Наталия Терентьева - Чистая речка Страница 34

– Да.

– Нет, ты что? За меня пострадаешь? Зачем тогда я все это делал?

– Я скажу, что это не я, но для меня по глупости украл один мальчик. А какой – не скажу. Или нет. Я лучше скажу, что мальчик меня ревновал, думал, что это мое пальто, и решил его спрятать. Из вредности. Вот так. А вчера меня в школе не было, я ушла по делам, поэтому так все затянулось. А так бы мы сразу вернули. Складно и неправдоподобно.

– Ты так иногда говоришь, Руська… – протянул Веселухин. – Как в телевизоре.

– И ты тоже, Веселухин, иногда говоришь, как в телевизоре. Только другой персонаж.

– Что, я для тебя тупой, да? – спросил Паша, поразив меня своей проницательностью.

Я не стала отвечать.

– Так, стой тут, – я показала ему на большое дерево у дома напротив Машиного. – Телефона у меня нет, потом пойдем на рынок, купим.

– Я куплю тебе телефон! – тут же вызвался Паша.

– Разберемся, – кивнула я. – Ты только ничего больше для меня ни у кого не отбирай, ага?

– Ага, – вздохнул Веселухин.

Я, неожиданно для самой себя быстро перекрестившись, зашла в калитку, звонка у них не было. Постучала в дверь. Пока ждала, что мне откроют, огляделась. Уже вечерело. В доме загорелся свет. В саду было так хорошо. С одной яблони еще не собрали яблоки, и они не попа́дали – самые крепкие, круглые, с красными бочками яблочки держались на ветках. На пожухлой траве было тоже много яблок. Дорожки усыпаны листьями. Вдалеке я увидела бочку, разрисованную красками – с глазками, улыбкой… Наверно, Маша разрисовала.

Дверь открылась.

– А! – коротко сказала Машина мама, увидела у меня в руках пакет, в котором виднелась куртка, взглянула на меня, молча взяла пакет и закрыла дверь.

Я так и осталась стоять под дверью. Постучать? Объяснить? Машина мама через некоторое время снова открыла дверь:

– Я думала, что я жестокая и несправедливая, что не разрешаю Машке с тобой общаться. Просто я что-то сразу в тебе почувствовала. И была права. Чтобы ни разу, ни полраза к ней не подходила на пушечный выстрел, ясно?

Я кивнула. Не было никакого смысла говорить, что я тут ни при чем. Еще хуже бы было. Может быть, когда-нибудь все переменится, но не сейчас. Все поправимо, кроме смерти. Я это точно знаю и любому могу объяснить.

Я шла по дорожке к калитке, и у меня было четкое ощущение, что кто-то смотрит на меня из окна. Ну кто? Маша, конечно. На дорожке сидел белый пушистый кот с рыжими подпалинами и смотрел на меня долгим взглядом ярко-оранжевых глаз.

– Я не виновата ни в чем, – негромко сказала я коту.

Тот, распушив огромный хвост, не оборачиваясь на меня, грациозно пошел по тропинке к бочке, коты не бегают по траве, тем более по грязной земле, боятся замочить и испачкать лапы.

– Что? Что тебе сказали? – увидев меня, Веселухин тут же выскочил из-за дерева.

– Сказали, какой хороший мальчик, пусть еще что-нибудь сопрет.

– Что, так и сказали? – удивился Паша.

Я лишь вздохнула. Отсутствие чувства юмора – практически непреодолимое препятствие, чтобы мне полюбить кого-то. Вот у того актера в кино, хоть он и мог бы быть моим отцом или даже дедушкой – не знаю точно, сколько ему лет, такое чувство юмора…

Я знаю, что сценарии пишут другие люди, а актеры только произносят чужой текст. Но произнести можно по-разному! Тот актер говорит ничего не значащие слова, совсем несмешные, если их прочитать, но это так смешно, и не просто смешно, а светло. Ведь смешно бывает и от очень неприличных вещей. Рисуют попу и смеются. Дашка рассматривает, как неудачно, по ее мнению, скроены половые органы у Артема, и потом лопается от стыда и смеха, рассказывая это. И так далее.

А тот актер и рож никаких не корчит, и ничего неприличного не говорит, но я всегда смеюсь, и потом мне на душе становится ясно и легко. Хотя сам сериал очень глупый, ни о чем, о ненастоящей какой-то жизни, ненастоящих людях, у которых нет проблем, и они сами их себе придумывают и долго-долго о них говорят.

– Паша, пообещай мне, что больше ничего для меня лично ты красть не будешь, хорошо? И лучше вообще не кради. Ты помнишь вторую дорогу на развилке перед поворотом к нашему детскому дому, знаешь, куда она ведет, да?

– Знаю, – пробурчал Паша. – Только я не попадусь.

– Конечно! Ты не такой дурак! Там сидят дураки, а ты самый умный. Украл у Маши куртку и спрятал ее в шалаше, про который никто, ну никто не знает! А в школе мне теперь как быть? Подумали на меня, не на тебя. Ты, кстати, на каком уроке ее спер?

– На последнем, просто перед Машкой пробежал, взял и быстро в пакет положил. Я пакет, знаешь, сколько такой большой искал! – горделиво сказал Веселухин.

– М-м-м… – я покачала головой. – Да ты что! Смотрите, какой Паша молодец! И где же ты его нашел?

– Не надо так со мной разговаривать, – процедил Паша. – У меня и гордость есть. Пакет я у физкультурника попросил. В нем мячи лежали.

– Мальчики – дебилы, – подытожила я. – Не только ты, не переживай. Отставание на пять лет. Нет, на семь. У тебя разум как у Васи, Любиного друга, а ему семь лет. А он сам – как новорожденный. Зубы, кстати, тоже не любит чистить, как и ты. Пообещал Любе, что на Новый год обязательно почистит, сделает ей подарок.

Веселухин не нашелся что сказать. Шел, грустный, рядом, и только очень серьезно взглядывал на меня время от времени. Как же он мне нравится, когда молчит. Но ведь так нельзя? Нельзя же только любоваться мальчиком и целоваться с ним все свободное время?

В школу идти было практически бесполезно – шестой час, вряд ли Серафима сидит в школе так поздно. Она обещала меня прикрыть, почему-то я поверила ей. Я хотела, чтобы она уже сегодня узнала, что все нормально, куртка нашлась. У меня было ощущение, что Машина мама не станет звонить Серафиме, не такой она человек. Ну что, завтра собирать в школе линейку (наш директор любит такие линейки, на которых вручают грамоты и обычно говорят о чем-то хорошем), заставлять Пашу выйти вперед и перед всеми сказать, что украл он, по глупости, а вовсе не я?

Я подумала, не посоветоваться ли мне со священником, как поступить в такой странной и сложной ситуации… Но представляю, что бы подумал отец Андрей, услышав эту странную и путаную историю, особенно после того, как я почему-то очень боялась, чтобы они не решили, что я могу у них что-то взять. Сама не знаю, откуда у меня тогда появилась эта навязчивая мысль. Ведь я еще не знала, что произошло. А Паша к тому времени уже украл пальто. И я как-то почувствовала это – ведь люди-то другие уже думали, что я – воровка.

– Паш, как мне теперь в школе быть, не подскажешь? – спросила я своего кавалера, который ненароком опять взял меня за руку.

Паша только отмахнулся и выматерился. А мне сразу его рука показалась липкой и холодной. И даже не из-за мата. Я освободила руку.

– Да пожалуйста, пожалуйста! – стал горячиться Веселухин. – Я завтра всем скажу, директору скажу, Серафиме…

– Еще Песцову скажи лично, – подсказала я. – А то ему очень беспокойно рядом со мной на английском сидеть. Вдруг украду у него что-нибудь. Новые штаны. Или линейку с калькулятором. Нет, лучше все-таки айфон. У меня же нет теперь телефона.

– А че это ты с ним рядом? – тут же вскинулся Паша.

– Нас посадили вместе как самых сильных учеников.

– Не Машку?

– Нет. Она английский не любит. Я тоже не люблю, но у меня получается хорошо.

– Я понял… – протянул Паша, глядя на меня и явно думая о чем-то другом.

И мне тут же стало горячо и неловко. Я снова высвободила руку. Кажется, что-то есть, что сильнее меня, – но это же внутри меня самой? А что тогда – «я»? Ведь то, что сильнее меня, мне не очень нравится. Значит, я не нравлюсь самой себе? Как интересно бывает. Получается, внутри меня как будто два человека – одному нравится Веселухин, а другому от этого грустно, потому что он понимает, что Паша – не мой человек.

Мы подошли к школе. Серафимино окно было темное. Но зато у лестницы стоял Виктор Сергеевич, наш тренер по танцам. Он сам себя называет тренером, потому что раньше работал с бальниками, которые выступают на соревнованиях, как спортсмены.

– Руся! – крикнул он. – Ну-ка иди сюда, на занятиях почему не была сегодня? Какие-то слухи по школе…

– Виктор Сергеевич… – я подошла к тренеру поближе, чтобы не перекрикиваться на весь двор. – У меня обстоятельства. А слухи… Не верьте им, пожалуйста. Вот Паша знает, что я тут ни при чем. Это была просто глупая шутка. Случайность. Ошибка.

Вообще-то это три разные вещи, но Виктор Сергеевич спокойно кивнул:

– Да я так и знал! Ни секунды не поверил.

– Это я взял куртку, – неожиданно сказал Веселухин. – Чтобы…

Я дернула его за руку.

– Он думал, что это моя куртка, нам кучу разных вещей привезли. Он не знал… Хотел просто похулиганить, мстил мне, у нас с ним сложные отношения. Да, Паш?