Ольга Славникова - Легкая голова Страница 34

– Здравствуйте, извините, – плечистый вырос перед Максимом Т. Ермаковым, улыбаясь до самых розовых ушей. – Можно попросить у вас автограф?

То, что здоровяк держал в руке, оказалось постером фан-клуба, на котором весьма условный Максим Т. Ермаков был изображен на фоне пухлых, как бы разваренных клубов огня. “Интересно, почему этих фанатов не видно ни перед офисом, ни во дворе?” – кисло подумал Максим Т. Ермаков, царапнув поперек себя острую почеркушку.

– Вау! – Похожий на скрепку забегал ожившими глазками от портрета к оригиналу. – А я и не узнал сперва. Ну, тогда все понятно!

Все вместе гомонящие сейлсмены повели знаменитость к его будущей покупке. Байк “Ямаха”, желтый с серебром, был запредельно хорош собой: стоя на месте, он уже выглядел несущимся на скорости за триста. И все-таки он, действительно, казался маловат для Максима Т. Ермакова: напоминал скорее не зверя, а острохвостую птичку-синичку, поставленную на широкие, девственно-черные баллоны. Максим Т. Ермаков опасливо залез в седло: гоночная “поза креветки” сразу дала ощутить, как тесно и больно складкам живота.

– Может, вам бы лучше дублера? Каскадера какого-нибудь, – посочувствовал плечистый, у которого румянец на сахарных щеках был совершенно круглый.

– Должен сам, – сдавленно ответил Максим Т. Ермаков, приноравливаясь плечами и локтями к низкому рулю.

Менеджеры, уважительно покивав, принялись трещать насчет гарантий и тюнинга, и что надо расслабить подвески, чтобы не расколбасило на заплатанном асфальте. Дружно решив за Максима Т. Ермакова, что ему нужна самая лучшая “защита”, сейслмены приволокли со склада кожаный комбинезон, красный с черным под цвет приобретенного “интеграла”, а также пару тяжеленной обуви и толстопалые перчатки. Натянув все это на потеющего клиента, они поставили его перед пятнистым зеркалом, привинченным к бетонной колонне. Отражение напоминало плакат из школьного кабинета биологии, на котором безмятежный мужчина демонстрировал освежеванную красную мускулатуру – только анатомия существа в комбезе была не человеческая, а марсианская. Колени, снабженные слайдерами, были неестественно вывихнуты, нарисованные сполохи на шлеме казались проекцией неантропоморфных мыслей, плавающих в инопланетной голове. Ничто в облике существа не свидетельствовало, что внутри находится Максим Т. Ермаков.

– Беру все, – пробубнил Максим Т. Ермаков из шлема. – И еще рюкзак какой-нибудь.

Был момент короткого острого ужаса, когда Максиму Т. Ермакову померещилось, будто головастики, пока он валандался в мотосалоне, успели заблокировать банковский счет. Но платеж спокойно прошел, после чего Максим Т. Ермаков, забирая карточку, дал себе слово снять остаток наличными. Плечистый сахарный менеджер с удовольствием согласился, забросив пиджак и портфель клиента в багажник, вечерком отогнать “Тойоту” в Усов переулок – и похожий на скрепку явно ему позавидовал.

– Что ж, прокачусь, – пробормотал Максим Т. Ермаков и, скрипучий, неуклюжий, тяжелоногий, направился к байку, казалось, не сводившему раскосых настороженных глаз с блестящего ключика, зажатого в тупых перчаточных пальцах.

По наклонному пандусу Максим Т. Ермаков съехал, волоча ноги в шаркающих мотоботах, чувствуя себя пацаном на деревянной лошадке. Дежурная развалюха социальных прогнозистов спокойно синела в ленивой лиственной тени, двое в салоне, судя по вращательному движению челюстей, поглощали ланч. Они никак не среагировали на выезд кожаного чучела с разрисованной головой, глядевшего на них в упор бликом затемненного щитка. “Ну, падлы, приятного аппетита”, – подумал Максим Т. Ермаков и крутанул газ.

Байк зарычал и прыгнул. Долю секунды Максим Т. Ермаков не понимал, где, собственно, оказался. Потом он обнаружил себя все на той же улице, несущимся с приподнятым передним колесом по встречной полосе, прямо на оскаленный, дрожащий, яростно сигналящий джип. Как удалось отвернуть – неизвестно. Встречка состояла из ослепительных расплавленных пятен, взмахов пролетающего воя, гудков, а своя полоса, когда удавалось на нее попасть, – из расставленных в шахматном порядке, почти неподвижных задних бамперов и торчавших отовсюду зеркал. Байк, радостно отзываясь на ручку газа, гораздо хуже реагировал на тормоз, и Максим Т. Ермаков три из четырех светофоров проскакивал на красный – чувствуя себя счастливой мухой, вылетевшей из хлопка ладонями живой и невредимой. Байк, будто необъезженный конь, то и дело норовил сделать “свечу”, и Максиму Т. Ермакову приходилось совсем ложиться вперед, чтобы заставить переднее колесо коснуться асфальта. Максим Т. Ермаков работал всем изнывающим телом, вальсировал с байком, обменивался с ним килограммами живого и железного веса, чтобы обходить безумные препятствия. Все-таки он не решался пока закладывать повороты, и брызжущая солнцем субботняя Москва несла его по относительной прямой, точно по трубе. Максим Т. Ермаков почти не узнавал Москвы – то есть на дальнем плане то и дело возникали знакомые сочетания архитектурных форм, а вблизи все мельтешило, искажалось, каждый прохожий был как щелчок ногтем.

Внезапно труба вынесла Максима Т. Ермакова на шоссе – кажется, Новорижское, а может, и не Новорижское. Потекла навстречу, будто шелковая лента, разделительная полоса. Как-то вышло, что новый мотобот, независимо от воли Максима Т. Ермакова, повысил передачу, а перчатка добавила газ. И тут что-то случилось с вестибулярным аппаратом, и без того ненадежным: теперь все было так, будто байк с седоком не летит по горизонтали, а карабкается вверх. Оттянутый и облитый скоростью, Максим Т. Ермаков сидел вертикально на копчике, перед ним была грубая асфальтовая стенка, на которой крепились, вроде больших почтовых ящиков, разные транспортные средства. Сперва эти ящики оставались неподвижными, а потом стали валиться на Максима Т. Ермакова, только успевай уворачиваться. Слева и справа словно мазали малярной кистью с густо навороченной зеленой краской; заводными игрушками вертелись светлые и краснокирпичные коттеджи.

Наконец заработала обещанная вентиляция комбинезона: пот обсох и облепил тело Максима Т. Ермакова клейкой паутиной. Здесь, на шоссе, уже нельзя было избегать поворотов; подчиняясь требованиям байка, неохотно расстававшегося со скоростью, Максим Т. Ермаков свешивался внутрь дуги, будто вьючный куль – и близко мелькал, похожий в этом ракурсе на покоцанную виниловую пластинку, полосатый асфальт. Максим Т. Ермаков ни о чем не думал, ничего не хотел. Он только удивлялся, что на дороге практически нет мотоциклистов. Лишь однажды он увидел впереди пятерку байкеров, тоже шедших с приличной скоростью, несмотря на то что под ними явно были не спорты. Пятерка держалась удивительно ровным клином: казалось, между мотоциклами работает точно выверенный магнетизм. В отличие от всех других объектов вертикального мира, байкеры не валились вниз, а довольно долго держались впереди, дрожа и распухая, словно вот-вот собираясь взорваться; Максим Т. Ермаков даже успел рассмотреть округлые кожаные спины, расписанные в духе наглядной агитации касательно тока высокого напряжения и игры детей со спичками. Обходить пятерку пришлось на повороте, тут уж было никуда не деться, Максим Т. Ермаков висел практически рядом с Ямахой, высекая коленом из асфальта бенгальские искры, и ему абсолютно все было по хрену. Байкеры, еще подрожав, по очереди сползли назад и там взорвались, как хлопушки с конфетти. Каким-то чудом Максим Т. Ермаков все еще оставался в живых, пер себе и пер, конфетти мерцало в глазах, то белое, то цветное, холмы появлялись и ныряли движениями дельфинов, тени их, ложившиеся на трассу, проносились быстро, отчего казалось, будто время на трассе идет как в ускоренной съемке, когда вот так же проносятся рваными пятнами по пейзажу тени облаков.

Вдруг мотор понизил звук, еще порокотал и заглох. Мягко, вздымая пыль и потрескивая кварцевой крошкой, съехали на обочину. Вот ничего себе хваленая техника! Максим Т. Ермаков, выставив подножку неловким ударом бота, принялся осторожно, по-бабьи, слезать с мотоцикла. Ноги не держали совсем, онемевшие спина и задница казались громадными и мерзлыми кусками земли. Вспомнив, что на спине есть еще рюкзак, Максим Т. Ермаков полез туда за сигаретами, ничего не нашарил, стянул перчатки, достал, ткнул сигаретным фильтром в щиток.

Когда он стаскивал шлем, ощущение было такое, будто открыли крышку кипящего чайника. Тишина, окружившая Максима Т. Ермакова, была, по сравнению с глухотой внутри “интеграла”, огромной и пустой. Понизу стоял сухой звон, словно кто натачивал сверкающие травины мелким инструментом, наверху шуршали облака. Максим Т. Ермаков не имел понятия, где он очутился. Зато социальные прогнозисты, вполне возможно, уже засекли своей навороченной аппаратурой гравитационный феномен.

Хотя нет, непохоже. С того, самого первого, появления государственных уродов в офисе Максим Т. Ермаков не чувствовал вокруг такой чистоты и пустоты. Хотелось сесть в траву, а потом лечь. Вот она, свобода. Казалось – если бы не потребность есть и пить, можно зависнуть в этой блаженной точке навсегда. И если, конечно, не хотеть денег. Нет уж, Максим Т. Ермаков не отцепится от головастиков, пока они не заплатят. Хватка обоюдна, вот в чем дело. Максим Т. Ермаков имеет наглость вести в танце, словно даму, особый государственный комитет. В возбуждении Максим Т. Ермаков даже притопнул ногой, спекшейся в мотоботе, будто пирог.