Иржи Марек - Тристан, или О любви Страница 34

Печально, что любовь состоит из одних разлук.

Как писал некий изысканный любимец муз, влюбленный, даже почивая с предметом своей страсти на широком ложе, не удовлетворен вполне, ибо во сне забывает, что рядом лежит его возлюбленная. Но если они в разлуке, он грезит о ней наяву.

Дома творится что-то невероятное, вся одежда развешана на дверцах, стульях и оконных шпингалетах. Когда-то Ян восхищенно улыбался, глядя на весь этот бедлам, теперь прячет глаза, боясь выдать, насколько все это смешно. На самом деле ничего смешного нет, просто для Гелены выбор туалетов даже для скромного пансионата — целое событие.

Уже довольно поздно, утром они уезжают, чемоданы почти собраны, за исключением мелочей. Малышка отправилась спать.

— А ты уверен, что наша развалина и на этот раз доплетется? — мрачно осведомилась пани Гелена.

— Конечно, машина на ходу.

— Это ты так говоришь, а как оно на самом деле? Когда ты отправился за девицей Данеша, тоже сначала хорохорился, а потом сиял от счастья, что вообще добрался до Праги.

— Это была случайность.

И вдруг Гелену прорывает. Слишком долго она пыталась сдерживаться, теперь все, хватит! Положив в шкаф последнее полотенце, она резко захлопывает дверцу:

— Это была ошибка. Напрасно ты за ней поехал. Ян молчит, прекрасно понимая, что тема весьма щекотливая, и Гелена продолжает:

— Или, может, ты не знаешь? Ты с Данешем говорил?

— А как же. Он даже поблагодарил меня за услугу.

— Как интересно! И в качестве благодарности натравил на тебя ревизоров?

У Яна опустились руки. Господи, только бы избежать этого разговора.

— С чего это вдруг ты потерял дар речи? Или тебе и впрямь все настолько безразлично?

— Нет. Но я поговорил с ревизором. У меня все в порядке.

— За исключением того, что Данеш загоняет тебя в угол, и стоит ему захотеть, он в два счета докажет, что ты небезгрешен. Начальник всегда прав.

Ян пожал плечами. Ему и самому ясно, что отношение Данеша вдруг резко изменилось.

Но Гелена продолжала себя накручивать и, когда Ян собрался выйти из комнаты, не выдержала:

— Да, дороговато тебе, дурачку, обойдется эта твоя прогулка на лодочке!

Ян помертвел. Кто ей сказал? Что вообще она знает о нем и Марии? До сих пор он был уверен, что ничего. До сих пор он старался нести свой крест сам и делал все, чтобы не взваливать эту тяжесть на плечи Гелены. Прогулка на лодочке… Перед самым отъездом Мария тоже сказала, что, похоже, Данешу что-то известно. Помнится, это было, когда они прощались у вокзала… Просто угадала? Или узнала что-то, но не хотела говорить?

Он повернулся к Гелене и изумленно уставился на нее.

— Ну чего вылупился? Я не такая дура, как тебе кажется! И в курсе всего! От Данеша, если хочешь знать! — Эти слова вылетели из нее быстрее, чем она успела захлопнуть рот. Внезапно она оказалась в совершенно идиотском положении, но тут же нашлась: — Я разговаривала с ним, случайно, конечно, и он сказал, что эта его девица осталась в Праге исключительно ради тебя.

— Данешу всегда нравилось корчить из себя всезнайку. Еще в школе.

— Да просто он видел вас, когда вы катались на лодке по Влтаве. Остальное нетрудно представить.

Она была несказанно рада, что так удачно выпуталась. Теперь Яну уже не до того, где и когда она встречалась с Данешем. Господи боже, уж лучше б я промолчала! Какая досадная оплошность. Но я просто не выношу, когда он напускает на себя этакую отрешенность. Смотреть тошно. И он прекрасно это знает. А потому и делает мне назло.

Заставь она себя сейчас замолчать, может, все бы и обошлось. Но сущность ссоры заключается в том, что слова вылетают раньше, чем мысль успевает направить их поток. В супружеской ссоре каждый мечтает оказаться победителем и сказать последнее слово. Влюбленные ссорятся из-за любви; супруги — из-за принципа.

Гнев и ревность продолжают нарастать в Гелене. И потому она с издевкой спрашивает:

— Может, ты объяснишь, чего ради ты с ней поперся на этой чертовой лодке?

— Она захотела.

— Ты что, обязался выполнять все ее желания?

— Да, я так делал.

— Позволь спросить почему?

Вот тут бы Яну пожать по обыкновению плечами, после чего Гелена мрачно ухмыльнулась бы, хлопнула дверью, и на этом все закончилось. Но глаза его застила какая-то пелена. Не смог он промолчать. Не смог сказать ничего другого, кроме того, что сказал, хотя и знал, что это приговор:

— Потому что я люблю ее.

И сразу наступила тишина, готовая вот-вот взорваться. Гелена вскрикнула. В первый момент ей, видимо, хотелось, чтобы в голосе прозвучала только издевка, но тут явно примешалась и боль от ощущения обмана. И конечно, зная характер Гелены, еще и досада. Как, этот мямля и недотепа еще осмеливается произносить подобные слова? Неужели он не понимает, насколько смешон? Говорить так о женщине, которая приехала в Прагу ради Данеша? А уж коли паче чаяния он таки в нее влюбился, в чем я сильно сомневаюсь, потому что ничего особенного в ней нет, обыкновенная периферийная дурочка, и ничего больше, но если бы даже она вскружила ему голову, разве не обязан был он перебороть свое безумие и отвести глаза? Разве то, что он сделал, касается только его? Разве не втянул он в свою авантюру всю семью? Разве последствия, а уж они не замедлят проявиться, не затронут всех?

От смятения и злобы она вдруг ощутила невероятную слабость. И, устало плюхнувшись на диван, сложила на коленях руки:

— Ты сошел с ума!

Ян допустил подобный вариант легким кивком головы, но не сказал ни слова в свое оправдание. Да и что он мог сказать? Это и так было чересчур смело — открыто признаться ей, как обстоят дела. Теперь уже и вправду нечего было добавить.

— Нет, ты в самом деле сошел с ума, — повторила она. — Ну и угораздило тебя! И кого выбрал! Любовницу Данеша! Чего же теперь удивляться, что он тебе мстит.

Она злилась, но подсознательно отметила, что именно на этой кушетке сидела недавно с Данешем.

Почему-то вдруг у нее закружилась голова.

Но внезапно, среди всего этого безумия, она улыбнулась, криво, злобно, но улыбнулась:

— Так ты мне изменил! Вот уж действительно сюрприз. ТЫ МНЕ изменил!

Она повторяла это даже с каким-то наслаждением, чтобы и он почувствовал, насколько это смешно.

А Ян с ужасом понял, что ведь она не ставит ему в вину саму измену, ее просто оскорбляет, что их брак поколебал именно он. Видимо, такую возможность Гелена считала исключительно собственной прерогативой.

— Прости, — тихо сказал он. — Я пытался совладать с собой. Только ничего не получилось.

— И это все? — Она подняла глаза. Потом встала, видимо, ей все же было неуютно на этой кушетке, иногда воспоминания назойливее насекомых. — Больше тебе нечего сказать?

— Нечего. Вот разве только то, что Данешу незачем мне мстить. Я ничем ему не навредил. Мария сама решила порвать с ним, и я ее понимал.

— Меня ты никогда не понимал. Впрочем, тебя это нисколько не угнетало.

— Мы давно уже перестали понимать друг друга, ты сама хорошо знаешь. То, что случилось сейчас, могло произойти гораздо раньше. Ведь ты всегда говорила, что я плохой муж. С такими мыслями нам трудно жить вместе. И тебе, и мне.

— Ну и что ты собираешься делать? Подашь на развод?

— Пока еще не думал.

— Советую тебе как можно быстрее подумать об этом. Уходи когда угодно. Я тебя не собираюсь удерживать. И соперничать с какой-то бездарной певичкой тоже не буду! Это ниже моего достоинства.

И Гелена вышла из комнаты, полная благородного негодования. Только из-за двери раздался ее голос:

— Надеюсь, ты все же отвезешь нас утром.

Он кивнул, хотя уже было некому.

Потом сел в кресло, поставив его поближе к окну, почему-то вдруг захотелось посмотреть на звезды. Он погасил свет и закрыл глаза.

Я сделал все, Мария, что мог и должен был сделать. Отрекаться не имеет смысла, прости меня, если ты не согласна. Я способен отречься от чего угодно, только не от тебя. Не могу и не хочу.

Ян глядел в темное окно, и ему казалось, что небосвод проваливается куда-то вниз, падали не только звезды, падало все, и он сам летел в бездонную пропасть.

Я падаю, и ничто меня не остановит, любовь моя! Только твои руки, но они сейчас так далеко.

В спальне Гелена расплакалась. Ручьи слез текли по щекам и подбородку, но она их не утирала. Нужно выплакаться, чтобы хоть как-то снять напряжение. Хорошо, что Ян не пришел к ней. Она поняла, что он не придет уже никогда, и оттого плакала еще сильнее. А потом слезы высохли сами по себе. Тогда она успокоилась, вытерла глаза и намазала щеки кремом.

Ей казалось, будто этим плачем она принесла какую-то обязательную жертву прошлому, своему замужеству. И теперь снова могла рассуждать разумно.