Мария Песковская - Там, где два моря Страница 34

– Ты такой красивый, когда думаешь! И такой страшный, когда вопишь на меня!.. – Люся погладила творческого мужа против шерстки.

– Я всегда красивый! Я всегда думаю.

– Ну, ты не вспомнил?

– Не вспомнил. «Банановый Домик».

– Хорошее название для детского сада. Взять бы заказик на название для детсада. Только у этих денег никогда нет. Разве что по бартеру. А когда ж такое будет?.. – не без грусти сказала Люся.

– Да-а, – мечтательно произнес Лёша, – детский сад «Матерок»...

– А как тебе «Церетели»?

– Круто. Такое все большое.

– Ага...

– Только, боюсь, он тоже будет возражать.

– Кто, Портупеев?

– Церетели.

– Тогда «Сиська-Строй».

Лёша потрогал жену за то, что у нее было.

– Кончай хулиганить! Нам надо работать.

– Нам?.. Это знаешь что значит? «Стройные Сиськи».

Люся была серьезна, как никогда.

– Люстра, – сказал Лёша. Он тоже стал серьезен.

– Что люстра?

Люся посмотрела на люстру с опаской. Снизу вверх. Надо залезть на табуретку и стереть пыль. Завтра.

– «Люся Строит».

– А-а... Понятно. А где «а»?

– А-фигительно. А-дна.

– Не хочу «адна»! Я с тобой хочу.

– Ну, корпускула, давай, двигайся уже ко мне!

Файл 28.docИногда они возвращаются

«Жизнь не так проста, как она кажется. Она гораздо проще», – вздыхала Бэлла-философ.

– Я не такая возвышенная, изысканная. Хочется, чтобы кто-то меня гладил, говорил, какая я прелесть, и когда это исчезает, жизнь становится бессмысленна, – говорила Белка самой себе.

– Охренительный трубач из Москвы приезжал!.. – сказал Стас, оправдывая очередной «игнор» и долгую дорогу к Бэлле.

Ну да! Трубач – это о-го-го! Бэлла отчетливо увидела, как все одинокие тетки из Стасикова оркестра, прознав о приезде новой приглашенной звезды мужского пола, нарядились во все лучшее и прогуливались по фойе перед репетицией.

Что ж, она в более выгодном положении. Сегодня Стасик принадлежит ей, а на трубача мы еще посмотрим.

Французскую манеру игры на контрабасе описать было почти невозможно!

Процесс приготовления и употребления ризотто с овощами прерывался не раз, и Бэлла пожалела, что не отдала предпочтение на сегодня французской кухне – как-то там у них поспокойнее по части французской манеры – не надо все время помешивать.

За время, что Стасик упивался баснями про бас, можно было заказать лягушачьи лапки лягушек, изловленных сей момент в предместьях Парижа, или улиток, собранных завтра в полях Юга России.

Ничего удивительного, что по пути от кухни до спальни Стасик немного устал. Ну, устал мужик от ризотто. С кем не бывает?..

Погладил Бэллу по ножке, отвернулся и заснул. Бэлла страдала.

«Ты че такая трудная?» – сказал Стас утром. Ушел, конечно.

Файл 29. docПортупеев и Го. Путь к себе

Случайные люди не играют в Го. Они не играют ни черными, ни белыми, не выстраивают стратегии, не вынашивают планы, не носят модные шмотки, не заезжают в ресторан на бизнес-ланч, а только путаются под ногами.

А неумолимо лысеющих мужчин вокруг так же много, как и котов. Этот был модный. Очень. На нем была изящная удлиненная дубленка и брюки с тонкими белыми полосками. «Человеком надо быть!» – бросил он кому-то позади себя, там, где припарковал машину. Вот возгласом этим он и привлек внимание Люси.

Люся тоже оказалась на пересечении неких линий в этот день, но ее траектория была совершенно независима.

Лица его Люся не рассмотрела, да и надо оно ей? Он легко вбежал, впрыгнул по ступенькам в двери престижного ресторана, и в движениях его была известная грация.

Только почему-то было впечатление, что элегантные брюки едва закрывают щиколотки, разумеется, в носках нужного цвета, и не вполне достают до модных туфель.

У Люси был свой интерес в «Патио». «Патио» – тоже клиент «Ариадны». А потому Люсю ждал в «Патио» пусть и не ланч, но бизнес.

Клиенты путались друг у друга под ногами или, что еще непонятнее, друг с другом, они путались на пересечениях всех линий, как черные и белые камни на поле Го, потому что за два столика от Люси какая-то сволочь отпускала в воздух колечки зловонного табачного дыма, и это был Портупеев.

Директор ресторации сей – редкий трудяга, но через пять минут он точно освободится, а пока движением перста он распорядился подать Люсе чай в керамическом чайнике. Люся оглядывалась по сторонам, переводя взгляд с предметов на людей и обратно.

Чай оказался с медовым вкусом, но без меда. Держа в руках увесистую чашку, Люся перестала чувствовать себя глупо. Тем более что никто не запрещал ей прислушиваться к умным разговорам. Слово «тендер» заставило ее чуть пристальнее поглядеть в сторону Портупеева. Он уже перестал курить, но расслабленным не выглядел. А вот его компаньон, казалось, пребывал в полном релаксе, и в облике его промелькнуло что-то знакомое.

А это он и был – «неумолимо лысеющий». Брюки его в тонкую полоску уже были не видны Люсе. Зато лицо теперь попадало в видоискатель. Это было лицо человека, который ел икру на завтрак. Зернистую, лососевых рыб.

Один раз Люся ела икру на завтрак. Ей посоветовали кушать икру, чтобы поднять лейкоциты. Ей понравилось. Потом что-то громко бурчало в животе с непривычки. Но приятно. Она так увлеклась процессом, состоящим из лопающихся на языке и нёбе упругих икринок, что опаздывала, как всегда, на деловую встречу.

Она придет, и ее спросят: почему она опоздала? Она ответит, что ела икру. На завтрак. А ей скажут: ложками, что ли? Она ответит: нет, ножиками. Это как? Это когда берешь хлеб. Хлеб должен быть вкусный. А то лейкоциты не поднимутся. Намазываешь маслом. А потом этим же ножиком подцепляешь икру из банки и кладешь на хлеб...

Запах чесночного хлеба, что пронесла мимо некрасивая официантка, сбивал с ног, но Люся предусмотрительно поела дома и готова была обсуждать рекламу заведения с его директором совершенно беспристрастно. Реклама не должна быть похожа на рекламу других заведений. Мало того, она не должна быть похожа на рекламу вообще. «Сделаем», – убедительно сказала Люся директору и отхлебнула чай из чашки. Без меда. «Почему они все как на подбор?..» – рассеянно думала Люся и непроизвольно прислушивалась к негромкому разговору за два столика от нее.

«Подвижки», – сказал «неумолимо лысеющий», а Портупеев чему-то обрадовался. Подвижки – это от слова «подвиг». Это маленький подвиг. Это слово очень любят чиновники. Как и хитрое слово «практически». Оно ни к чему не обязывает. Оно всегда выдает желаемое за действительное. Только об этом никто, практически никто не знает.

А официантки в «Патио» – и правда дурнушки. Но милые, услужливые, что называется, без претензий. У руководства там концепция такая: официантка не должна быть красивее гостьи – не ее это дело.

«Ой! Ну их всех в баню!» – думала Люся.

Баня «Путь к себе» была обычным «продолжением банкета» не только для Портупеева. Здесь удобно было решать некоторые деловые вопросы. Без галстуков.

А надоели акриловые ванны! Помыться по-человечески требовала душа. С березовым веником и чтобы травками дышало горячо от каменки.

– Ты заметил, что нынче на заборах пишут?.. – спросил чиновник.

– Ха! Давно я надписи на заборах не читал! – отреагировал Портупеев.

– Намекаю. Слово из трех букв. Но не х...

– Заинтриговал, заинтриговал!.. – Портупеев сдавленно засмеялся, а отсмеявшись, махнул пухлой ладонью – Ладно, хорош...

– А я скажу тебе: лох!!!

Портупеев напрягся и плотнее завернулся в простыню. Кто это здесь лох?!

– Слово из трех букв, новейший русский неологизм – лох! Самый что ни на есть! Вот его, родимого, надо брать голыми руками, без причуд и прочего «пиара». Это мое тебе слово.

Чиновник сбросил войлочную шляпу и простыню, открыл дверь парилки и с довольным воплем ухнул в холодный мозаичный «лягушатник».

– А впрочем, можешь поиграть в эти игры. Ну спонсором каким-нибудь выступи, только поскромнее, поскромнее... Сиротам без нас помогать не надо, ну, ты понимаешь... Гражданское общество тоже не надо строить. Короче, не парься, Портупеев!

Файл 30.docСоло на телефоне

«Ты негодяй! Но ты об этом даже не догадываешься. Ты не дорос до „отношений“. Ты ничего об этом не знаешь. Ты никогда никого не полюбишь. Таким, как ты, этого не дано. Ты маленький и убогий. Мне жаль тебя! Я забуду о тебе. Я обещаю это самой себе! Я ждала тебя каждую минуту. Но теперь тебе не обломится. Финита ля комедиа! Больше не твоя – Бэлла». Кажется, так. Она не стала перечитывать, чтобы не передумать. Отправить. Стасечка. Удалить. Удалить! Удалить!!!

Телефончик отозвался неожиданно скоро. Стасечка, конечно. Бэлла даже из рук его не выпустила. Палец на кнопке – нервы на крючке.

«А вот возьму и приду!» – высветилось на телефоне и Бэллка, начав с саркастического сдержанного «ха-ха», впала в безудержное веселье. Она хохотала как одержимая минут пять, и только Лампасик, прокравшийся на неожиданный шум через полуоткрытую дверь, мог заподозрить Бэллу в игре на публику, но публики не было, удивленная кошачья морда не в счет, поэтому Лампасик не мог... Он пялил со сна глазищи и встряхивал ушами, словно желая отмахнуться от наваждения.