Наталья Солей - Ход Корбюзье, или Шерше бlя femme Страница 34

– Вот-вот, вы меня понимаете. Это для многих странно, когда с уважением относишься к людям. А я ненавижу этот тезис – «people хавает». Не хочу жить и думать, а как бы вот так сделать, чтобы еще больше выдоить этих, которые хавают и хрюкают. Что дает человеку известность, построенная на невежестве?

– Деньги дает. Теперь весь мир так живет.

– Да не весь! Так живет мир желтой прессы.

– Согласен, на самом деле этот мирок не так уж велик, но он диктует свои законы, у него есть механизм навязывания стереотипов и создания поведенческого идеала, единого для всех. Навязать можно все, что угодно. Например, установку быть «как все», равняться на «звезд» – но не на настоящих, талантливых людей, а на тех, кто мгновенно добился известности, как правило благодаря большим материальным вложениям. Ничего, что у тебя пусто в душе, у «звезд» также пусто, но они же не унывают! Кто-то пьет, кто-то каждый день развлекается с красивыми девочками, кто-то с мальчиками, кто-то принимает наркотики. Они этого не стесняются, сообщают об этом, придумывают всякие глупости – за это их и любят.

– Это уже самое дно… Живопись – это все-таки не шоу-бизнес. Хотя раскрутка нужна и здесь.

– Она в любом бизнесе нужна. Просто, чтобы раскрутить абсолютную бездарность, нужен миллион, а таланту достаточно и сотни тысяч, а то и меньше. Этот закон я четко усвоил, издавая журнал.

– Вы даже там о себе не писали и журналистов избегаете, а при этом все вас знают и вы самый востребованный архитектор и дизайнер! – восхищенно сказала Аня.

– Ну, во-первых, я уже много лет этим занимаюсь, – смущенно ответил Володя. – Кому-то нравится, кому-то – нет. Я работаю с теми, кому нравится, дальше они меня рекомендуют другим. Так, по цепочке, заказов мне хватает. Больше чем достаточно. У меня нет никакой известности. Мне она не нужна. Я не хочу быть публичной персоной. У меня и времени на это нет. Но, повторяю, я начинал в другое время, а сейчас раскрутка стоит денег.

– Немалых. Я даже теперь подозреваю себя в том, что не последнюю роль в наших отношениях с Андреем сыграла его готовность вкладывать в меня любые деньги. Но это я сейчас стала понимать, а тогда была так счастлива… Замуж собралась – казалось, что по любви. Правда, больше все-таки думала, что это замужество подарит мне свободу заниматься искусством. В общем, сумасшедшее счастье и в карьере, и в личной жизни. Но сказок не бывает. Разве что в американских фильмах.

– Это те самые выводы, которые вы сделали сегодня ночью?

– И эти тоже.

– Значит, теперь вы считаете, что ваше замужество…

– Володя, какое замужество? О чем речь? Я переживаю за Андрея и всячески готова ему помочь, чтобы он был оправдан. Но я же не маленькая девочка. Если я не говорю обо всем вслух, то это не значит, что я не понимаю истинной причины его положения. У него была связь с Троцкой, для нее он забрал у мамы письма, самую дорогую реликвию нашей семьи. Он сделал свой выбор. Все, что произошло дальше, – лишь следствие его банальнейшего предательства. Надеюсь, его оправдают. Возможно, случится такое чудо, хотя это маловероятно, что и письма найдутся, – но после всего того, что произошло, я не смогу жить с этим человеком. Теперь я даже не знаю, любила ли я его. Мне кажется, любила, но какого-то другого человека, не того, который ради мимолетного увлечения смог меня предать. Во мне что-то сломалось – раз и навсегда. Прежних отношений между нами уже быть не может.

– Это может прозвучать очень эгоистично с моей стороны, но, Аня, я рад это слышать от вас. Понимаю, что вам сейчас тяжело, предательство трудно переживается. Но это пройдет. Я хочу, чтобы вы знали, что всегда можете на меня положиться. Во всем. Надеюсь, вы не отвергнете мою дружбу?

– Разве я давала повод так думать? Я с вами очень откровенна. Вы же видите, я говорю с вами как с близким человеком. Я чувствую, что вы, Володя… как бы это поточнее сказать? Я ценю вашу деликатность. Вы как-то умеете не переходить границ и не говорить лишнего. Володя, не торопите меня. Мне нужно время.

– Я это прекрасно понимаю. Буду ждать столько, сколько понадобится.

В это время у Ани зазвонил телефон. Это был Сиваков. Оказалось, что он уже приехал и ждет в офисе.

– Что ж, Аня, возвращаемся к насущным проблемам. Нам надо поторопиться!

Через несколько минут они были в офисе Сивакова. Там их уже ждали Отвагин и Мильман.

Сиваков с ходу стал рассказывать о том, что же ему удалось накопать в результате посещения дома Евтухова:

– Как вы все знаете, вдова отказалась беседовать со мной по телефону, и я решил поехать так, без приглашения. Ехал наудачу. И удача мне улыбнулась. Мне удалось там побеседовать с одним охранником. Василием зовут. Подъезжаю к огромной усадьбе и понимаю, что я туда ну никак не попаду. Забор, ворота, охрана – и вдруг из ворот мужик такой мощный выходит, с тремя собаками. Он их, оказывается, в лесу выгуливает. Я к нему. Даже придумывать ничего не пришлось. Он меня сразу определил и, оказалось, даже рад был увидеть. Сразу сказал: «Хоть вы, может, что-нибудь раскопаете! А то здесь что ни произойди – несчастный случай, и только». Я ему говорю: «Это вы аварию, в которой погиб Евтухов, имеете в виду?» – «Да, именно ее», – отвечает. «А вы считаете, – спрашиваю, – что это был не несчастный случай?» А Василий этот так прищурился: «Это как посмотреть. В результате, конечно, несчастный. Но не совсем чтобы случай». – «А поподробнее?» – спрашиваю. «Можно и поподробнее, – говорит. – Я их выгораживать не собираюсь». Я, конечно, интересуюсь: «Кого это – их?» – «Да, – говорит, – хозяйку и этого бедного родственничка, Константина Евграфовича. Пригрел покойный змею на груди. Она и ужалила».

Я уже чувствую – что-то интересное, явно. «Так что же случилось-то?» А он мне: «Случилось уже давно, как только Константин этот в нашем доме появился. Весь такой скромненький, в глаза всем заглядывал. Обычный голодранец. Прям с поезда ему наш хозяин Николай Николаевич, непонятно за какие заслуги, сразу и жилье в гостевом домике, и работу личным секретарем. А тот и отблагодарил, наградил благодетеля такими рогами, что он за люстру ими цеплялся». – «И долго этот соблазнитель у вас жил?» – спрашиваю. «Два года, – говорит. – Он и сейчас живет, только вот куда-то пропал. Второй день его нет. Не приходит ночевать. Там и хозяйка хороша. Ее и соблазнять не надо было. Висла на нем, как сопля». Ну, я, естественно, интересуюсь: «Так они что, подстроили аварию Евтухову? Есть какие-то доказательства?» – «Доказательств, – говорит Василий, – никаких нет. Ничего они не подстраивали, и тормоза в порядке, и вся машина была исправна. Они ж не дураки. На себя ничего не взяли. Только в последнее время хозяин пил очень много – с тех пор, как Лариска стала бегать в домик к этому нахлебнику. Дом забросила, детей все время в какие-то пансионаты отправляла, с ума сошла баба, ни на что внимания не обращала, только кричала, как мартовская кошка, по ночам». – «Страсти-то какие, – говорю, – а что этими ночами хозяин-то делал?» А тот отвечает: «Да он все уезжал куда-то. Тоже, видать, кого-то себе завел. Ну, он мужик был видный. У него всегда были какие-то шашни, но он же их в дом не приводил. Дом есть дом. Это семья, а здесь не пойми что получилось». Ну, я ему: «С этим понятно, а какое это имеет отношение к аварии?»

И вот тут он мне и рассказал. «В тот день, – говорит, – хозяин крепко поругался с хозяйкой. Что-то он там купил без ее ведома, она узнала, но потом они начали выяснять отношения. Слово за слово, а он был в сильном подпитии. Она кричит ему, дескать, пошел вон из моего дома. Он говорит, ну и пойду, мне есть куда. Пойду туда, где мне всегда рады. Он на ногах еле стоит, а она ему кричит, чтобы он катился к черту. Он еле добрел до гаража. Константин этот выскакивает, а хозяин ему заявляет: „Ты иди к себе, не беспокойся. Я один поеду“. Тот сильно не настаивал. Так, для проформы, сказал: „Николай Николаевич, вы ведь выпили, может, не стоит?“ А хозяин отвечает: „Не там ударение ставишь! У меня все очень даже стоит – и здесь мне делать нечего!“ Так и отошел, слова больше не сказал».

«Я, – говорит Василий, – не выдержал, подошел, говорю: „Останься, Николай Николаевич, проспишься и поедешь“. А тот ему отвечает: „Секунды не могу здесь больше находиться. Отпусти. А то сейчас я за себя не ручаюсь“».

И поехал. А буквально через полчаса, говорит, позвонили и сообщили – нет уже на свете нашего кормильца. Вот так. Довели, говорит, мужика до смерти и прекрасно себя чувствуют. В ту же ночь они уже в ее спальне кувыркались. Тело мужа еще не остыло, а она уже в их общей постели с этим прощелыгой, из-за которого все и произошло.

Правда, Василий сказал, что в последние дни хозяйка какая-то нервная стала. Мечется по дому. Вытащила огромную коробку кассет и все их пересматривает. Может, что там увидела. Что за кассеты, он не знает.