Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны Страница 34

Все прояснилось, можно было и уезжать. Но как? До дома четыреста километров бездорожной тайги. Ангелом — разрешителем трудностей оказался Олег Сергеевич. Он появился в поселке в непромокаемых одеждах и в красном шлеме. Познакомившись, он, как было условлено, предложил: не надо ли чем помочь? Агафья обрадовалась московским приветам, на Максимилу же больше подействовала борода Олега Сергеевича — для староверов борода надежнее паспорта. За предложение спустить на плоту до Кызыла, а там самолетом лететь в Абакан сразу все ухватились. «Только уж просим, у Байбальских порогов Агафью высади, пусть пройдет посуху». Агафья сказала, что ни воды, ни самолета она не боится, что у нее есть резиновые сапоги и что к утру она все свое соберет, со всеми простится».

Олег Сергеевич — мастер спорта и уже тридцать лет плавает по горным рекам. Некоторые его друзья из этих плаваний домой не вернулись — потери у сплавщиков чуть меньше потерь альпинистов. Река Каа-Хем, правда, не из самых свирепых, но слабых не любит: пятая категория трудности (при шести существующих). Сам Олег Сергеевич эту реку проходит на каяке. А всего безопаснее плот на надувных шинах. На таком плоту следом за москвичами по Каа-Хему этим летом сплавлялась группа из Абакана. Руководителем группы был Сергей Попов, и — тесен мир! — на плоту оказался Олег Николаевич Чертков, школьный учитель, однажды гостивший на Абакане у Лыковых. На вопрос: «Ребята, подвезем Агафью в Кызыл?» — с плота ответили дружным согласием и сразу же стали готовить место для неожиданной пассажирки.

К реке Агафья явилась с двумя котомками (иконы, книги, харчи, посуда) и туеском с ключевою водой. Максимила и старушки сельца ее провожали. Пока прилаживали к плоту поклажу и проверяли крепление весел, Агафья и Максимила, отойдя в сторону, тихо беседовали. Агафья, как девочка, бросала камешки в воду. Максимила украдкой вытирала глаза. Под конец, повернувшись к реке, они помолились. Уже у плота Агафья без всякой надежды спросила: «А можа поедешь?» «Нет, нет! — За Максимилу ответил хор провожавших. — Матушку не отпустим!»

«Ну и все. Помахали руками, толкнулись, и река быстро понесла плот. Я плыл на каяке то рядом, то обгоняя плывущих. Чувствовали ответственность за сидевшую в центре плота пассажирку. Но Агафья не унывала. Вид у нее был далеко не спортивный — мешковатое темное платье, пальтишко, комканый черный платок.

Но путешествие по летней чистой реке — радость. Заметив улыбку Агафьи, помахал ей рукой. Она откликнулась: «Домой еду!»

У опасного Байбальского порога, как было обещано, сделали остановку. Агафья с туристкой Леной Шестак вышла на берег, а плот понесся по белой кипящей воде… Все кончилось благополучно. Когда вновь рассаживались, Агафья сказала: «Я молилась за вас!»

В путешествии по Каа-Хему были две ночевки. Один раз стояли у избушки охотника.

Пока поднимали палатки, Агафья успела набрать грибов. Постукав кресалом о кремень, развела свой отдельный маленький костерок. В литровой кастрюльке сварила рисовый суп с рыжиками. Вместо чая выпила отвар пихтовика. «От нашей еды отказалась. И мы, предупрежденные об ее «автономии», не настаивали… У большого костра центром внимания была, конечно, Агафья. Мы расспрашивали, она рассказывала. Иногда казалось: не нам говорит, а беседует сама с собой. Несколько раз вспоминала оставленных у геологов коз и кур, собаку Дружка. На ночь молилась, глядя на реку. Спала она с Леной, один раз в избушке, другой — в палатке. Предложили ей надувной матрац, отказалась, положила под бок свое пальтишко…»

Двести десять километров плыла Агафья по «реке пятой категории трудности». Олег Сергеевич в рассказе о путешествии особо подчеркнул неприхотливость попутчицы — «городской человек с непривычки бы охал и ахал, а она как будто всю жизнь только и делала, что плавала на плоту».

Обещан был на прощание Агафье значок «Турист СССР». И она, конечно, его вполне заслужила. Для туристов опасной и трудной была река. Агафье же все путешествие к матушкам было преодолением трудностей. Олег Сергеевич упустил как следует расспросить, каким образом добиралась она из дома. Но выяснил: вначале был вертолет, потом автомобиль («Агафью несколько раз за дорогу рвало»), потом — верховая лошадь. Все для паломницы было в новинку, и ко всему она подступалась со смелостью коренной сибирячки.

Ей, конечно, с готовностью все помогали.

В Кызыле билеты на самолет туристы купили заранее. «Нужен еще один». «Хоть бы министр авиации полетел — нету!» Но когда в порту узнали, какой летит пассажир, место нашлось. Но за всякую помощью Агафье приходилось нести тяготы жадного к ней любопытства.

В кызылском аэропорту вокруг нее сразу образовалась толпа. И дело дошло до автографов.

Пришлось устроить паломницу в комнату, именуемую «депутатским залом». Тут она и вздремнула, подложив под бок мятую одежонку.

В самолете держалась спокойно, глядела в иллюминатор. Когда сели, летчик, проходя к выходу, наклонился к Агафье: «Ну, о чем думала, когда летели?» — «Молилась, чтобы скорее сел».

Город Абакан для Агафьи был местом новым. Высоким домам она не удивилась, но впервые оказалась внутри высокого дома. И сразу же возникли проблемы. Как готовить еду? Газ показался ей делом греховным, но, поскольку костер во дворе разводить не решилась, рисовый суп сварила на газе. И с водой затруднение вышло. Запас в пятилитровой берестяной посуде иссяк. А из крана воду Агафья брать отказалась — «не освященная». Пришлось сводить ее на реку. Поохала, повздыхала — «лодки с моторами ходят», но делать нечего, «освятив» воду, наполнила туес… Спала две ночи, не раздеваясь.

Радио попросила «закрыть», — «нельзя икону вешать, если в избе радио». Не включали из уважения к гостье и телевизор. Ошеломляющий эффект произвел туалет — «дернул за веревочку, и ничего нету».

Все это рассказал мне по телефону из Абакана Олег Николаевич Чертков. Гостью свою он довез до Таштыпа на автобусе. Там она заночевала в лесхозе и знакомым путем, с авиаторами, добралась до геологов. «Козы и куры уже отвыкли от путешественницы, — написал Ерофей. — Мы помогли ей все погрузить в вертолет… Около месяца пустовала избушка». Ерофей сообщает еще, что база геологов закрывается, уже разобрали дома, вертолетом Ми-6 вывезли оборудование. Делалось все на глазах у Агафьи, и она понимает, конечно, что значит уход геологов — остается совсем одна. Обеспокоенные этим известием, явились на Абакан посланник родни из Шорни Анисим Никонович Тропин и разжалованный «муж» Иван Васильевич Тропин.

Первый в который раз уговаривал перебраться к родне, сказал, что приехал с этим в последний раз. Тропин-второй опять внушал серьезность намерений: «Хочешь, останусь тут, хочешь — переберемся поближе к людям». Отказала обоим: «Запасов много. Проживу, сколько богу будет угодно».

Николай Николаевич Савушкин сообщает, что с попутным авиарейсом тоже заглянул в таежную закуть — привез гостинцы, сена для коз.

Расспрашивая о путешествии к матушкам, задал вопрос: как живут, чем живут? Ответ был таков: «О бренном теле пекутся. О душе не думают».

Такие вести из тупика на конец осени.

 Фото автора. 7 ноября 1989 г.

Держаться за гриву

(Окно в природу)

Потрафляя моде на восточные символы, в году уходящем художники выбивались из сил — нелегко изобразить змею в привлекательном образе. Другое дело — год Лошади. Замечательное животное будет глядеть на нас с календарей, открыток, пластиковых сумок. С образом лошади легче связать представление обо всем хорошем, легче надеяться.

И уместно сегодня сказать хотя бы кратко о лошади — когда она стала другом людей, какова ее родословная, велико ли сегодня число лошадей на земле. Далекий предок лошади 60 миллионов лет назад был с небольшую собаку и жил в Америке. Посмотрите на этот снимок, и вы оцените механизм эволюции, вырастившей такое совершенство природы.

Лошадь является продуктом степных пространств, хотя при покровительстве человека хорошо чувствует себя в лесах и полупустынях. А якутская порода лошадок почти не нуждается в покровительстве — переносит большие морозы, сама добывает корм из-под снега.

Приручена лошадь примерно четыре с половиной тысячи лет назад на территории нашей страны, в южных русских степях. Долгое время предком домашней лошади считали лошадь Пржевальского. Однако генетика опровергла предположение — наследственный код у азиатской дикой лошади оказался иным, чем у всех пород лошадей, распространившихся на земле.

Предком домашней лошади теперь считают тарпана — мышастого цвета лошадку с короткой и жесткой челкой. Тарпан в степях Евразии был широко распространен. А в южной России в начале прошлого века табуны диких лошадей еще доставляли немало хлопот земледельцам, вытаптывая посевы и поедая сено в стогах. Распашка земель и преследование очень быстро положили конец родоначальнице нынешнего разнообразия лошадей. Последний тарпан погиб сто десять лет назад, в 1879 году.