Сью Таунсенд - Публичные признания женщины средних лет Страница 34

Лидер дуэта, поразительно похожий на папу Дэнниса Разрушителя[32], призвал нас подпеть.

— Рты набиты! — в ответ прошамкали родственники, и я в их числе.

Колоссальные блюда с великолепными тушеными овощами официанты ловко несли из кухни на одной руке и подавали с похвальной скоростью. Жирные золотистые картофелины фри шипели, когда их раскладывали по тарелкам, так что тест Таунсенд для картошки фри прошли.

Позже мы все-таки пели, танцевали вальс, плясали твист, летку-енку, песенку птичек и конгу и всем залом отмечали три дня рождения, получение диплома акушерки и сдачу экзаменов по юриспруденции.

Чем ближе к ночи, тем лучше пел дуэт; зеркальный шар, казалось, вращался все быстрей, и я устыдилась своей былой критики. Только таким и должен быть субботний вечер. Я намерена его повторять, и почаще. Куда лучше, чем читать Достоевского в постели.

Сроки

Когда вы будете читать эту статью, я уже закончу новую книгу. Название не открою, потому что не хочу использовать эту колонку для саморекламы, да и книга не поступит в продажу раньше октября 1999 года.

Сроки поджимают. Осталось шесть недель. Некогда болеть, некогда глазеть в потолок, некогда вести нормальную жизнь. К сожалению, нормальная жизнь об этом не догадывается, она постоянно похлопывает меня по плечу, напоминает о себе, просит выйти и поиграть с ней.

Книга давит на меня каждый момент бодрствования. Утром открываю глаза, через тридцать секунд просыпается мой мозг и тут же начинает внутренним зрением просматривать написанные страницы, выискивая в тексте ошибки и упущенные возможности.

Кроме того, я веду по несколько бесед одновременно. Некоторые из них реальные, с людьми из плоти и крови, другие — в голове, с вымышленными персонажами, населяющими книгу. Для взрослого человека это не жизнь.

Напряжение страшное, и его надо как-то сбрасывать. Некоторые писатели прибегают к алкоголю, наркотикам или разврату (если не к всему одновременно). Но большинство, по данным моего собственного выборочного опроса, расслабляются на прогулках с собакой, лежа в ванне и слушая радио. Кто грызется с любимыми, кто дымит как паровоз, кто бьется в истерике, плачась в жилетку незнакомцам. Последнее — единственный из пяти вышеперечисленных методов, которым я не злоупотребляю.

Есть, разумеется, иная категория писателей: те живут упорядоченно и респектабельно. Ровно в девять утра заходят в кабинет, предварительно приняв ванну и проглядев за завтраком газету. В 09.05 садятся за компьютер и сочиняют. В 11.00 делают перерыв на кофе с печеньем. В 11.15 возобновляют работу. Из-за закрытых дверей их кабинета доносится только щелканье клавиш, приближающее конец книги. В 13.00 они прекращают работу, прохаживаются туда-сюда, чтобы размять ноги, затем идут в кухню и обедают. У них превосходное пищеварение. Кроме того, они отлично высыпаются, а по вечерам ведут активный общественный образ жизни.

В эту категорию писателей входят люди, которые называются «мужчины». Как я мечтаю о почетном членстве в этом клубе! Из всех мужских качеств я более всего ценю их умение сосредоточиться на чем-то одном.

Женщины печально известны талантом работать «в многозадачном режиме». Достаточно взглянуть на мамашу с маленькими детьми в утро школьного дня, чтобы увидеть этот талант в действии. Одной рукой мать причесывает ребенка, другой завязывает ему шнурки. Левой ногой отгоняет собаку от приготовленного для ребенка обеда, а правую сует в туфлю (надеясь, конечно, что туфля правая). Одним глазом косится на часы, другим ищет ключи от машины. И при этом еще успевает прикинуть, не лучше ли было все же уехать в Индию с хиппи по имени Дирк, вместо того чтобы выйти замуж за геодезиста Дерека и завести двух детей. Разум, однако, подсказывает ей, что Дирк, вероятнее всего, уже прописался в нарколечебнице и давно утратил и приключенческий дух, и экзотичную привлекательность во внешности, а жизнь с Дереком пускай не так захватывает, зато хоть упорядоченна. К тому же через каких-нибудь три года он сможет внести задаток за жилой вагончик, на который копит с 1997 года.

Бог мой, до чего я завидую сейчас вымышленному Дереку! Я представляю, как он скользит по рабочему дню, как плавно переходит от одной геодезической задачи к другой. Проносятся ли в его уме мысли о жене и детях, отвлекают ли они его от работы? Вовсе нет. А вернувшись домой, он оставляет за порогом мир геодезии. Он спокоен.

Мне же, с моей теперешней психологией, подобного равновесия не достичь: у меня нервный срыв из-за сроков, я просто с ума схожу. Так что пускай самодовольный Дерек понаслаждается жизнью еще секунду-другую. Я нашлю на него проклятье, которое навек разрушит его счастье. Я посею в его голове идею, что он может написать книгу-роман-исследование сексуально-развратной подоплеки геодезии. Мало того — я дам сердешному три месяца сроку, и ни днем больше.

Как уже сказано в начале статьи, когда вы будете это читать, я закончу книгу. Но до тех пор буду испытывать огромное удовольствие и снимать напряжение, представляя обреченного горемыку Дерека, который изо всех сил бьется, чтобы поспеть к сроку.

Винни-Пух

В прошлом году на греческом острове Скирос я познакомилась с женщиной, которая никогда не слыхала о Винни-Пухе. Англичанка. За пятьдесят. Образованная, даже с дипломом.

«Быть того не может!» — воскликнули вы сейчас в полнейшем изумлении. Я сделала то же самое.

Оказывается, может. Взрослый, грамотный человек в жизни не слыхал об одном из столпов британской литературы. Каково? Все равно что встретить человека, которому неведомы Шекспир, Элвис или Эйфелева башня, — словом, все то, что просачивается в тебя даже помимо твоей воли. Черная дыра в знаниях женщины обнаружилась принародно. Я упомянула Пух-палочки — игру, которую придумал Пух с друзьями. (Палочки кидаются в ручеек с одной стороны моста, а потом все бегут на другую сторону и смотрят, какая палочка выплывет первой.)

Женщина меня перебила:

— Простите, а что такое Пух-палочки?

Я объяснила.

— А кто такой Пух?

— Винни-Пух, — сказала я.

— Но кто он такой? — спросила она.

— Медведь, у которого в голове опилки, — процитировала я книжку.

Целая компания писателей вдохновенно пыталась освежить память дамы, полагая, что на нее нашло временное затмение. Сыпали именами: Иа-Иа, Пятачок, Кенга, Ру, Кристофер Робин. Без толку: память не возвращалась. Коллектив старался вовсю, цитировал любимые строки. Особенно отличилась одна врачиха из Скандинавии. А дипломированная англичанка поражалась, словно слушала речи марсиан.

— Да ведь у вас же дети! — возмутился один из нас. В самом деле — женщина лишила своих детей одной из главных потребностей в жизни. Не менее важной, чем пища, одежда и солнечный свет.

Я терялась в догадках, как она жила, эта загадочная особа? Может быть, ее детство прошло в закрытой религиозной общине вроде эмишей[33], где все упоминания о внешнем мире тщательно фильтруются? Сомнительно. Как ни крути, а угрозы Винни не несет. Винни — лучшее из снотворных. Никто не назовет его хулиганствующим медведем или членом банды молодчиков в балахонах, верно?

Чем больше я убеждалась в незнакомстве несчастной женщины с Винни, тем больше осознавала всю степень пухизации нашей культуры. Портрет пустоголового медвежонка украшает детскую миску, которая со мной уже тридцать лет. В моем доме это единственная реликвия, но пойдите в городской универмаг — и увидите Пуха повсюду: на одеялах, пеналах, коробочках для школьных завтраков… Винни живет в книжных магазинах. На наклейках, на шариках. В телевизоре и в кино. Винни — это смешная и трогательная говорящая книга, которая голосом Алана Беннетта звучит на Радио-4. Винни — часть нашей культуры. Вместе со своими друзьями он вошел в английский язык.

Пример: «Нет, Хэтерингтона послом назначать нельзя, в нем есть что-то от Иа-Иа».

Пух, конечно, дружен в основном с аристократией, средним классом и честолюбивой прослойкой рабочего класса. Но эта женщина была как раз из среднего класса. Она покупала книги и читала их. Слушала Радио-4. Знала все об опере и вяленых помидорах.

Она и сама не понимала, как это Пух прошел мимо нее. В качестве утешения я сказала, что до недавних пор сама верила, будто птицы — все без исключения — по ночам спят в гнездах. Если она и успокоилась, то не так явно, как я рассчитывала. Большинство членов группы пребывали в том же заблуждении, и некоторые пришли в ужас, впервые от меня узнав, что птицы спят на ветках. «Бедняжки!» — раздались возгласы. «Как же они не падают?» На этот вопрос у меня нет ответа.

Я понимала, что едва эта женщина вернется в Англию, на нее обрушится шквал образов и упоминаний о Пухе. Впадет ли она в детство, превратившись в фаната Пуха, или возненавидит его за бесхарактерность? Потому что Пух тупей тупого, да еще и ленивый обжора экстра-класса. Если подумать, он подает массу отрицательных примеров школьникам конца девяностых.