Марио Льоса - Война конца света Страница 34

Он дрожал от холода; болели плечо, шея, голова. Чтобы отвлечься от мыслей о ранах, он стал думать о том, выступили ли солдаты Фебронио де Брито из Кеймадаса в Монте-Санто? Быть может, это убежище исчезнет как мираж, прежде чем он доберется туда? Он подумал: «Пуля только царапнула, прошла по касательной. Да и пуля-то, если судить по револьверу, малого калибра, по воробьям стрелять». Ножевая рана серьезней: клинок вошел глубоко, перерезал вены, задел нервы-оттого и жар, и острая боль, отдающаяся в глаз, в ухо, в затылок. Галля с головы до ног сотрясал озноб. Умираешь, Галль? Он внезапно вспомнил заснеженные поля Европы, ее мирные ландшафты, так непохожие на эту дикую природу. «Где еще природа так враждебна человеку?»-подумал он. На юге Испании, в Турции, конечно, и в России. Он вспомнил, как отец сажал его на колени и рассказывал о том, как Бакунин, одиннадцать месяцев прикованный к стене своей камеры, бежал из тюрьмы, пересек неоглядные просторы Сибири, переплыл Амур, прошел Калифорнию и снова очутился в Европе, задав в Лондоне свой знаменитый вопрос: «Устрицы здесь есть?» Галль представляет себе бесчисленные придорожные гостиницы, где пылает камин, где путника ждет тарелка дымящегося супа, где всегда можно выкурить трубку и поболтать с постояльцами. «Ностальгия, Галль, – это признак душевной слабости», – подумал он.

Но он никак не мог совладать с собой: печаль и жалость к себе нахлынули на него. Стыдно, Галль! Ты не можешь даже умереть достойно! Какая разница, где это произойдет-в Европе, в Бразилии или в любой другой части света! Результат будет одинаков: распад, разложение, тлен, черви и, если твой труп пощадят голодные звери, хрупкий желтоватый костяк, обтянутый пересохшей кожей. Он подумал: «Я горю и одновременно мучаюсь от холода: у меня лихорадка». Это не страх, не пулевая рана и не удар ножа – это болезнь. Недомогание началось, еще когда он гостил у Эпами-нондаса Гонсалвеса, еще до того, как встретился с Каифой; что-то разладилось в его теле, и недуг охватил весь организм. Он не ранен, он болен. Приятная новость, Галль. Он подумал: «Судьба хочет пополнить твое образование и перед смертью подбрасьвзает то, чего ты еще не знаешь. Ты изнасиловал женщину, ты заболел!» Галль никогда-даже в далеком детстве – ничем не болел. Ранен был несколько раз, а в Барселоне– очень тяжело, но не болел ни разу. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Почему он с таким бессмысленным упорством продолжает думать? Почему он так убежден, что если он думает, то, следовательно, существует? Ему показалось, что Журема ушла. Испугавшись, он напряг слух: нет, справа по-прежнему слышалось ровное дыхание спящей. Увидеть ее он не мог-костер прогорел и погас.

Заранее зная, что это бесполезно, он попытался приободрить себя: пробормотал, что трудности только закаляют истинного революционера, подумал, что пошлет в «Этенсель де л а Револьт» письмо с описанием событий в Канудосе по ассоциации с обращением Бакунина к часовщикам и ремесленникам Шо-де-Фона и долины Сент-Имье, в котором тот доказывал, что крупные выступления масс начнутся, вопреки Марксу, не в промышленно развитых, а в отсталых, аграрных странах-таких, как Испания, Россия и, может быть, Бразилия, крестьянам которых нечего терять.

«Ты ошибся, Эпаминондас Гонсалвес, – думает он, – ты должен был убить меня, когда я был в твоей власти, на веранде твоего дома. Я поправлюсь, я ускользну от смерти, Журема проводит меня, мы украдем где-нибудь коня, и в Канудосе я буду бороться против всего, что ты олицетворяешь, презренный буржуа, – против себялюбия, цинизма, алчности, против…»

Часть вторая

I

Летняя ночь не принесла прохлады: в душном воздухе-ни ветерка, хотя обычно в это время с моря задувает бриз. Во тьме изнемогает от жары Салвадор. По указу городских властей ровно в двенадцать погасли фонари на углах, а вскоре потушили свет, легли спать и припозднившиеся обыватели. Только в редакции газеты «Жорнал де Нотисиас» – она помещается в верхней части города, на крутом спуске – еще светятся окна: лампы горят так ярко, что бросают отблеск на готические буквы названия газеты, выведенные на стеклянных дверях.

У входа стоит экипаж: дремлет лошадь, клюет носом кучер на козлах. Зато бодрствуют, примостившись на выступе стены, телохранители Эпаминондаса Гонсалвеса: они покуривают и ведут вполголоса неспешную беседу, время от времени поглядывая вниз – туда, где смутно чернеет громада собора, а еще ниже, ударяясь о каменный мол, вскипают пеной волны. Проехал конный полицейский патруль-теперь он не появится до рассвета.

А в редакции сидит только один репортер – худенький, нескладный, совсем еще молодой человек: его близорукость, беспрестанное чиханье, пристрастие к гусиным перьям служат мишенью для постоянных острот всех сотрудников газеты. Склонившись к своей конторке-свет лампы нимбом окружает его растрепанную голову, – неудобно пристроившись на самом кончике высокого табурета, он что-то торопливо строчит, отрываясь лишь для того, чтобы обмакнуть перо в чернильницу или заглянуть в записную книжку, которую ему приходится подносить к самому носу. Слышен только скрип его пера, – море сегодня тихое, а из-за двери в кабинет главного редактора, откуда пробивается полоска света, не доносится ни звука, словно Эпаминондас Гонсалвес заснул за своим столом.

Но когда подслеповатый репортер, поставив последнюю точку и поспешно пройдя через просторное помещение редакции, входит в кабинет, лидер Прогрессивной республиканской партии встречает его нетерпеливым взглядом широко открытых глаз. Локти его уперты в столешницу, руки скрещены на груди. Смуглое, резко очерченное лицо, каждая черта которого свидетельствует о несокрушимой энергии, позволяющей ему ночи напролет сидеть на заседаниях своей партии, а потом еще без устали работать, растягивается в улыбке– «наконец-то!»

– Кончили? – спрашивает он негромко.

– Кончил. – И близорукий юноша протягивает ему пачку листков.

Но Эпаминондас Гонсалвес не берет их.

– Прочтите сами, – говорит он. – На слух я воспринимаю лучше. Прочтите, посмотрим, как вышло. Садитесь! Сюда, поближе к свету.

Репортер принимается за чтение, но вдруг начинает чихать-раз и другой, а потом рявкает так, что едва успевает выхватить, точно фокусник, огромный платок из рукава и закрыть себе рот и нос.

– Летняя сырость, – извиняющимся тоном произносит он, утирая лицо.

– Да-да, – поторапливает его Гонсалвес. – Читайте!

II

«В Единстве Бразилии-могущество нации!»

ЖОРНАЛ ДЕ НОТИСИАС

(владелец-Эпаминондас Гонсалвес)

Баия, 3 января 1897 года

Провал экспедиции майора Фебронио де Брито в Канудосе Новые подробности

ПРОГРЕССИВНАЯ РЕСПУБЛИКАНСКАЯ ПАРТИЯ ОБВИНЯЕТ ГУБЕРНАТОРА И БАИЯНСКУЮ НЕЗАВИСИМУЮ ПАРТИЮ В ЗАГОВОРЕ ПРОТИВ РЕСПУБЛИКИ, СТАВЯЩЕМ СВОЕЙ ЦЕЛЬЮ ВОССТАНОВЛЕНИЕ НЕОГРАНИЧЕННОЙ МОНАРХИИ

Труп английского шпиона Делегация республиканцев отправляется в Рио-де-Жанейро, чтобы попросить у федерального правительства помощи в борьбе с фанатиками и смутьянами. Баиянские патриоты направили полковнику Морей-ре Сезару телеграмму: «Спасите Республику!»

Разгром отряда, сформированного из солдат 9-го, 26-го и 33-го пехотных батальонов баиянского гарнизона под командованием майора Фебронио де Брито, и неопровержимые свидетельства сговора агентов Британской империи и баиянских землевладельцев-автономистов, известных своими монархическими устремлениями, с фанатиками из Канудоса вызвали в понедельник вечером горячие дебаты в Законодательном собрании штата Баия.

От имени Прогрессивной республиканской партии ее председатель, досточтимый депутат дон Эпаминондас Гонсалвес направил губернатору штата Баия его превосходительству дону Луису Виане, а также сподвижникам барона де Каньябравы, бывшего имперского министра и бывшего посла императора Педро Второго при британском дворе, формальный протест, обвинив их в том, что они поддерживают и снабжают оружием мятежников Канудоса для того, чтобы с помощью Англии свергнуть республиканский строй и восстановить монархию.

Представители Прогрессивной республиканской партии потребовали немедленного вмешательства федерального правительства в дела штата для пресечения, по словам досточтимого депутата дона Эпаминондаса Гонсалвеса, «зловещего заговора бразильской аристократии и алчных британских торгашей против суверенитета нашей отчизны». Было заявлено также, что делегация патриотов Баии уже отбыла в Рио-де-Жанейро, чтобы вручить президенту страны Пруденте де Мораэсу петицию о необходимости безотлагательно направить в Баию федеральные войска для немедленного уничтожения подрывных элементов, возглавляемых Антонио Наставником.

Представители оппозиционной партии напомнили, что, хотя со дня гибели экспедиции майора Фебронио де Брито, столкнувшейся с несравненно превосходящим ее численно и лучше вооруженным противником, прошло уже две недели, хотя в селении Ипупиара был обнаружен груз английских карабинов, предназначавшихся мятежникам Канудоса, и найден труп английского шпиона Галилео Галля, правительство штата и прежде всего его превосходительство дон Луис Виана проявляют подозрительную бездеятельность и, вопреки настояниям баиянских патриотов, не обратились за содействием к федеральным властям, которые, несомненно, покончили бы с заговором, представляющим угрозу самому существованию бразильской нации.