Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни Страница 34

В шесть тридцать я освобождаю красные от недосыпа глаза от свинцово-тяжелых век. И просыпаюсь. Зеваю, решительно продираю глаза и окончательно прихожу в себя. Попутчики спят счастливым сном хорошо выпивших накануне людей. Попутчица с упорством, достойным лучшего применения, пялится в кроссворд. Я достаю свою воду и пью, восполняя утраченную в туалете жидкость. Горло немного саднит и все такое — видимо, я простыл. «Как спалось? — спрашиваю я у себя, а в ответ смеюсь счастливым хохотком идиота. — Ништяк! Выспался просто отменно!»

Пришедшая заспанная проводница вносит оживление в нашу компанию. Чуваки снизу шевелятся и стонут. Проводница требует сдать постель.

Остаток вагонного утра я провожу, тупо вперившись в гнусные пейзажи за окном. Читать бестселлер Сергея Шимонаева «The Сифиlies» совсем не хочется. Наконец показался грязный вокзалишка и заплеванный жвачкой перрон. Я достаю с багажной полки сумку «Filth&Glamour», окидываю попутчиков недобрым взглядом и говорю на прощание что-то типа: «Спасибо за компанию. Безумно рад знакомству. Вот бы еще раз посчастливилось путешествовать в такой компании!» Засим я выхожу.

Покинув вагон, я закуриваю сигарету, но не курю. Потому что курить не хочется. Совсем. Шершавый воронежский ветер треплет волосы. Прохладно. Съежившись, я тупо иду навстречу Воронежу. Здравствуй, город незнакомый!

Реинкарнация

Всегда бесчисленный ряд почти бестелесных существ живет рядом с нами.

Рождество. Еще один праздник в череде ничегонеделания. Продираю глаза, стряхнув многотонный груз век и снов. Я начинаю привыкать к перманентному сновидению о Москве и себе, как вполне обеспеченном человеке, хотя несколько ночей мне вроде бы не снилась та, иная жизнь. В голову приходит мысль: «А что изменилось бы, если бы я действительно разбогател? Стал бы я лучше, свободнее?» Да ни фига! Меня уже не переделать.

После первого января, когда нажрался в лоскуты, я тупо держался целых пять дней. Ни грамма в рот! Значит, могу не пить, если захочу. Или нет? Что и кому я доказываю? Сам себя обманываю.

Умывшись, я пью чай на кухне и категорически плюю на себя и свою «диету» в отношении к спиртному. Сегодняшний день я посвящаю праздности и веселью. Я решаю нанести сокрушительный удар по винно-водочным изделиям. Одному бросаться в бой мне не хочется, и я набираю номер своего старого дружка. Трубка снимается, и я слышу молчание. Я знаю, что это Юрка. У него такая привычка телефонного общения: снять трубу и молча слушать для своевременной идентификации звонящего по голосу. Если чувак нужный — Юрка ответит, если окажется напряжный чел — он просто будет молчать, пока тот, ругая неполадки на линии, не положит трубку. Но я знаю Юрика очень давно, как и все его повадки.

– Алло, ты дома?

– Дома, — отвечает Юрка, засопев в трубу.

– Чё делаешь?

– Тебя жду.

– Бухать будешь? — задаю я вопрос, хотя теоретически ответ мне известен.

– А ты приноси — посмотришь.

– Чего мне разглядывать? Я сам сегодня оторваться хочу.

– Так чего глупые вопросы задаешь? Нормальный друг уже бы в путь пустился, а ты из пустого в порожнее льешь.

– Твоя дома?

– А вот это уже вопрос не мальчика, но мужа. Нет ее. До вечера не будет. Иди смелее на зов природы.

– Поляну готовь.

– Ага. Костры сигнальные пойду разжигать для мягкой посадки.

Одевшись и зачерпнув денег из полученного на днях аванса, я пускаюсь во все тяжкие. Для начала беру одну бутылку водки. Я знаю, что одной мы не отделаемся, придется тупо бегать за второй, третьей… как масть пойдет. Делаю я так в целях безопасности. Как-то я подвалил к нему сразу с четырьмя пузырями. Не успели мы прикончить один флакон, как самым неожиданным и нежелательным образом нарисовалась его супруга. Приготовленные запасы «радости и счастья» были уничтожены путем выливания в раковину. Все это делалось с комментариями в адрес алкашей и, что самое жестокое, на глазах изумленных зрителей, одного из которых — Юрика — едва не поразил инфаркт.

Через двадцать минут я уже сижу на Юриковой кухне. Занавески на окне широко распахнуты. На столе два стакана, тарелка с порубленной колбасой (наверное, с новогоднего стола осталась), неровно нарезанный хлеб и корявые стружки лимона. В целом обстановка достаточно комфортная и уютная.

Я беру бутылку и сворачиваю ей «голову», затем разливаю по стаканам и спрашиваю:

– А куда ж вторая, лучшая твоя половина ускакала?

– Не поверишь, в театр поволоклась. Меня звала.

– И что?

– Меня не знаешь? На хрена козе баян? Что я там не видел? — Юрка тянется трясущейся рукой к стакану. — Балет какой-то будет смотреть.

По тону, которым была сказана последняя фраза, я четко понимаю, что Юрий глубоко возмущен попустительством силовых структур и законодательной власти, допускающих просмотр такого безнравственного зрелища, как балет.

– …а оттуда к матери своей, — продолжает Юрка. — Это надолго.

Мне вспоминается Влад с его озлобленностью против тещи.

– Юр, а как ты к теще своей относишься? Чувак один, мой коллега Влад, прямо души не чает во второй своей матери. В смысле задушить готов от души. А ты тещу свою отравить не желаешь?

– Зачем?!

– Мало ли… знаешь, какие они тещи типа бывают?

– Не. У меня теща хорошая — живет далеко! Да и моя в гости к ней ходит опять же. От себя отдохнуть дает. Врубаешься? Ни в коем случае. Пусть живет! Предлагаю даже выпить… за ее здоровье непоколебимое.

Мы пьем не чокаясь. Закусываем лимоном. Бесперспективная заветренная колбаса остается в неприкосновенности. Юрка порывается мне что-то сказать, но телефонный звонок прерывает его. Он делает мне жест соблюдать тишину, осторожно снимает трубку и молча подносит ее к уху. В трубке слышится сначала шум улицы, потом нетерпеливое:

– Алло.

Юрка с улыбкой на небритом лице молчит.

– Алло… — отчетливо и пьяно доносится из трубы. — Алло, бля.

Слышна попытка продуть тишину, и, наконец, потеряв терпение, собеседник дает отбой. Юрик кладет трубку.

– Ну вот… а теперь я знаю, кто будет звонить в ближайшие десять минут.

– А кто это?

– Коллеги с работы — ПОЛУДУРКИ, чувачьё полное! Выпить охота горемыкам… вот и тренькают в надежде. А на фига они нам? Сидим. Общаемся хорошо.

В подтверждении своих слов о хорошем общении Юрка наливает водку:

– Между первой и второй перерывчик, как говорится, небольшой?

Под непрерывные телефонные звонки мы сливаем в свои пасти содержимое стаканов и закуриваем.

– А я сегодня сам собирался выпить, — сообщает Юрка. — Но дома, как ты понимаешь, спиртного не держат. Шампанское, правда, где-то заныкано. Но я этот квас не люблю. Водочки бы… да денег нет ни фига! Пошел к соседке в долг просить. Не дает. Вот шалава подзаборная!

– Почему шалава? Может, она порядочная.

– Вот шалава порядочная и есть! Я к ней как к человеку. Тамарой ее, понимаешь… по имени, понимаешь, назвал. А она. Я слышал, что с алкоголя можно травой сняться. Ты не в теме?

Я говорю ему, что слышать-то слышал, но пробовать не доводилось. Реально.

– Не наш это кайф, Юрок. У каждого народа своя мозгобойка/мозгочистка. У индейцев — листья коки, в Азии — опиум, французы на вине помешаны, у кого-то грибы-галлюциногены, в Голландии, например, марихуана. А у нас водка. Все что извне, приносное/привозное, не всегда в кайф.

– Ну, я не был бы так категоричен. По сути, водка — это тоже не совсем наше. Медовуху у нас на Руси делали. А трава. Вспомни, сколько песен посвящено траве: «Травы, травы, травы не успели…» Помнишь, была такая? И вот он травки употребил, и его колбасит реально: «Тихо сам с собою я веду бе-се-е-е-ду». Это еще хорошо, что не буйный — тихо беседу ведет. Или вот еще: «В траве сидел кузнечик…», «Травка зеленеет, солнышко блестит…».

– Ну, это не явно, — смеюсь я. — Детские песенки.

– Детские? Хорошо. А «Снится нам трава, трава у дома. Зеленая, зеленая трава…»? Это взрослая?

– С этим не поспоришь. Тут все по-взрослому.

– Еще песняк был: «А степная трава пахнет…» и так далее. Слышал?

– Слышал, — признаюсь я.

– Там еще такие слова есть: «Что-то с памятью моей стало. То, что было не со мной, помню…» Ну, нормально, после травы его загружает… Потом он еще не врубается, то ли эхо, то ли гроза, то ли он сам обдолбан по самые гланды. Короче, чувак в глубоком ауте. Еще голос его зовет какой-то. Как тебе пример?

– Подходит.

– И вот мне нравится очень: про зайцев, которые в полночь траву косили. Помнишь слова? «А нам все равно. Не боимся мы волка и сову». Совсем зайцы от травы страх потеряли! Вот так. А ты говоришь, что трава — чуждое явление на российских просторах. Ошибаешься, чувак!