такое.

– Что за ерунда? Я занимаюсь клубным промоушеном. Я организовываю вечеринки, и все. Это легальный бизнес. Никакого отношения ни к торговле наркотиками, ни к проституции я не имею.

– Ага, точно, не имеешь. Просто балуешься немного. И не надо на меня так глядеть, кабы у тебя, бля, гляделки вдруг не лопнули. В наше время никто ни от чего не застрахован. Сам знаешь, примут с какой-нибудь херней, потом век не отмоешься… Ты, кстати, как? Не хочешь? – он кивает в сторону сортира и на мгновенье замолкает, тушит окурок и сразу же прикуривает следующую сигарету. – Да к чему все это? Ты что же, отказываешься?

Взгляд лысого, колючий и злой, рентгеном впирается прямо в мои глаза. Я невольно отвожу их, прячу, перевожу на стену с облупившейся светло-голубой краской, ищу хоть какую-нибудь дерьмовую картинку, чтобы зацепиться за нее, лишь бы не смотреть на лысого.

– Я не отказываюсь, – наконец выдавливаю я, – но и не соглашаюсь. Я думаю.

– А ты думай активнее! – почти кричит лысый. – Шевели мозгами-то! Напрягай извилины! Ты знаешь, какие тут люди играют? Если есть деньги, то решить по человечку вопрос, закрыть его, это не проблема. Даже не тема. Особенно если человечек так, пустое место. – Для пущей убедительности он показывает на пальцах, какой я маленький человечек. – Не стоит лезть под поезд, под каток, бля, сечешь? Нам про твою житуху блядскую, про то, сколько стоят для любой, бля, почтенной богатой старушки твои услуги, все известно, дружище, ага!

Мне настолько не по себе, что я решаю плюнуть на все и соскочить с диеты, выпить бокал пива. Поднимаю руку.

– Правильно, – поощряет меня Тимофей, – к черту эти диеты! Давай ебанем за знакомство.

Подходит унылая официантка в возрасте и грязном фартуке. Тимофей заказывает два двойных виски.

– Я хотел пива, – вяло сопротивляюсь я.

– Хотел пива, а в твоем положении лучше принять вискарика, – голос у Тимофея почти сочувственный. – Крепкий алкоголь хорошо прочищает мозги.

– Ну, и о каких суммах речь идет? – спрашиваю я, так просто, чтобы не молчать.

– Все зависит от того, как сильно ты нам поможешь. Ну, для начала могу тебе пару штучек одолжить. Так, на первое время, а там поглядим, как оно пойдет, – на этих словах лысый запускает руку в карман своих штанов и вытаскивает скомканные стофунтовые бумажки. – Вот, – говорит он, кидая деньги на стол, залитый пивом, – вот, посчитай-ка.

Я насчитываю всего тысячу двести двадцать фунтов.

– Ну, сколько есть, – пожимает плечами Тимофей, – говорю же, погуляли вчера неплохо. Да ты бери, бери, хули думать.

Неуверенно убираю деньги в карман. Стучать я не собираюсь, но раз лох дает лавэ, грех не воспользоваться.

– Только за стол ты платишь, я теперь на мели, – смеется Тимофей.

Еще спустя час в грязном и пропахшем мочой туалете лысый делает здоровые дороги на крышке унитаза, даже не удосужившись протереть ее бумажным полотенцем.

– Вляпался ты, Филипп, вляпался, брателло, – горячечно шепчет он. – Такая тема, эта твоя Вероника не простая падла. Все это звенья одной цепи, все это жуткая подстава, всему нашему миру подстава. Всемирное кидалово. Думаешь, денежки к ней с неба свалились? Думаешь, вот так за здорово живешь можно особняк на Рублевке отхватить?

На какое-то время он умолкает, склонившись над унитазом и жадно втягивая в себя кокаин.

– Бля-я-я-я! – он резко вскакивает, бешено трет нос тыльной стороной ладони и передает мне свернутую в трубочку старую, советскую еще, трешку, изрядно мятую и измочаленную.

С удивлением смотрю на нее и тоже склоняюсь над унитазом.

– Видал? – говорит Тимофей. – Талисман мой. Сколько наркоты через нее просеяно – можно просто так к носу поднести, и уже вставляет, накрывает реально, особенно с утра, с похмелюги, сечешь?

Кокаин действительно отличный, вставляет быстро и сильно, словно удар током, мозги проясняются.

– Ты мне расскажи про Веронику, – прошу я Тимофея, – что за тема такая?

– Это, брат, мерзкая тема, тебе пока не стоит в нее с головой нырять, а то не вынернешь еще, не дай бог! – он улыбается, кривит губы как-то плотоядно, словно мелкий хищник, степная крыса или опоссум.

– И все же, – настаиваю, – если уж решился вам помочь, должен же я быть в курсе…

– Ты не ссы, не ссы.

Мы идем за столик и снова пьем, Тимофей заглатывает виски стаканами, безостановочно требуя повторения.

– Да ты узнаешь все в свое время, а пока скажу тебе, что тема эта ненормальная, извращенная, темная, не совсем даже человеческая.

– То есть? – от удивления я широко открываю глаза.

– Вот именно, – кивает мой новый знакомый, – античеловеческая тема. Вот такая хуйня. Ну что, еще по одной?

24

На третий день нашего пребывания в Лондоне она все-таки врубается. На третий день нашего пребывания она все-таки находит нужным присесть рядом со мной, пока я принимаю ванну с лепестками роз и ванильной пеной, поцеловать меня в губы, заглянуть мне в глаза и спросить с задушевной хрипотцой:

– Что случилось?

В это время, около часу дня, я почти что расслаблен, а из спальни доносится эта прикольная новая песенка Pet Shop Boys – «The Sodom And Gomorrah Show», я курю джойнт с дерьмовым сканком, купленным вчера на Кэмдэне, и пью диетическую колу.

– Что случилось, милый?

Она произносит эту фразу так по-театральному неестественно, что я морщусь, кидаю джойнт в унитаз, но промахиваюсь, и он так и остается тлеть на кафельном полу, ставлю недопитую колу на край ванны и с головой погружаюсь под воду, а когда выныриваю, она все еще сидит на корточках возле ванны и ждет ответа.

– Что-то ведь случилось, правда? – шепчет она.

На ней только белый махровый халат с эмблемой отеля.

Я молча встаю и, стараясь не смотреть в глаза Веронике, принимаюсь вытираться махровым полотенцем с такой же эмблемой, что и на ее халате.

Она смотрит на мое тело, скользит взглядом по рукам, груди, ненадолго задерживаясь на смешной татуировке в стиле tribal, опускается ниже и останавливает взгляд на уровне члена.

И, конечно, я знаю, что она хочет меня. Я знаю, что сейчас, как никогда, я могу управлять ею. Если кто-то и был у нее в Москве, то скорее всего он так и не смог дать того, что ей так необходимо. Возможно, он был красив, молод и энергичен, но вот был ли он настолько порочно сексуален, настолько обольстительно покорен?

Вероника не из тех женщин, что предпочитают берущих нахрапом самцов. Она не ищет примитивного секса, грубого срывания юбок и банального кунилингуса. Все это она прошла много лет тому назад. Ей нужен мужчина-шлюха, самец-сучка. Ей нужна настоящая мужская стерва. Она ждет от своего партнера тотальной передачи власти над собой, безоговорочного послушания, принятия наказания как изысканной ласки. Она готова снести за это капризы и растранжиривание, сумасбродство и истерики. Ей даже нравится подобное поведение.

А вот ты много знаешь нормальных, именно нормальных мужчин, способных на эту девиацию, детка? Дело в том, что Вероника никогда не удовлетворится обществом сексуально извращенного маньяка, вечно мастурбирующего ублюдка, порнографа, думающего только в одном направлении, насколько бы он ни соответствовал ее прихотям в отношении секса. Ей не нужно озабоченное животное мужского пола, растерявшее свой интеллект, личность в состоянии распада. Она ищет общества милого и спокойного, образованного и надежного, спортивного и симпатичного, стильного и духовно развитого спутника. Породистого самца-шлюхи.

– Ну, что такое с нашим мальчиком? – она протягивает ко мне руку.

Из спальни слышны первые аккорды «I'm With Stupid» все тех же Pet Shop Boys, транслируется, похоже, запись какого-то из их недавних концертов.

– Ну же! – нетерпеливо вскрикивает Вероника.

Я отодвигаюсь, не даю ей дотронуться до себя и обертываю бедра полотенцем.