Светлана Борминская - Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер Страница 34

Я отказалась, потому что пакет с личными вещами мне вернули сразу же после окончания суда.

«Наверняка мой лимит чудес уже исчерпан... Кто же тот человек, который помог мне обрести свободу? Неужели я кому-то нужна, кроме своих родных?» – думала я, садясь в электричку и переобуваясь в свои босоножки. Старые тапки из СИЗО я ногой задвинула под лавку, но на каждой остановке при торможении они упрямо выезжали оттуда, напоминая о себе.

Хозяин чебуречных

Через два часа я уже стояла на привокзальной площади между пончиковой и чебуречной и принюхивалась. Чувствовала я себя крайне смутно – вроде счастлива, с другой стороны, – и одежда, и даже мои мысли пропахли СИЗО.

«Надо бы переодеться...» – думала я, не к месту вспомнив про чемодан с вещами, забытый мной в офисе над рестораном «Ганнибал».

На вокзальных часах было без четверти восемь, батарейка мобильного сдохла, и я позвонила дочке из таксофона на углу.

– Приезжай быстрей, – закричала дочь, – что же ты ничего про суд не сказала, мам!

Я представила сватью, которая навалится на меня с вопросами, едва я переступлю их порог, и решила чего-нибудь съесть... Поправив поясок на похудевшей талии, я оглянулась на два ларька у вокзала – «Пончики» и «Чебуреки».

«Как же классно я пекла пончики когда-то! – вспомнила я. – Вот она, моя ниша, и зачем я поехала в Москву? Впрочем, стоять у плиты всю жизнь банально и грустно». – Секунд двадцать я раздумывала и решительно сделала два шага к раскрытым дверям пончиковой.

Из двери с шумом выбежали, толкнув меня, три подростка, я сделала еще один шаг и оказалась внутри.

Я помню эту пончиковую с детства, в ней постоянный аншлаг. Купив стакан сладкого теплого кофе и пять пончиков, я отошла в угол и с аппетитом поужинала. Одноухий вокзальный кот подошел и потерся о мою ногу, одновременно засунув голову в пакет с моими вещами, который я поставила на пол. Я не стала гнать кота, и он увязался за мной, когда я выходила.

На улице пахло августом и разливным квасом. Кот, увидав дворняжку, с шипением испарился, а я обернулась на зеленый павильон, из которого только что вышла. В окно за мной наблюдал маленький мальчик, уткнувшись носом в стекло. И я вернулась.

– А вам стряпухи не требуются? – громко спросила я, сунув голову в подсобку.

Из-за пончикового аппарата выглянула сероглазая, распаренная от жары деваха с рыжими кудрями и смерила меня насмешливым взглядом.

– Не-а, – хмыкнула она, показав две золотые фиксы. – Знаешь что, в «Чебуреки» сходи, у них подавальщицу пьяный клиент избил, в больницу загремела. – Деваха вздохнула и отвернулась. – Мишка, кончай носом стекло выдавливать, иди-ка сюда, – позвала она.

Пацан покорно отлепился от стекла, а я вышла из «Пончиков» и быстро направилась к «Чебурекам».

– Только же был открыт, черт! – с минуту возмущалась я, потрогав висячий замок.

В дверях ресторана «Красный рояль» стоял швейцар с пшеничными усами и подмигивал, я пожала плечами и отвернулась... Мимо меня тихо проехал новенький джип и чуть не намотал на колеса черного шустрого котенка. Из джипа вылез знатный толстяк с бугристым лбом и, помахивая борсеткой, направился к «Красному роялю»...

Внезапно он замер. Мне это не понравилось, и я, не раздумывая, припустила к маршруткам.

– Давно откинулась-то? – дыхнув мне в лицо теплым пивным перегаром, спросил толстяк.

– Вы мне?! – возмутилась я. – Вообще-то сегодня, а что?

Толстяк смерил меня взглядом и огляделся.

– Могу посодействовать, – по-свойски хмыкнул он. – У нас в городе без протекции влиятельного дяди никуда.

Я кивнула, пробормотав:

– Спасибо.

– За что сидела? – толстяк внезапно приобнял меня и резво повел к джипу.

– За убийство... С особым цинизмом! – Изумленная таким напором, я тормозила ногами, но шпильки мешали, и я чуть не бежала, чтобы не упасть.

«Бывают же такие мерзкие мужланы...» – думала я.

– Тебя как зовут-то? – Толстяк дотащил меня до машины и закурил. Затем достал еще одну сигарету и сунул мне в рот. – Кури. Выпить хочешь?

– Светлана Михайловна. – И я от неожиданности прикурила от поднесенной мне прямо к носу зажигалки.

– Светка, значит? – Толстяк с интересом глянул на мои босоножки, а свободной рукой быстро открыл дверь автомобиля. – А ну, садись-ка, – и уже через пару секунд я сидела в душном джипе и ловила ртом воздух, а толстяк, заблокировав дверь, расстегивал ремень на брюках.

– Подожди! – испугалась я. – Я даже имени твоего не знаю...

– А зачем тебе имя, на вот, – толстяк наконец справился с ремнем. – Потрогай сперва...

– Мама! – крикнул кто-то сбоку, и я, вздрогнув, обернулась.

У джипа стояла моя дочь Даша, возбужденно жестикулируя, а сзади переминался с ноги на ногу зять Сашка. У толстяка глаза превратились в две щели, когда он дважды не попал кулаком на рычаг блокировки.

– О работе договаривалась, ничего такого, – предвосхищая все вопросы, бормотала я, быстро выскакивая из джипа. – Не знаешь, кто это, Даш? Я даже познакомиться не успела.

– Какая работа сегодня, мам, ну ты даешь... А он нормальный, вообще-то вдовец по фамилии Сулейменов. – Дашка покосилась на джип, который отъехал к краю площади. – Все чебуречные в городе его... Ну, ты даешь, мам, – внезапно захохотала моя непосредственная дочь, бросившись мне на шею.

– А много чебуречных в Дракине? – поинтересовалась я, пока мы шли к маршрутке.

– Две, кажется, – посчитала в уме Дашка.

Зять откашлялся и заметил:

– Богатый жених, любит полных женщин.

– А что? Полные женщины сексуальны, – кивнула моя субтильная дочь. – Я давно говорю маме, а она не верит.

Я не стала ее разубеждать, решив держаться от толстяка Сулейменова подальше.

«Значит, без его протекции не устроишься даже чебуреками людей травить? Вот так, вернулась, называется, в свой город...»

Мы сели в маршрутку, и меня разобрал смех, который, правда, закончился на ближайшем ухабе прикушенным до крови языком.

Дом у реки

Сегодня я откопала мешок со старыми куклами на чердаке... Притащив их в комнату, я с наслаждением целый час разглядывала чужих Маш и Наташ в розовых платьицах, а потом усадила их рядком на подоконник. Но бестолковые целлулоидные лица всего через пару часов стали выводить меня из себя, и, смахнув их обратно в мешок, я отбуксировала кукол в самый дальний угол душного маленького чердака.

Вторую неделю я обживала свой дареный дом и в первый же день обнаружила, что он заполнен мышами так же, как Дальний Восток заполнен китайцами. Мыши бегали не только по полу, но даже по потолку, падая оттуда аккурат мне на голову... Неулыбчивый кот Бармалей, которого я одолжила в городе у подруги, сгинул через сутки, и я купила мышиную отраву, не сомневаясь, что кота съели мыши. Намазав яд на свежий белый хлеб, как селедочное масло, по совету продавца отрав, я закрыла на целые сутки дом и ушла... Когда следующим днем я, облачившись в халат и надев перчатки, открыла дверь, то среди подыхающих мышей с ужасом обнаружила блюющего кота, который вернулся в мое отсутствие и пообедал полудохлыми мышами.

– Жуткий какой дом. – Уложив блюющего кота в сумку, я побежала к знакомому ветеринару на другой конец города, но не успела, – кот издох по дороге.

И пока я копала ему могилу в овраге неподалеку, дважды наткнулась на кости каких-то крупных млекопитающих, покрытые личинками червей.

– Какой ужасный дом, и овраг, и жизнь! – на потеху выжившим мышам раздавались мои стенанья еще три дня, пока я собирала в целлофановые мешочки трупики сдохших грызунов.

Утилизировав последнего мышонка, я дважды вымыла пол речной водой с хлоркой, и жизнь стала потихоньку налаживаться... Беспокоила лишь некоторая удаленность моего жилища от города. Хоть ивы удачно скрывали его от посторонних глаз, но все же первые ночевки были жуткими, я большею частью продавала дрожжи под одеялом, потому что боялась спать.

– Здесь точно кого-нибудь убили, – бормотала я, как только в окошке проступала утренняя голубизна.

Дом хлопал закрытой на засов дверью, скрипел потолочиной, и кто-то разглядывал меня с улицы и лез в окно, чтобы придушить, – вот мои сны... Вдобавок мыши пусть не так беспардонно, как в первую ночь, но все же скреблись в подполе и даже пару раз устраивали шумные драки, видимо, набираясь сил, чтобы устроить на меня большую облаву... Неожиданно я вспомнила про кошку Клеопатру, которая осталась одна-одинешенька в центре Москвы на Плющихе и по идее могла бы чуть-чуть скрасить мое одиночество. К тому же мне надо было забрать чемодан с вещами, оставшийся в моем бывшем офисе.

Утром, когда я собиралась в Москву, ко мне забежала дочка. Я уже надевала туфли, но, заметив, с каким непосредственным интересом зять смотрит на пирог с черникой и ищет глазами чайник, поняла, что придется задержаться.